Нам не пристало занимать ту или иную позицию в споре, в котором лишь немногие специалисты пришли к одинаковым заключениям. Достаточно вспомнить, что, вопреки всем надеждам, так и не удалось доказать историчность некоторых событий, имеющих для религии Израиля первостепенную важность, что, впрочем, вовсе не говорит об их внеисторичности. Но действительные события и персонажи столь мощно наделялись парадигматическими чертами, что в большинстве случаев уже не удается установить меру их изначальной реальности. Нет оснований сомневаться в реальности персонажа, известного под именем Моисея, но его подлинная биография и черты характера ускользают от нас. Благодаря тому простому факту, что он сделался фигурой харизматической и легендарной, вся его жизнь, начиная с чудесного спасения в корзине из папируса, оставленной среди нильских тростников, стала описываться по образцу жизни других «героев» (Тесея, Персея, Саргона Аккадского, Ромула, Кира и т. д.).
Имя Моисея, как и имена остальных членов его семьи, имеет египетское происхождение. Оно содержит элемент '
Что же касается исхода из Египта, то он предположительно отражает реальное историческое событие. Речь, однако, идет не о целом народе, а всего лишь об отдельной его группе, руководимой Моисеем. Другие группы уже начали более или менее мирное проникновение в Ханаан. В дальнейшем исход стал рассматриваться всей совокупностью израильских племен как один из эпизодов их священной истории. Для нашего изложения важно, что именно исход из Египта стал связываться с празднованием Пасхи. Иначе говоря, одно из архаических жертвоприношений, характерное для пастухов-кочевников и в течение тысячелетий практиковавшееся предками израильтян, подверглось переоценке и было включено в 'священную историю' яхвизма. Ритуал, неотъемлемый от космической религиозности (пастушеский праздник весны), был истолкован как память об историческом событии.
§ 59. 'Я есмь сущий'
Будучи овечьим пастухом у своего тестя, Иофора, священника мадиамского, Моисей забрел однажды далеко в пустыню, к подножию 'Божьей горы' Хорив. Там он увидел 'пламя огня из среды тернового куста' и услышал, что кто-то зовет его по имени. Через несколько мгновений ему явился Бог, сказавший: 'Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова' (Исх 3:6). Однако Моисей почувствовал, что столкнулся с неведомой ипостасью божества или даже с новым Богом. Он принял повеление отправиться к детям Израиля и сказать им: 'Бог отцов ваших послал меня к вам'. А они скажут мне: 'Как ему имя?' Что сказать мне им?' Тогда Бог сказал Моисею: 'Я есмь сущий
Это имя стало предметом множества толкований.[399] Ответ Бога довольно загадочен: в нем содержится намек на способ его существования, но не на его личность. Используя современную лексику, можно сказать, что божественное имя свидетельствует о полноте бытия его владельца. Однако Яхве провозглашает, что является Богом Авраама и прочих патриархов, и это уподобление и по сей день принимается теми, кто претендует на авраамическое наследие. Фактически же возможно усмотреть некую преемственность между 'Богом отца' и тем Богом, что явился Моисею. Как уже отмечалось, 'мы имеем прежде всего дело с тем фактом, что яхвизм зародился в среде пастухов и развивался в пустыне. Возврат к яхвизму в чистом виде представлялся как возвращение в пустыню: именно таков был кочевнический идеал пророков'.[400] Подобно 'Богу отца', Яхве не привязан к какому-то определенному месту; кроме того, Он состоит в особых отношениях с Моисеем как лидером определенной группы людей.
Но показательны и различия между обоими божествами. Если 'Бог отца' безымянен, то Яхве обладает собственным именем, которое отражает Его тайну и Его трансцендентность. Отношения между божеством и его приверженцами тоже изменились: речь идет уже не о 'Боге отца', но о 'народе Бога'. Идея богоизбранничества, содержавшаяся в сделанных Аврааму обетах (Быт 12:1–3), уточняется: Яхве называет потомков патриархов 'моим народом'' по выражению Р. де Во, они являются его 'личной собственностью'. По мере уподобления 'Бога отца' Богу Элу, Яхве также идентифицируется с ним. Он заимствует у Бога Эла его космическую структуру и принимает титул Царя. 'Из религии Бога Эла яхвизм заимствовал также преставление о божественных царедворцах,
Суть откровения сосредоточена в Десяти заповедях (Исх 20:3-17, 34:10–27). В теперешней своей форме этот текст не может датироваться эпохой Моисея, но главнейшие из заповедей, несомненно, отражают дух раннего яхвизма. Первая из них, гласящая 'Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим', показывает, что здесь не идет речь о монотеизме в строгом смысле слова — существование других богов не отрицается. В победном гимне, звучащем после перехода через Чермное море, Моисей восклицает: 'Кто, как Ты, Господи, между богами?' (Исх 15:11). Но Он требует абсолютной верности, ибо Яхве — 'Бог ревнитель' (Исх 20:5). Борьба против лжебогов начинается сразу же после перехода через пустыню, у горы Ваал-Фегор. Там дочери Моава склоняют израильтян к жертвоприношениям своим богам. 'И ел народ жертвы их и кланялся богам их' (Числ 25:2 и сл.), навлекая на себя гнев Яхве. Для Израиля эта битва, начавшаяся при Ваал-Фегоре, длится и по сей день.
Нетрудно уловить и смысл второй заповеди: 'Не делай себе кумира…'. Речь идет не о запрете культа идолов: известно, что эти «кумиры», обычные в языческих культах, были всего лишь вместилищами божественности. Вполне возможно, что суть данной заповеди заключается в запрете изображения Яхве в виде культового объекта. Подобно тому, как Яхве не имел «имени», он не должен был иметь и «кумира». Избранным Бог являлся непосредственно, воочию; остальные получали о Нем представление по Его деяниям. В противоположность другим божествам Ближнего Востока, являвшимся не только в человеческом, но и в зверином или космическом обличье, Яхве представляется исключительно антропоморфным. Но он может равным образом прибегать к космическим эпифаниям, поскольку весь мир — Его творение.
У антропоморфизма Яхве — двойной смысл. С одной стороны, Яхве обладает специфическими человеческими достоинствами и недостатками: Он сострадает и ненавидит, радуется и печалится, прощает и карает. Однако Он не выказывает слабостей или пороков, о которых рассказывает Гомер, Он не потерпит, чтобы Его осмеивали, в отличие от некоторых олимпийцев.[402] С другой стороны, положение Яхве не отражает, подобно ситуации большинства божеств, положение человека в мире. У Него нет семьи, а лишь только небесные царедворцы. Яхве одинок. Следует ли усматривать еще одну черту антропоморфизма в том факте, что Он требует от своих приверженцев абсолютного послушания, уподобляясь восточному деспоту? Нет, речь идет скорее о вполне человеческом стремлении к абсолютному совершенству и чистоте. Нетерпимость и фанатизм, характеризующие пророков и проповедников трех монотеистических религий, находят свой образец и оправдание в характере
