что вывезти 1,5 миллиона человек из моего рейхскомиссариата в Германию невозможно без применения германской администрацией определенной суровости… В своем распоряжении от 20 мая 1942 г. я предложил, чтобы на лесистых территориях северной Волыни, где дело дошло до открытого сопротивления вербовочной комиссии, были использованы для поддерждания германского авторитета средства принуждения вплоть до сожжения хозяйств».[530]
По городам и поселкам шли облавы; немцы называли их «охотой за черепами». Людей ловили на рынках, на улицах, в церквах. «Жестокая и безжалостная охота за людьми… ведется везде: в селах, в городах, на улицах, площадях, железнодорожных станциях и даже церквах, по ночам в жилых домах, – с ужасом писал один из представителей коллаборационистских органов. – Всякий подвергается опасности быть схваченным в любом месте и в любое время полицейскими внезапно и неожиданно и быть привезенным на сборный пункт. Никто из его родных не знает, что с ним случилось, и только по прошествии недель или месяцев тот или иной из схваченных имеет возможность сообщить о себе почтовой открыткой».[531]
Тех, кто пытался убежать, расстреливали, остальных сгоняли в какое-нибудь здание побольше – ждать отправки в Рейх. На станции Виры в облаву попалась девушка Прасковья Ширнова, ставшая свидетелем страшной, но обыденной сцены. «Одну женщину-инвалида (она не двигалась) привез ее брат на тачке к коменданту, чтобы ее дочку не увозили в Германию, потому что за больной мамой некому ухаживать. Комендант выслушал переводчицу и переспросил: это за ней некому ухаживать? Сидя в кресле, поднял автомат и расстрелял несчастную. А потом продолжил: вот и не надо больше ухаживать. А дочь должна работать на великую Германию».[532]
Полицейские окружали деревни и забирали всех работоспособных людей. При малейшем намеке на сопротивление – убивали всех. 5 февраля 1943 года каратели сожгли белорусское село Жаулки, убив 512 человек. В двух километрах от Жаулок стояла деревня Кудиновичи. Если не найдутся добровольцы для работы в Рейхе, сказали крестьянам, вас ждет та же участь, что и соседей. Естественно, «добровольцы» нашлись.[533]
К вербовке остарбайтеров привлекались части СС; в одной из инструкций, посвященных набору рабочей силы, внимание эсэсовцев обращалось на то, что «если есть необходимость, следует сжигать деревни, все население должно быть предоставлено в распоряжение начальника по набору рабочей силы.
Очень часто между «набором добровольцев для работы в Рейхе» и карательными операциями невозможно было найти отличия. «В результате мер по набору рабочей силы, – подводил печальный итог Розенберг, – целые области стали безлюдными».[535]
Однако, несмотря на все усилия подчиненных Заукеля, лето 1942 года оказалось для них не слишком удачным. Планы вербовки не выполнялись; население любыми способами пыталось избегнуть отправки в Рейх, партизаны нападали на эшелоны и освобождали угнанных. А главное – еще не был отлажен сам механизм «набора добровольцев». Это позднее облавы и массовые операции в сельской местности будут проводиться со все более возрастающей эффективностью, а пока все расположенные в тылу немецкие части брошены на фронт. Там, на огромных степных просторах южной России развивается наступление, которое положит конец большевистскому государству. Русские не в силах противостоять войскам вермахта, рвущимся на Сталинград и на Кавказ. Победа близка! Но немецкие тыловые части слишком малочисленны, чтобы массово угонять «добровольцев» в Рейх, а коллаборационистские формирования еще не прошли должной выучки. Лишь отборные батальоны «вспомогательной полиции» можно без опасений использовать в этих полукарательных операциях; остальных нужно еще натаскивать на кровь…
Казалось, что утвержденные фюрером планы вербовки будут все-таки сорваны; тут, однако, подчиненным Заукеля пришла в голову счастливая мысль. После взятия Керчи в городе немедленно открылась «служба труда». Это было обычной практикой; однако на сей раз вербовщики не смогли собрать даже минимального урожая. Население, включая женщин и детей, пряталось в каменоломнях, а тех, кто спрятаться не успел, уже угнали в лагеря военнопленных – согласно приказам армейского командования военнопленными считались не только военнослужащие, но и все лица мужского пола, кроме маленьких детей и глубоких стариков.
