предложение.
Принять предложение полиции означало признать, что он боится. Для Делрея это было недопустимой слабостью. Если она попросит, он уступит, но будет недоволен.
Она отрицательно покачала головой; Делрей как будто вздохнул с облегчением.
Решение принято, тему можно было считать закрытой. Но что бы ни говорил Делрей, Анна сомневалась, что он нанял бы Джека Сойера, если бы Херболд не сбежал из тюрьмы.
— Я вот думаю — что там Джек кушает на ужин? — Дэвид наклонился вперед, как будто мог увидеть из окна трейлер.
Их жизнь была такой однообразной, что малейшее нарушение обычного порядка вещей было целым событием, особенно для пятилетнего мальчика с его безграничным любопытством. Ее сын выучил язык жестов одновременно с английским, и к концу каждого дня у Анны сводило руки, после того как она отвечала на его бесчисленные вопросы.
— Наверно, Джек останется вовсе без ужина. Что он будет есть? Он умеет готовить, дедушка?
— Тебя не касается, что он будет есть, — промолвил Делрей. — Он просто здесь работает, и все.
— Может, иногда он сможет со мной поиграть.
— Держись от него подальше, Дэвид, вот что я тебе скажу.
— Но Джек ведь хороший, — упавшим голосом сказал Дэвид. — Он тоже любит динозавров.
— Он здесь для того, чтобы работать, а не тебя развлекать.
Анна вздохнула.
— Джек сказал, откуда он родом!
— Он как перекати-поле.
Она вопросительно посмотрела на свекра в знак того, что не совсем поняла.
— Вроде бродяги?
— Нет, он работает. Он просто много ездит. Никогда долго не задерживается на одном месте. Он может завтра уже уйти.
— Ты думаешь, Джек завтра уйдет, дедушка? — спросил Дэвид, потрясенный такой возможностью. — Мама, он уйдет?
Она знаками показала, что вряд ли он уйдет так скоро.
Делрей велел Дэвиду доесть, что тот и сделал в полном молчании. Втайне Анна желала, чтобы Дэвид задал дедушке еще несколько вопросов. Она сама хотела узнать больше про Джека Сойера, но пока что держала свое любопытство при себе.
Обычно после ужина Дэвид собирал тарелки со стола и относил их в раковину, в то время как Анна с Делреем не спеша выпивали по последней чашке кофе, обсуждая события дня.
Делрей всегда был не слишком разговорчив, но сегодня он казался особенно молчаливым.
— Ты читал в газете о прощальном банкете в честь Эззи Харджа? — подождав немного, спросила Анна.
— Пожалуй, он сильно переслужил. Ему ведь уже под восемьдесят.
Анна улыбнулась в чашку. Вышедший на пенсию шериф был не намного старше самого Делрея.
— Тебе надо было пойти на банкет. Там была большая толпа. Много твоих знакомых.
— Что мне, разориться, что ли? Билеты были по двадцать баксов за штуку.
Его удержала не цена билета. Даже если бы билеты были бесплатными, он все равно не пошел бы на общественное мероприятие. А то, что ей хотелось пойти, — это ему даже в голову не пришло. Эззи Хардж всю ее жизнь был шерифом. Анна считала, что он заслужил хорошие проводы. Но если бы она предложила пойти, Делрей не согласился бы.
Когда Дин впервые привел ее к себе домой, чтобы познакомить с отцом, то предупредил, что Делрей большой домосед. Потом Анна убедилась, что это еще мягко сказано.
Мать Дина Мэри была второй женой Делрея. До того как нашел счастье в новой семье, Делрей пережил тяжелые времена, которые оставили на нем свой отпечаток.
А после смерти Мэри и Дина Делрей вообще никуда не выезжал. Постепенно его немногочисленные друзья перестали извещать его о встречах, но он, казалось, этого даже не заметил.
Сначала Анна думала, что Делрея смущает ее физический недостаток и ему неудобно использовать в общественных местах язык жестов. А может быть, ему совестно оставлять дома молодую вдову, особенно после того, как родился Дэвид.
Но постепенно она поняла, что его затворничество не имеет к ней особого отношения. Делрей просто не любил людей. Его раздражало их любопытство. Любое проявление дружбы или сочувствия он отвергал, сомневаясь в подлинности стоящих за ними мотивов. Он предпочитал жить в добровольной изоляции, поэтому физический недостаток Анны был ему даже удобен, поскольку предоставлял ему необходимый предлог.
— Ты сделала все, что хотела?
Этот вопрос прервал ее размышления. Внезапно что-то вспомнив, она приложила палец к губам, делая знак подождать, и вытащила из сумочки визитную карточку.
— Эмори Ломакс. — Произнеся это имя, Делрей выругался — как надеялась Анна, вполголоса, чтобы не услышал Дэвид.
— Я ездила в банк, — сказала она. — Мистер Ломакс прошел через весь вестибюль только для того, чтобы поздороваться.
— Масленый ублюдок!
Хотя это слово явно выпадало из контекста, Анна поняла, что имеет в виду Делрей. Определение «масленый» очень подходило банкиру. Как только он к ней прикасался, а это происходило при каждой встрече, Анне сразу же хотелось помыться.
— Он попросил кассира, который знает азбуку жестов, ему переводить.
— И что он сказал?
— Он напомнил мне, что срок уплаты процентов истек…
— Я отправил ему деньги вчера по почте.
— Я так ему и сказала. Он решил, что вам с ним надо встретиться и поговорить, как и когда ты начнешь выплачивать основной долг. Он готов приехать сюда.
— Ну еще бы!
— Дескать, чтобы тебе лишний раз не ездить в город.
— Точнее, для того, чтобы все здесь осмотреть. — Делрей вытащил из стеклянного стаканчика зубочистку и встал из-за стола. — Пойду посмотрю телевизор. Возможно, скажут что-нибудь хорошее.
Разговор о банкире его разозлил, а может быть, он немного боялся новостей из Арканзаса. Во всяком случае, когда Делрей выходил из кухни, он был похож на старого медведя, который потерял свои клыки и боится, что больше не сможет себя защитить.
— Дедушка на меня сердится? — спросил Дэвид. Анна притянула сына к себе и крепко обняла.
— Почему он должен на тебя сердиться?
— Потому что я много говорю.
— Он не сердится. Он просто беспокоится из-за взрослых дел.
— Из-за того дяди в банке?
Она кивнула.
Дэвид изобразил на лице гримасу отвращения.
— Мне он не нравится. От него пахнет зубной пастой.
Засмеявшись, Анна передала:
— Дедушке он тоже не нравится.
— А тебе?
Она вздрогнула.
— Нет!
Эмори Ломакс после рукопожатия задержал ее руку в своей, а во время разговора поглаживал ее по плечу. Анна была с ним вежливой — не более того, — но Ломакс, очевидно, не мог отличить обычную
