красивой в восхитительную.
Жени рассмеялась. Юноша швырялся словами, точно яркими мячиками.
— Пожалуйста, без смеха. Сегодня мы станем мстителями. Обувайся — мы прокрадемся в
— Еще раз, пожалуйста. Но на этот раз нормальными словами для моих тонких ушей, — проходившие мимо девушки с неприкрытым интересом взглянули на Дэнни. Жени к этому уже привыкла. Хотя он и не был классически красив, но обладал притяжением, очаровывающим женщин всех возрастов. Официантки оказывали ему особое внимание и подолгу задерживались у столика. Продавщицы среднего возраста бросали других покупателей и призывно улыбались, вопрошая, чем они могут быть полезны.
— Твои уши. Раковины, в которые я вливаю скудный дар своих слов, надеясь, что, проходя по дугообразным каналам к твоему плодородному мозгу, они смогут его оплодотворить, благодаря чему ты сможешь их постичь.
— Дэнни! — взмолилась она. Ее смех рассыпался нежными переливами.
— Язык должен соответствовать тому, что описываешь. Ну, ладно. Вперед! К изнанке города! Вдохнем жизнь извращенцев и сидящих на игле.
— А что же ты так и не сказал?
Он расширил глаза в шутливом удивлении:
— Но я так и говорил.
Жени взяла его за руку, и они вышли из общежития, чувствуя на себе провожающие взгляды.
Жени была уверена, что у него уже был сексуальный опыт, но все же он не пытался лечь с ней в кровать. Она гадала, почему, и старалась прикинуть в голове, как бы она ответила, если бы он сделал ей такое предложение. Она хотела его, она это знала. Легкое прикосновение, взгляд, ощущение его тела в темноте кинотеатра, прикосновение ткани его брюк к ее ноге — не специально ли? — все это заставляло участиться дыхание, горячило кровь.
Он никогда ей этого не предложит, решила Жени. По крайней мере, не словами. Слишком уж формально — не его стиль. Она понимала, что если они вместе окажутся в постели, то это случится само собой, как все их встречи.
Они с Дэнни виделись часто, но никогда не назначали встречи заранее, больше, чем за несколько часов. Обычно он звонил ей после обеда или к вечеру и спрашивал, нет ли у нее настроения прогуляться. Она отвечала: «да», и они шли на прогулку, в кино, на репетицию бостонского симфонического оркестра, ужинали в дешевых ресторанчиках или играли в шахматы (Дэнни ее обучал, но она так и не смогла его обыграть). Он касался ее почти невзначай — брал за руку, обнимал за плечи и талию, разглаживал волосы. Но целовались они, лишь расставаясь, в конце вечера и то мимолетно. Когда Дэнни уходил, Жени ощущала душевный подъем и в то же время пустоту, похожую на голод.
С Пелом она ничего подобного не испытывала и, встретив Дэнни, стала о Пеле реже думать, все реже и реже писать.
Дэнни же был постоянно в ее голове, мешая занятиям. С его непредсказуемостью надо было что-то делать: она никогда не знала, придется ли встретиться вновь, и постоянно держала юношу в мыслях.
Сколько раз она клялась, что если он в следующий раз позвонит, она ответит, что ей уже назначили свидание. Но заслышав голос Дэнни, никак не могла на это решиться. Вплоть до вечера в начале марта, когда заставила себя сказать, что занята.
Жени попробовала это только однажды и никогда не пыталась снова; Дэнни не спросил, чем она была занята и почему не сможет изменить своих планов, чтобы встретиться с ним.
— Думал, завалимся с тобой на японское кино, — его голос звучал откровенно сочувствующе. — Идет только сегодня. Придется сходить одному.
Она не удержалась и спросила, не могли бы они встретиться завтрашним вечером, и помертвела от его ответа: «Посмотрим». На следующий день он не звонил. Он не звонил пять дней. Нервы Жени совсем расходились.
