Эти слова – квинтэссенция истребительной политики, проводившейся нацистами по отношению к населению оккупированных областей.
С самого начала войны немецким войскам было разрешено совершать любые преступления против жителей оккупированных территорий. Одним параграфом указ «О военном судопроизводстве» освободил немецких военнослужащих от ответственности за убийства и изнасилования; другим лишил всяких прав оказавшихся под оккупацией советских граждан. Теперь их можно было произвольно расстреливать за любой реальный или мнимый проступок.
После начала войны германское командование стало выражаться еще более откровенно. «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны, – говорилось в одном из обращений к солдатам вермахта. – Уничтожь в себе жалость и сострадание – убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик – убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки».[343]
Неудивительно, что с первых же дней войны войска вермахта проявляли должную беспощадность по отношению к мирному населению. «Захват сел и городов обычно начинается с постройки виселиц, на которых германские палачи убивают первых попавшихся под руку мирных жителей. При этом фашисты оставляют виселицы с повешенными на много дней и даже на несколько недель. Так же они поступают с теми, кого расстреливают на улицах городов и сел, оставляя трупы по многу дней неубранными», – доносила в Москву партизанская разведка.[344] А один из германских генералов в докладе командованию так объяснял действия своих подчиненных:
Немецкий солдат не может рассматривать обитателей этой страны как равных… С этим связаны частые пожары и разрушения в городах – слишком частые и слишком обширные, по сравнению с Польшей и Францией.[345]
Действительно: человек не может рассматривать животных как равных, а советские недочеловеки – это почти что животные. «Письма, доходящие до нас с фронта, – вещали радиоприемники по всей Германии, – свидетельствуют, что в этой борьбе на Востоке не один политический строй сражается против другого, не одно мировоззрение против другого, а культура, цивилизация и человеческое достоинство борются против дьявольских принципов недочеловеков». [346]
Впрочем, что – животные! Русские гораздо омерзительнее. Под Херсоном осколком артиллерийского снаряда была убита собака командира разведывательного батальона лейбштандарта СС штурмбаннфюрера Мейера. За свою собаку Мейер отомстил как за истинного арийца: согнал свыше тридцати местных жителей на площадь и лично их расстрелял.[347] Разве собака арийца не ценнее русских свиней?
Проходя через деревню близ Велижа, солдаты одного из подразделений 11-го полка 14-й моторизованной дивизии решили немного развлечься. Под командованием своего обер-лейтенанта они согнали из ближних домов жителей, в том числе женщин и детей, и бросили их в реку. В тех, кто не тонул, бросали камнями, в тех, кто пытался уплыть, – стреляли. Не уцелело никого.[348]
Под Брянском, увидев наступающих немцев, население деревни Большая Березка спряталось в лесу. Им было приказано возвратиться. «150 стариков, женщин и детей возвратилось домой. После этого согнали их в колхозные амбары, перекололи всех штыками и перебили прикладами. 11 детей в возрасте 12–13 лет закопали живыми в землю».[349]
Когда немцы ворвались в город Остров, они развлекались расстрелами мирных граждан. «Немцы согнали несколько десятков женщин и детей на огород и неожиданно стали расстреливать их из автоматов, – рассказывал позднее пробившийся к своим офицер Чеботарев. – Затем туда же привели еще двадцать пять женщин и тоже расстреляли их. Все это я видел своими глазами, находясь в укрытии возле этого огорода».[350]
Солдаты, развлекавшиеся под Велижем, Брянском и в Острове, и многие сотни тысяч, подобных им, были нацистской расой господ. «Мы создадим человека нового типа, расу господ и породу вице-королей», – сказал по этому поводу Гитлер и, словно спохватившись, добавил: «Естественно, не может быть и речи об использовании людей этого типа на Западе!».[351] Оговорка эта была весьма важной: раса господ на Востоке творила такие преступления, что, сотвори они хоть что-нибудь, отдаленно похожее на Западе, этот ужас европейцы запомнили бы навсегда.
Когда фронт уходил вперед, жителям оккупированных районов могло поначалу показаться, что самое страшное уже позади. Части вермахта уходили дальше, и можно было надеяться на то, что все произошедшее – массовые изнасилования, расстрелы и грабежи – были лишь неизбежными на войне эксцессами. Что на смену военному хаосу придет какой-никакой, а порядок.
Порядок действительно пришел – но это был
Согласно предвоенным разработкам вся полнота военной и оккупационной власти на захваченных советских территориях вначале передавалась армейскому командованию. Командующие оперативным тылом групп армий назначались лично фюрером и действовали в соответствии с его директивами, переданными через начальника штаба ОКВ. Их обязанности заключались в обеспечении безопасности оккупированной территории.[352]
Одним из этих людей стал генерал пехоты Карл фон Рок, возглавивший оперативный тыл группы армий «Юг». 14 июля он издал приказ, согласно которому всех мужчин на оккупированной территории следовало заключать в лагеря для военнопленных.
Военнослужащих Красной Армии, которые в гражданской одежде бродят по дорогам боевых действий и прежде всего шатаются в больших городах, необходимо задерживать… С пойманными следует обращаться как с военнопленными… Там, где гражданские лица отрицают свою принадлежность к Красной Армии, с ними следует обращаться как с партизанами.[353]
Подход был таков: если пойманный мужчина призывного возраста не признавал себя солдатом Красной Армии, его расстреливали как партизана; если признавал – бросали в лагерь. Впрочем, многие германские генералы в приказах высказывались гораздо более откровенно, чем фон Рок. «Всех мужчин, способных носить оружие, задерживать и отправлять на сборные пункты военнопленных», – приказывал командир 18-й танковой дивизии генерал-майор Вальтер Неринг.[354] Благодаря этому новшеству число военнопленных в отчетности ОКВ постоянно росло, вызывая восторгу геббельсовских пропагандистов. Невозможно подсчитать, сколько мирных жителей было загнано в лагеря военнопленных; однако только в одном Минском лагере на 100 тысяч пленных солдат и командиров, по немецким данным, приходилось 40 тысяч гражданских «в возрасте от 15 до 50 лет».[355] А всего за шесть месяцев сорок первого года, насколько можно судить по косвенным данным, в лагеря для военнопленных было брошено более миллиона гражданских лиц, большинство которых там и погибло.
Таковы были первые действия оккупационных властей.
Однако поначалу не все офицеры вермахта понимали, что на Востоке ведется особая,
Кроме того, в некоторых оккупированных районах вместо поголовного заключения в лагеря всех трудоспособных мужчин были применены более дифференцированные подходы. Например, командующий 26-м армейским корпусом генерал Альберт Водриг распорядился разделить население на подведомственной ему территории по трем категориям.
В первую входили государственные и партийные деятели, члены местных и районных Советов народных депутатов и «лица, внесенные в списки партизан». При выявлении их немедленно расстреливали.
