«У Этель был ножик для разрезания конвертов, старинный, с резной красной с золотом рукоятью. Индийская вещица».
Нив подметила, что детектив О'Брайен сразу стал похож на охотничью собаку, нанюхавшую дичь.
«Це-Це, вы можете вспомнить, когда в последний раз вы видели этот ножик?»
«Да. И во вторник и в четверг, когда я приходила убирать, он был на месте».
О'Брайен метнул взгляд в сторону Дугласа Брауна. «Когда мы вчера покрывали здесь все пылью, ножика не было. У вас есть какие-то соображения, где он может быть?»
Дуглас сглотнул слюну. Он попытался придать себе вид человека, погруженного в размышления. В пятницу утром ножик был здесь. Никто не заходил сюда за исключением Рут Ламбстон.
Рут Ламбстон. Она пригрозила рассказать полиции, что Этель поговаривала о лишении его наследства. Но он уже рассказал полиции, что Этель всегда обвиняла его в краже, когда искала свои деньги. Это был очень удачный ответ. А что сказать теперь? Рассказать им о Рут или сказать, что он ничего не знает?
О'Брайен повторил вопрос, на этот раз очень настойчивым тоном. Дуглас решил, что сейчас самое время отвлечь внимание копов от своей персоны. «В пятницу днем сюда заходила Рут Ламбстон. Она забрала письмо, которое Симус послал Этель. И она угрожала, что расскажет вам, как Этель была мною недовольна, в том случае, если я хотя бы заикнусь про Симуса». Дуглас сделал паузу и на одном дыхании выпалил: «Этот ножик был здесь, когда она заходила. Когда я вышел в спальню, Рут стояла у стола. С тех пор я его не видел. Вы лучше ее спросите, зачем ей понадобилось красть нож».
После истеричного звонка Симуса в субботу днем Рут удалось дозвониться домой начальнице отдела кадров своей компании. Это она послала адвоката Роберта Лэйна в полицейский участок.
Когда Лэйн привез Симуса домой, Рут была уверена, что ее муж на грани инфаркта и была уже готова везти его в скорую помощь в госпиталь. Симус яростно сопротивлялся, но согласился лечь в постель. Он прошаркал в спальню; воспаленные глаза вот-вот готовы были разразиться слезами — сломленный раздавленный человечек.
Лэйн ожидал Рут в гостиной, чтобы поговорить. «Я не специализируюсь на подобных преступлениях, — начал он без обиняков. — А вашему мужу нужен хороший адвокат».
Рут кивнула.
«Из того, что он рассказал мне в такси, у него есть шанс рассчитывать, что его признают невиновным или совершившим преступление в состоянии временного психического расстройства».
Рут похолодела. «Он признался, что убил ее?»
«Нет. Он сказал мне, что толкнул ее и когда она потянулась за ножом для разрезания конвертов, он попытался его отнять. Во время этой драки она порезала себе правую щеку. Он еще рассказал, что нанял какого-то типа из тех, что постоянно околачиваются в его баре, звонить ей и угрожать».
Губы Рут помертвели. «Я это узнала только вчера ночью».
Лэйн пожал плечами. «Ваш муж не выдержит серъезного допроса. Мой вам совет — пусть он лучше признается в малом и расскажет то, что рассказал мне. Ведь вы полагаете, что это он убил, не так ли?»
«Да».
Лэйн поднялся. «Я уже говорил, что это не моя сфера, но я порасспрашиваю и найду вам кого-нибудь. Прошу прощения».
В полном отчаянии Рут несколько часов просидела, не шевелясь. В десять она посмотрела новости и услышала, что бывший муж Этель Ламбстон подвергся допросу в связи с ее смертью. Рут поспешла выключить телевизор.
События последней недели снова и снова проносились у нее в голове, как видеопленка, работающая в режиме «повтор». Десять дней назад душераздирающий звонок от Дженни: "Мама, какое унижение! На счету нет денег и чек вернулся. Меня вызывали в бухгалтерию. " С этого все и началось. Рут вспомнила, как она кричала на Симуса, стараясь оскорбить его побольнее. "Это я подтолкнула его к тому, что он потерял рассудок, " — подумала она.
Частичное признание. Что это означает? Непредумышленное убийство? Сколько за это могут дать? Пятнадцать лет? Двадцать? Но он спрятал ее тело. В какую же историю он влип, скрыв преступление! И как он мог оставаться таким спокойным?
