— Конечно, нужно, — возразила Жени. — Только примерь. Увидишь, как оно тебе пойдет.
— Ни к чему было тратить на меня столько денег, — проговорила медсестра тусклым голосом, не прикасаясь к подарку.
— Но ты — моя лучшая подруга, — она была рада похвалиться перед Чарли. — У меня еще хватит заплатить за аренду, — пошутила она. — Деньги не самое главное.
— А для меня они важны, — вспыхнула медсестра. — Я зарабатываю достаточно, чтобы купить себе одежду.
— Тогда отдавай обратно, — выпалила Жени. — Я думала, оно тебе понравится, — и повернулась спинок к подруге.
Чарли вздохнула:
— Жени, я знаю, ты хотела сделать как лучше. Но пойми, людей нельзя купить.
Жени резко обернулась:
— С ума сошла? Как я могу тебя «купить»? Я думала, мы подруги, а подругам позволяется дарить друг другу подарки и не подозревать в подкупе, — она почувствовала, как слезы подступают к глазам и бросилась к себе в комнату.
Через несколько минут Чарли постучала в дверь. Когда Жени открыла, та не вошла.
— Извини, — пробормотала она с другой стороны порога, обрамленная дверной притолокой. — Я… я не знаю. Всю свою жизнь я полагалась только на саму себя. И мне не так просто принимать подарки, — она вернулась в гостиную, и Жени последовала за подругой.
Чарли развернула пальто.
— Красивое, — она продела руки в рукава, свободно завязала пояс и повернулась вокруг.
Жени смотрела и думала: «Вот мой ближайший, самый дорогой друг».
— Ты меня тоже извини, — произнесла она. — Я никак не хотела тебя обидеть. Думала, обрадуешься моему подарку.
— Я и радуюсь, — она сказала это заносчиво, точно девчонка, предлагающая: «Попробуй возрази!»
Жени рассмеялась и, подбежав, крепко обняла подругу.
— Чарли! Я просто не могла больше переносить твое шерстяное пальто.
— Паршивенькое, — согласилась медсестра. — Ну как я выгляжу?
— Просто потрясающе.
— И мне так кажется. Знаешь, все они неправы.
— Кто?
— Те, кто говорят, что отдавать труднее, чем брать. Все совсем наоборот. Но мне надо учиться преодолевать трудности.
Жени отступила на шаг, чтобы ее оглядеть.
— Эти туфли. Они совсем сюда не подходят. Давай пойдем и купим…
— Ну уж нет! На рождественское утро мне хватит и одного урока смирения.
30
В новогодний вечер, когда обе подруги были свободны от работы, Жени предложила остаться дома и распить бутылку шампанского.
— По бутылке на каждую, — возразила Чарли. — И я надену свою самую соблазнительную фланелевую ночную рубашку.
— И шлепанцы, как у Микки Мауса?
— А что? На Новый год я становлюсь совсем ненормальной.
— И я тоже, — призналась Жени. — А знаешь, что я надену?
— Подожди, сейчас отгадаю. Фирменное неглиже от Диора, оставшееся у тебя после ночи, проведенной с королем Хуссейном?
Жени рассмеялась:
— Нет, совсем не то. Я подумываю послать к чертям всяческую скромность и нарядиться в кокошник.
— Все вы, русские, психи, — хихикнула Чарли. — Но и я буду тебе под пару во фланелевой рубашке и фламандском чепце.
— Давай. Прекрасно проведем время, — несколько лет Новый год означал для Жени Пела. Но и остаться дома с Чарли показалось ей приятным.
Но в праздничный вечер Чарли передумала.
— Будет еще забавнее куда-нибудь выйти. Мы и так почти все время сидим дома. Тебя кто-нибудь приглашал?
Жени приглашали, и Чарли тоже. Подруги решили приберечь шампанское на следующий день и вместе появиться на обеих вечеринках.
Первая намечалась в Бруклине у Тору, давнишнего партнера Жени по занятиям в анатомичке еще на первом курсе. Шесть недель назад они встретились на улице, и хотя с тех пор и договаривались встретиться несколько раз, только за два дня до Рождества сумели на полчаса выбраться в кафе.
За стаканом коки Тору рассказал, что прошлое лето провел дома в Киото, где обнаружил, что совсем отвык от семьи. Из высшего общества, его родители придерживались старых традиций и строго следили за выполнением малейших формальностей.
— Мои волосы показались им слишком длинными, а поведение невероятно диким. Я совершил ошибку и рассказал им о своей подружке в Бостоне. Они прямо заявили, что если я женюсь на европейке, она не будет принята в доме, — Тору вздохнул. — Я всегда был любящим и почтительным сыном. Но этим летом не проявил должного уважения к родителям. И как же можно уважать других, когда они не уважают тебя? — спросил он почти печально.
— Как грустно терять родителей вот так, — отозвалась Жени.
Он благодарно тронул ее руку:
— Как только мы встретились, я понял, что мы подружимся. Мы оба лишились своей национальности.
Жени не рассказала Тору о своих потерях в прошлое лето. Им нужно было бежать, но Тору взял с нее слово, что Жени придет на новогоднюю вечеринку.
Глаза всех обратились к Жени, когда в ярком красном шерстяном платье она вошла вместе с Чарли в прокуренную квартиру Тору, которую тот снимал вместе с врачом-онкологом. Жени улыбнулась всем присутствующим, представила, кому могла, Чарли и, рассчитывая на живость подруги, предоставила ей самой вступить в разговор.
В двадцать минут двенадцатого настало время уходить. Они заранее условились, что попадут на вечеринку Чарли к полночи. Но Чарли не хотелось уходить. Она много говорила с Тору и теперь грустно глядела на него, когда он подавал ей пальто.
— Счастливого Нового года, дорогая Чарли, — высокий, худощавый, он наклонился, чтобы поцеловать женщину.
Вместо того чтобы чмокнуть Тору в щеку, как обычно поступала с другими, Чарли подставила ему губы и, вспыхнув, быстро вышла.
Жени расцеловала однокурсников в обе щеки и последовала за подругой, тихонько улыбаясь. Такой Чарли она еще никогда не видела.
— Он человек, этот Тору, — проговорила Чарли в такси, и Жени знала, в ее устах это было высшей похвалой.
— Давай как-нибудь в ближайшие дни пригласим его на ужин, — предложила она.
— Великолепно, — Чарли застенчиво улыбнулась. По дороге в Кембридж Жени начала строить планы: какое составить меню и под каким предлогом после ужина оставить их одних.
Они ехали на север, к Гарварду. Недалеко от колледжа миновали «Л'Эндруа», окна которого
