— Что за чушь?
— Сеня, Варежка беременна и хочет рожать.
— То есть как рожать? Когда? А мой фильм? Об этом не может быть и речи! В конце концов, где была бы эта Варежка без меня? Ничего, у нее уже есть сын, и хватит с нее!
— Сеня, сколько бы ты ни орал, она все равно родит. Делать аборт уже поздно. Но ты же знаешь, в кино всегда можно как-то скрыть беременность, я внесу кое-какие изменения в сценарий, а работать она готова…
— Это что, героиня будет с пузом?
— Ну, пока никакого пуза еще нет, заметно еще нескоро будет… А хорошие костюмы на что? Короче, она сказала: если Семен Романович не согласится снимать меня беременную, я буду вынуждена отказаться от роли.
— Ишь как она заговорила, наглая девка!
— Сеня, что ты шумишь? У нас нет своих детей, Варежка нам как дочь, разве нет? А теперь у нас будет внук или внучка.
— А отец у этого внука будет?
— Боюсь, что вряд ли.
— А от кого она это чадо прижила?
— От Стаса, от кого же еще!
— А он что, не хочет ребенка? — поразился Семен Романович.
— Он пока не знает. Они в ссоре, но она так его любит, что хочет ребенка во что бы то ни стало.
— Ну так ты ему скажи, большое дело!
— Между прочим, именно благодаря Варежке этот мерзавец Шевелев забрал заявление.
— Ну и слава богу! А то накинулись на парня, травлю затеяли, хрен знает что! Может, теперь уймутся…
— А ты в курсе, что Кружков отказался снимать Стаса и Ваганьков тоже?
— Серьезно? Я не знал… Слушай, это плохо… Он может совсем пропасть. Такой талант… Надюха, а давай возьмем его на роль Муратова, а?
— Но Муратов же сугубо отрицательный герой… Хотя это может получиться очень интересно… и неоднозначно… Стас такого еще не играл…
— Да он тебе хоть Джульетту сыграет! — воодушевился Семен Романович. — Я как-то не думал о нем в этой связи, но это будет потрясающе! Надюха, я гений!
— Ты, конечно, гений, Сенечка, но как отнесется к этому Варежка?
— А мне плевать, как она отнесется! Я режиссер, а она пока не Мерил Стрип, чтобы диктовать мне условия! К тому же, работая вместе, может, они наконец помирятся? Артисты, блин!
Утром Семен Романович позвонил Стасу. Трубку взял отец, Илья Геннадьевич.
— Семен? Рад слышать!
— Илюха, а где твой сын? Почему ты отвечаешь по его мобильнику? В запое, что ли?
— Нет, в депрессии. У него неважные дела, Сеня.
— Да знаю я… Ничего, все поправимо. Вот, хочу предложить ему главную роль в своем новом фильме. Полный метр, роль интереснейшая, ее должен был играть Некрасов, но он заболел, и я подумал о Стасе. Он такого еще не играл.
— Сеня, не знаю даже, как тебя благодарить…
— Погоди, может, он еще не согласится, кто его знает, он же малый с характером. Короче, мне надо с ним поговорить!
— Сеня, давай он тебе перезвонит. Надо его встряхнуть немного, а то…
— Ладно, но передай, что долго я тянуть не могу, у меня героиня беременна, надо спешить.
Стас перезвонил через два часа.
— Семен Романович…
— Стас, дружище, ты согласен?
— Согласен, конечно.
— Может, сперва прочтешь сценарий?
— Сценарий, конечно, писала тетя Надя?
— Разумеется.
— Так чего раздумывать? Тем более сейчас это единственное предложение, — горько усмехнулся Стас.
— Отлично. Тогда через два часа жду на студии. Поговорим, обсудим график…
— Спасибо, Романыч, — голос Стаса дрогнул.
Суки, до чего парня довели, подумал Семен Романович.
Стас появился точно в назначенный час. Бледный, исхудавший, но, как всегда, идеально выбритый и элегантный.
— Похоже, меня заживо похоронили, — сказал он. — В коридоре несколько человек шарахнулись от меня, как от ожившего покойника или прокаженного.
— Не бери в голову! Первый раз, что ли?
— Да нет, но такого еще не бывало. Романыч, вы из жалости меня позвали?
— Ты сдурел, парень? Чего тебя жалеть? Набил морду подонку, а тот решил на этом раскрутиться, к тому же забрал заявление, когда его прижали. А на этих желтопузых журналюг внимание обращать — последнее дело, сам, что ли, не понимаешь?
— Романыч, я все понимаю, я другого пережить не могу… — тихо проговорил Стас.
— Чего? — Семен Романович тоже понизил голос.
— Никому бы не сказал, а вам почему-то могу… Дело ведь прекратил Пирогов… человек, которого я ненавижу всеми фибрами души…
— Господи, за что? — перепугался Семен Романович.
— За что? За то, что отнял у меня Варежку… мою любовь…
— Как это отнял?
— Ну, увел, купил, почем я знаю…
— Стас, ты бредишь! Варежка только тебя любит, и она, если хочешь знать, ждет ребенка…
Стас побагровел и сжал кулаки.
— Зачем вы мне это говорите? При чем тут я?
— Так это твой ребенок, болван!
— Кто это вам сказал?
— Надюха, а ей Варежка.
— Ерунда! Это наверняка ребенок Пирогова, но он ведь женат на ее сестре, так что…
— Уже не женат.
— О, тогда я уж точно ни при чем. Выходит, он развелся с женой, чтоб жениться на… Варваре и узаконить ребенка.
— Но зачем в таком случае Варежке говорить Надюхе, что это твой ребенок? Нелогично!
— Все как раз логично. Согласитесь, Романыч, если б это был мой ребенок, то стоило бы меня поставить в известность в первую очередь, вы не находите?
— Нет, не нахожу! Вы с ней, как я понял, разбежались, она сказала Наде, что хочет этого ребенка, потому что никогда и никого так не любила, как тебя!
— Сказать можно все!
— А зачем?
— Откуда мне знать, какие у нее соображения.
— Ладно, Стас, разбирайся сам со своей личной жизнью, а нам надо поговорить о делах.
Они поговорили о делах. Шилевич отдал Стасу сценарий, и Стас ушел.
Во дворе он столкнулся с Ниной Мурадян, исполнительным продюсером, последнее время она работала с Шилевичем.
