«С 9 до 6. Понедельник выходной».
«Она уходит на работу где-то между половиной девятого и девятью. Сядь на хвост прямо у ее дома. Магазин закрывается в пол-седьмого. И помни: не спеши. Это не должно выглядеть, как преднамеренное убийство».
Большой Чарли завел мотор, пора возвращаться обратно в Нью-Йорк. Снова он впал в свое обычное молчание, прерываемое лишь его тяжелым дыханием. Неодолимое любопытство овладело Денни. Когда Чарли повернул с Вест-сайд-хайвея, Денни спросил: «Чарли, ты имеешь представление, кто заказал эту работу? Не похоже, чтобы Нив Керни перешла кому-нибудь дорогу. Сепетти вернулся. Это он вспомнил старое?»
Он почувствовал гневный взгляд в свою сторону. Грудной голос сейчас звучал резко, слова падали, как камни. «Поаккуратней, Денни. Я не знаю, кому понадобилось ее убрать. Парень, с которым я разговаривал, тоже не в курсе. Это так делается — никаких вопросов. Ты маленький никчемный человечек, эти дела тебя не касаются. А сейчас выметайся».
Машина резко затормозила на углу 8-ой — и 57-ой улиц.
Неуверенно Денни открыл дверь машины. «Чарли, я не хотел, — мямлил он, — я просто...»
Ветер прошелся по машине. «Просто заткнись и делай, что тебе велено».
Через секунду Денни уже смотрел вслед «Шевролету» Чарли.
4
В понедельник утром Нив была в холле своего дома, снова нагруженная коробками с туалетами Этель. Из лифта выпорхнула Це-Це. Ее вьющиеся белокурые волосы были уложены в стиле ранней Филис Диллер, глаза ярко подведены фиолетовым карандашом, а маленький хорошенький ротик подкрашен а-ля пупсик. Це-Це, настоящее имя которой было Мэри Маргарет Мак Брайд («Угадай-ка, в честь кого?» — спрашивала она Нив), было двадцать лет. Начинающая актриса, она появлялась в спектаклях многочисленных театриков, находящихся на самых задворках Бродвея. Большинство таких спектаклей не выдерживали больше недели.
Несколько раз Нив ходила ее смотреть, каждый раз изумляясь, до чего все же Це-Це была хороша. Той достаточно было едва уловимого движения — повести плечом, изогнуть губу, слегка изменить позу, чтобы перевоплотиться совершенно. Обладая от природы прекрасным слухом, она могла подражать любому акценту; ей не составляло труда разлиться руладами Баттерфляй МакКвин и тут же перейти на томную хриплость низкого голоса Лорен Бэколл. Она делила квартиру-студию в Шваб-Хаус с такой же грезящей о славе актрисой и поддерживала их скромный, так сказать, семейный бюджет благодаря разным подработкам. Выгуливать собак, также, как и работать официанткой, ей было не по душе; Це-Це предпочитала убирать квартиры. «50 баксов за 4 часа — и никуда не надо тащиться» — поясняла она.
Нив порекомендовала ее Этель Ламбстон, и несколько раз в месяц Це-Це ходила убирать квартиру Этель. Сейчас Нив поджидала ее, как своего единственного спасителя. Встретив девушку, она объяснила свои проблемы.
"Я собираюсь туда завтра, " — сказала Це-Це, переведя дух. «Честное слово, Нив, эта работа заставит меня перейти на выгуливание бультерьеров — какой бы вылизанной я ни оставила квартиру, к следующему разу там всегда жуткий разгром».
«Я видела, — подтвердила Нив. — Послушай, если Этель не заберет все эти коробки и сегодня, я подойду с ними завтра утром к лифту, и мы оставим их у нее в шкафу. У тебя есть ключи?»
«Да, она дала мне один полгода назад. Созвонимся. Пока». Це-Це чмокнула воздух, изображая поцелуй, и почти побежала по улице — диковинная птичка с золотистыми завитыми волосами и диким макияжем, в ярко-фиолетовом шерстяном жакете, красных узких брючках и желтых тапочках.
В магазине Бетти помогла Нив снова развесить одежду Этель в мастерской на отдельную вешалку для заказов. "Это чересчур даже для Этель, " — тихо сказала она, и морщинки еще резче обозначились у нее на лбу. «Тебе не кажется, что мог произойти какой-нибудь несчастный случай? Может, нам стоит заявить в полицию?»