Спокойным? Симус? Тот нож в его руке, которым он перерезал женщине горло... Невероятно.
На память Рут пришел эпизод, породивший потом в их семье ходовую шутку в те дни, когда они еще могли смеяться. Симус зашел в родзал, когда родилась Марси и — потерял сознание. Он не вынес вида крови. "Они больше волновались за твоего отца, чем за нас с тобой, " — говорила потом Рут дочери. «Это был первый и последний раз, когда я позволила пустить папу в родзал. Лучше пусть сидит в баре, чем путаться под ногами у врача».
Симус, который смотрит, как кровь хлещет из горла Этель, который запихивает ее тело в пластиковый мешок, вытаскивая его из квартиры. Рут вспомнила, как в новостях рассказывали, что с одежды Этель были срезаны все бирки. И у Симуса хватило хладнокровия проделать все это, а потом увезти тело и спрятать его в парке? "Нет, этого просто быть не может, " — решила Рут.
Но если он не убивал Этель, если он оставил ее так, как он уверяет, тогда моя и начищая нож, она уничтожила следы, которые могли бы навести на кого-то другого...
Все это подействовало на Рут так ошеломляюще, что она уже не была в состоянии продолжать свои размышления. Она устало поднялась и направилась в спальню. Дыхание Симуса было ровным, но вот он зашевелился. «Рут, побудь со мной». Когда она легла рядом, он обнял ее и снова уснул, положив голову ей на плечо.
Уже было три часа ночи, а Рут все еще размышляла, пытаясь найти какой-то выход. И словно бы в ответ на невысказанные мольбы, ей вдруг пришло на память, что последнее время она очень часто сталкивается в супермаркете с бывшим комиссаром полиции Керни. Он всегда так открыто улыбается и говорит: «Доброе утро». А однажды, когда у нее разорвался пакет с покупками, он остановился и принялся ей помогать. Комиссар нравился ей, несмотря на то, что глядя на него, она всегда думала о тех деньгах, которые вырвав у Симуса и его детей, Этель тратила на тряпки в магазине его дочери.
Керни жили в Шваб-Хаус на 74-ой улице. Завтра она и Симус пойдут туда и добьются встречи с Комиссаром. Он должен знать, как им поступить. Она может ему открыться. В конце концов Рут заснула с мыслью, что ей просто необходимо кому-то довериться.
Впервые за последние годы она проспала все утро в воскресение. Она оперлась на руку и посмотрела на будильник, было уже четверть двенадцатого. Яркий солнечный свет проникал в комнату сквозь неплотно прилегающие шторы. Рут посмотрела на Симуса. Во сне с его лица исчезло выражение тревоги и страха, которое так действовало ей на нервы, сейчас проступили черты того привлекательного мужчины, которым он когда-то был. Девочки похожи на отца, у них его чувство юмора. Ведь он был когда-то и остроумным, и уверенным в себе. А потом все покатилось. Непомерно подскочила стоимость ренты за бар, начали жаловаться соседи, постоянные клиенты уходили один за другим. И еще эти алименты — каждый месяц!
Рут осторожно вылезла из кровати и подошла к бюро. При безжалостном свете стало заметнее, какое оно пошарпанное. Она старалась как можно тише открыть крышку, но она скрипела, не поддаваясь. Симус заворочался.
«Рут». Он еще не проснулся окончательно.
«Лежи, — сказала она мягко. — Я позову тебя, когда завтрак будет готов».
Как раз, когда она снимала с огня бекон, раздался телефонный звонок, это были девочки. Они слышали об Этель. Марси, старшая, сказала: «Мам, нам, конечно, жаль ее, но ведь это означает, что мы больше ничего не должны, правда?»
Рут постаралась придать своему голосу веселость. «Да, похоже, так. Мы как-то еще не привыкли к этой мысли». Она позвала Симуса к телефону.
Рут представляла, каких усилий мужу стоило сказать: «Конечно, это ужасно радоваться чьей-то смерти, но мы радуемся лишь освобождению от нашего бремени. А сейчас расскажи мне, как поживают наши куколки-сестрички? Мальчики не пристают, я надеюсь?»
Рут приготовила бекон, жареные яйца, тосты, кофе, выдавила свежий апельсиновый сок. Она подождала, пока Симус поест, и подлила ему еще кофе. Потом уселась напротив него за старый дубовый