Созданный под Керчью лагерь для военнопленных представлял собой печальное зрелище. На огороженное колючей проволокой пространство были согнаны десятки тысяч красноармейцев и местных жителей. Раздетые и разутые, люди умирали от холода и голода. Рядом с живыми лежало множество трупов, которые не убирали по нескольку дней. Жителей, передававших пленным пищу и хлеб, избивали, а военнопленных, пытавшихся взять передачи, расстреливали.[536]
На смену умершим гнали новых пленных. Жители Керчи в ужасе наблюдали, как конвоиры пристреливали тех, кто не мог идти от истощения или болезней. Вся дорога от переправы до города расстоянием 18–20 километров была усеяна трупами красноармейцев. [537]
В Севастополе, после долгой осады взятом войсками генерала фон Манштейна, вербовщики Заукеля также не смогли выловить достаточно людей. Зато уцелевших жителей города массово уничтожали военные: расстреливали, вешали, топили в море. «Находясь в Севастопольском порту, я видел, как в порт на автомашинах большими партиями привезли мирных граждан, среди которых были женщины и дети, – вспоминал один немецкий обер-ефрейтор. – Всех русских погрузили на баржу. Многие сопротивлялись, но их избивали и силой заставляли входить на суда. Всего было погружено около 3000 человек. Баржи отчалили. Долго над бухтой стоял плач и вой. Прошло несколько часов, и баржи пришвартовались к причалам пустые. От команды этих барж я узнал, что всех выбросили за борт».[538]
Территориальному уполномоченному по трудоиспользованию было очень неприятно смотреть на то, как военные уничтожают тех, кого можно отправить на каторжные работы в Рейх. В лагерях под Керчью в ужасающих условиях погибало не менее 150 тысяч пленных; если бы хотя часть из них отдали вербовщикам, план набора рабочих был бы перевыполнен…
Эта великолепная идея пришлась по вкусу Заукелю. 26 мая генеральный уполномоченный отправился в поездку по Украине. Посетив Киев, Днепропетровск и Николаев, он прибыл в Полтаву. Полтава была главной целью поездки Заукеля: в этом городе располагался штаб группы армий «Юг». Командующий группой армий фельдмаршал фон Бок любезно принял генерального уполномоченного; однако просьба передавать некоторую часть пленных для отправки в Рейх не вызвала у военных особого энтузиазма. Армейское командование упирало на то, что нужды вермахта в рабочей силе уже не покрываются в достаточной мере; Заукель указывал на важность и неотвратимость поставленной самим фюрером задачи вербовки рабочей силы для Рейха. Возразить на столь весомый аргумент было нечем.[539]
(Если бы армейское командование не вымаривало военнопленных голодом, недостатка рабочей силы бы не возникало. В то время, когда в штабе группы армий «Юг» принимали Заукеля, в лазарете лагеря в Острогожске Воронежской области больным «утром и вечером давали несколько ложек теплой воды с просом или ржаной мукой. Иногда варили дохлую конину, издававшую зловоние. Врач лагеря Штейнбарх заявлял: „Для русских собак это мясо вполне хорошего качества“.[540] )
Военнопленные составили значительную долю вывозимых в Рейх; однако еще больше вывозили гражданских. От массовых мероприятий по вербовке – то есть облав – никто не собирался отказываться.
Весной 1943 года в Орле объявили о вывозе в Германию всего женского населения от 16 до 26 лет. Для женщин это стало страшной трагедией; всеми силами они пытались избежать угона в Рейх. «Девушки, для того чтобы не уехать в Германию, перед их освидетельствованием на медицинской комиссии, курили чай,