Нив поставила коробку с украшениями рядом с вешалкой. «Я могу попросить Майлса справится о несчастных случаях, — сказала она, — но подавать в розыск еще рано».
Бетти вдруг широко улыбнулась: «А может, у нее завелся кто-нибудь, наконец. Может, она провела потрясающий уик-енд».
Сквозь открытую дверь был виден торговый зал. Уже появилась первая покупательница и новенькая продавщица уговаривала ее примерить совершенно неподходящие платья. Нив закусила губу. Кроме всего прочего, от Ренаты ей достался и вспыльчивый характер, поэтому Нив старалась следить за своим языком. "Хотела бы я на это надеяться, " — ответила она Бетти и с приветливой улыбкой заспешила на выручку покупательнице. «Мариан, почему бы вам не показать зеленое шифоновое платье от Делла Роуз?» — деликатно вмешалась она.
Утро выдалось хлопотное. Секретарша продолжала постоянно набирать номер Этель. Последний раз, когда она сообщила, что там никто не отвечает, у Нив мелькнула мысль о том, что если Этель действительно встретила мужчину и сбежала с ним, то никто так не будет этому рад, как ее бывший супруг, который продолжает выплачивать ежемесячные алименты вот уже 22 года.
По понедельникам у Денни Адлера был выходной. Он рассчитывал, что потратит его, наблюдая за Нив Керни, но в воскресение вечером его позвали к телефону, стоящему в холле дома, где он снимал меблированную комнату.
Менеджер кафе звал Денни поработать завтра, потому что он уволил продавца. "Я сделал кое- какие подсчеты — этот сукин сын запускал-таки свою лапу в кассу. Так что завтра ты мне нужен ".
Денни чертыхнулся про себя. Но надо быть идиотом, чтобы отказаться.
"Я приду, " — буркнул он. Повесив трубку, он подумал о Нив Керни и вспомнил ее улыбку, когда принес ей ланч, ее угольно-черные волосы, эффектно оттенявшие лицо, ее грудь, обтянутую модным свитером. Большой Чарли говорил, что по понедельникам после обеда она ходит на 7-ую Авеню. Это значит, что после работы не стоит и пытаться ее поймать. Ну что ж, и у него на этот вечер другие планы, которые не хотелось бы ломать — у него свидание с официанткой из бара напротив.
Возвращаясь через сырой, воняющий мочой холл к себе в комнату, Денни подумал: «Следующего понедельника ты уже не увидишь, детка».
Детка, слов нет, хороша. Правда, спустя несколько недель, проведенных на кладбище, вряд ли она будет также соблазнительно выглядеть.
Вторую половину понедельника Нив всегда проводила на Седьмой — авеню. Она любила шумную неразбериху Гармента, запруженные тротуары, узкие мостовые, с обеих сторон заставленные грузовиками, подвозившими товар; ей нравилось смотреть на мальчишек-посыльных, ловко снующих между людьми и машинами, ее увлекала атмосфера занятости и спешки, царившая повсюду в этом районе.
Когда ей было лет восемь, она начала ходить сюда с Ренатой. Несмотря на протесты Майлса, Рената устроилась работать на неполный рабочий день в магазине готового платья на 72-ой улице, всего в двух кварталах от дома. А потом пожилой хозяин обратился к ней с предложением купить магазин. Нив живо представила Ренату, упрямо качающую головой в то время, как немолодой дизайнер предпринимал очередную попытку переубедить ее по поводу своих моделей.
"Когда женщина садится в этом платье, оно задирается, " — говорила Рената. Когда она сердилась, ее итальянский акцент становился заметнее. «Женщина должна надеть платье, посмотреться в зеркало, чтобы проверить, не спустилась ли на ее чулке петля, и после этого вообще забыть, что на ней надето. Она должна ощущать одежду, как свою вторую кожу». Рената произносила «ко-ожу».
У нее был верный глаз на модельеров. У Нив до сих хранится брошь в виде камеи, которую один из них подарил Ренате — она была первой, кто стал продавать его модели. «Твоя мама дала мне „старт“, — часто вспоминал Джакоб Голд. — Прекрасная женщина; а как она чувствовала моду! Ты пошла в нее». Для Нив это была высшая оценка.
Пересекая с запада 7-ую Авеню, Нив пыталась разобраться, что же ее так тревожит. Это было очень неопределенное ощущение, но постоянное, как пульсирующее нытье больного зуба. Она отдернула себя: «Скоро я буду, как те полные суеверий ирландцы, которые всегда „чувствуют“ какие-то неприятности на каждом шагу».
