- Ты мне так больше нравишься. Итак, почему ты ушла?
- Тео, ради Бога, я же сказала тебе…
В дверь постучали.
- Войдите! - закричал Тео.
- Это я, - сказал Джеймс, входя.
- Прошу прощения, - сказал Джеймс. - Ты велел мне подниматься прямо в номер.
- Не обращай внимания, - ответил Тео. - Мы рады тебя видеть. Правда, Саша?
- Конечно, - подтвердила Саша, по привычке улыбаясь. - Как поживаете, Джеймс? Прошу извинить меня. Я хочу принять ванну.
- Конечно, дорогая, - ответил Тео. - Закрой плотнее дверь. У нас конфиденциальный разговор, и мы хотим остаться одни.
Саша посмотрела на него, и он увидел в ее глазах враждебность. Это было очень странно, так как обычно она выглядела наивной. Саша отвернулась и пошла в ванную, захлопнув за собой дверь. Послышался звук льющейся воды.
- Ну ты и подонок, - сказал Джеймс, стараясь улыбнуться. - Как ты смеешь разговаривать так со своей женой?
- Очень даже смею и делаю это часто. Будешь кофе, Джеми?
- Да, пожалуйста.
Джеми сел и взял чашку. Его руки заметно дрожали. Он залпом выпил кофе и протянул чашку, чтобы Тео налил ему еще.
- Похоже, что тебе лучше выпить бренди, - сказал Тео. - Налить?
Джеймс покачал головой.
- Хорошо, - согласился Тео, наливая ему кофе. - Что случилось?
- Руфус.
- Руфус? Что такое натворил Руфус? Надеюсь, это никак не связано с моей машиной? Ты случайно не видел их?
- Нет, к сожалению.
Джеймс силился улыбнуться, но улыбки не получилось. Внезапно он обхватил голову руками и застонал. Тео испугался.
- Джеми, неужели все так плохо?
- Очень плохо. Руфус влюбился и говорит, что хочет жениться. Вчера вечером Сюзи сказала мне об этом.
- Ну и что?
- А то, что он не должен был влюбляться в нее.
- Ради Бога, Джеми, перестань говорить загадками. В кого мальчик влюбился? И потом, какое тебе до этого дело? Ну разве что… но давай не будем сейчас об этом.
- Придется, - ответил Джеймс. - Он влюбился в Оттолайн Миллз.
- Фу, черт!
Глава 4
- Черт! - выругалась Тилли, вешая телефонную трубку, по которой ей только что сообщили, что сейчас шесть часов утра. Она попыталась открыть глаза, но веки слипались, а голова раскалывалась.
- Вот дура! - еще раз выругалась она, сожалея, что вчера вечером пила красное вино, чего не следовало бы делать, как и не следовало ходить в это проклятое место с тем маленьким ублюдком. Красное вино всегда на нее плохо действовало, а вчерашний вечер должен послужить ей хорошим уроком.
Теперь все отразилось на ее лице и на коже, она выглядит ужасно, а привести себя в порядок ей не успеть. Сколько же у нее в запасе времени? Сорок пять минут - не особенно разбежишься. Может, сауна поможет? Господи, хоть бы она была открыта! Должна быть открыта. Здесь, в этой гостинице, больше Америки, чем Парижа. Она специально ее выбрала: романтика хорошо, но удобства лучше.
Тилли выпростала из-под одеяла длинные ноги и села на край кровати, обхватив голову руками и пытаясь унять нестерпимую боль. Длинные ногти, покрытые красным лаком, теребили короткую стрижку.
- Ну давай же, Оттолайн, - сказала она, - возьми себя в руки.
Превозмогая тошноту и головную боль, она поднялась с кровати, закуталась в белый махровый халат с ярлыком гостиницы «Интерконтиненталь» и побрела по коридору к лифту.
Спортивный центр был не только открыт, но там было уже полно народу. Самодовольные загорелые американцы и серьезные японцы прыгали, бегали, крутили педали, отжимались - все спортивные снаряды были заняты.
Тилли оглядела зал и, расточая полупрезрительные, полузовущие улыбки, отработанные на престижных подиумах мира, направилась к сауне, наступая на разбросанные по полу полотенца.
К счастью, сауна была пуста. Сняв халат, она устало опустилась, на деревянную скамью, подтянула к подбородку колени, откинула назад голову и принялась ждать, когда сухой пар проникнет в нее, проберет до костей, откроет все поры. И вскоре тонкие струйки пота потекли по ее телу, скапливаясь в ложбинке на груди, на животе, в промежности, и она почувствовала, как боль уходит из нее, нервы успокаиваются, настроение улучшается. Теперь она была готова к встрече нового дня с его жарой, раздраженными людьми, требовательными журналистами из французских журналов мод, с парикмахерами, визажистами и этим подонком, фотографом Мак-Графом, которого она ненавидела за его выбритый череп, тонкую косичку и сверкающий блеск дьявольских глаз. Вот уж действительно, как говорится, «дурной глаз», который может в любой момент тебя сглазить.
Тилли почувствовала, что ее мысли растекаются, что она вот-вот уснет, и усилием воли заставила себя подняться с полки и побежать к бассейну. Глотнув свежего воздуха, она нырнула в холодную воду, чувствуя, как она обжигает ее тело, сжимает сердце, леденит душу. Господи, ведь так можно и умереть.
Тилли ухватилась за перила и заставила себя сосчитать до шестидесяти. Интересно, выдержит ли она такой холод хоть минуту? «Должна, Тилли, должна», - приказала она себе.
- Сорок девять… пятьдесят пять… пятьдесят девять… шестьдесят.
Господи, выдержала.
Она открыла глаза и стала взбираться по лестнице, но внезапно вспомнила, что совсем голая: халат остался в сауне. Она посмотрела вокруг и заметила, что на верхней ступеньке стоит какой-то подонок в серых джерсовых шортах и с интересом наблюдает за ней. Ее грудь с затвердевшими от холода сосками была уже над водой, так что не было смысла прятать и остальное. Если этот урод так решил начать свой день, ну и черт с ним. Медленно, с улыбкой она взобралась по лестнице и, ступив на верхнюю ступеньку, обнаружила, что наблюдавший за ней подонок на два, а то и на все три дюйма ниже ее. Презрительно улыбаясь, она оглядела его: сначала лицо с наглой улыбкой, затем выдававшийся живот и то, что, оттягивая шорты, торчало под ним. Не спеша она прошла в сауну, надела халат и направилась к лифту.
Она вернулась в номер, чувствуя себя немного усталой, но вполне готовой к встрече с трудностями предстоящего дня. Стоя перед зеркалом в ванной, она орошала себя лосьоном «Опиум» и внимательно осматривала свое лицо и тело: маленькая головка на длинной, похожей на стебелек шее, большие раскосые карие глаза, пухлые губы над маленьким точеным подбородком. Что и говорить - сложена она хорошо. Как раз то, что нужно, как правильно заметила Фелиция, для хорошей манекенщицы: рост - шесть футов и полтора дюйма, маленькая грудь, которая кажется полной на фоне тонкой талии и узких бедер, плоский живот и крепкие ягодицы, чуть темнее, чем остальное тело. Но самое главное, ноги - ноги длиной в сорок пять дюймов от пола, которые так любили и ненавидели фотографы и которые доставляли им столько хлопот.
Расчесывая волосы, она еще раз пришла к выводу, что поступила правильно, согласившись сделать