Она не принимала ничьих приглашений. По вечерам оставалась в общежитии. Она понимала, что он с ней играет, но ничего не могла с собой поделать.
В
— Вот она Жизнь! Вот настоящая реальность! Взаправдашнее кино во плоти. Разве что актеры не сознают, что представляют
Его ассоциации часто ускользали от Жени. Отчаянно начитанный, он готовился стать писателем. Он знал классическую литературу большинства стран, читал модернистские работы на английском, французском и немецком языках. Его ужасало, что Жени не читает ни прозы, ни поэзии, кроме тех произведений, что ей задавали, и не принимал объяснения, что ей и так много приходится читать. Для Дэнни чтение означало слова, их структура, звучание, навеваемые ими образы, а вовсе не информация. Даже газета оставляла его равнодушным. «Набор событий, который всегда одинаков — убийство, секс, землетрясение. Каталог катастроф. Ничего не меняется, кроме дат».
Жени тоже особенно не интересовали газеты. Но ее пренебрежение к ним было бегством от политики. Его — бегством от неодухотворенной прозы. Не раз она встречала его длинные рассказы в «Гарвард Кримсон». Их профессор по литературоведению сравнивал их с «Дублинцами» Джеймса Джойса, и она часто слышала о них блестящие отзывы. Но рассказ «Бела Кун и я» оказался слишком сложным для ее понимания. Язык завораживал, некоторые страницы напоминали плетение узоров из звука, но Жени так и не поняла, о чем все это. Она достаточно уже знала Дэнни, но не настолько, чтобы прямо спросить.
— Ну что скажешь, моя храбрая казачка? Достаточно отведала жизни, чтобы отступить в ресторан?
— Пожалуй, — вид голых женщин, призывы с плакатов совершить замысловатый половой акт смущали ее. Она больше была озадачена, чем поражена. Ее давно ничто не поражало, кроме расчетливой недоброты. Но смущение росло из-за контраста испытываемого желания к Дэнни и мерзостью секса на продажу.
— Ну что ж, пошли, ты и я, — он взял ее под руку Высокие каблуки делали ее чуточку выше. — «Когда вечер распластается на небе, Как больной, усыпленный на столе…»
— Красиво.
— Элиот. «Любовная песнь Альфреда Пруфрока». Очень красиво. Стихотворение о мужчине: горящий желанием объявить о своей любви к женщине, но боящийся этого.
— А чего он боится? — пульс застучал в ее ушах.
— Он боится, что ему откажут, — Дэнни быстро вел ее к выбранному ресторану. — Осмеют.
— Почему с ним могут так поступить?
— Она может решить, что он слишком незначителен.
— Ты? Незначителен? — Жени почувствовала, как сердце подпрыгнуло к горлу. Она себя выдала.
Несколько ужасных мгновений он не отвечал. Не ослабил хватку ее руки, не замедлил шага. Как бы ей хотелось, чтобы ночь поглотила ее.
Наконец он заговорил:
— С первого мгновения, как я тебя увидел, Жени, я понял, что хочу лечь с тобой в постель. Но потом осознал, что это дурная мысль, — она украдкой посмотрела на него. Он по-прежнему не повернул к ней лица и держался в профиль. Слова летели прямо перед ним. Твоя красота, как первая звезда на небе, приманка для всех мужчин. Я не хочу быть одним из них.
— Дэнни, ты… — ее голос сорвался.
— Вскоре я понял, что ты человек с сильным умом, выбрала свой путь и не свернешь с него. И ты должна знать, моя царица, что я юноша самовлюбленный и хочу, чтобы весь мир крутился вокруг меня или лучше лежал у моих ног, — он оглядел ее, и она ответила ему улыбкой. — Есть кое-что и еще. Я беден, а ты богата.
— Все, что у меня есть, взято в долг — не мое, — и за солидную цену, хотелось ей добавить.
— В долг или насовсем — мы из разных миров, моя королева.
— Но это не имеет значения!
