— Сколько времени уходит на проверку номерного знака машины?
— Минут пять. У меня там работает приятель. А что за номер?
Стивен прочитал номер принадлежавшего Лаки «мерседеса», записанный на каком-то клочке бумаги.
— Если желаешь увидеть класс — я тебе покажу его, — бросил в шутку Бобби и стал крутить телефонный диск.
Не прошло и пяти минут, как он выяснил название компании, где машина была зарегистрирована.
— Кому это ты сел на хвост? — с любопытствам спросил он.
— Так, есть тут кое-кто, — отделался от друга Стивен, думая о Лаки и теша себя мыслью об их встрече.
— Ну, значит, кое-чей автомобиль числится за компанией по производству косметики. На случай, если ты захочешь выследить кое-кого до конца, у меня тут есть адрес.
— Можно и позже.
— А Айлин знает кое о ком?
— Почему бы тебе не заткнуться, Бобби, и не налить нам еще по одной чашке?
— Есть, босс, сию минуту!
Беседа между Лаки и Джино протекала вовсе не так гладко. Дочь слишком озлоблена, чтобы всерьез задуматься над перспективой примирения с отцом. Джино держался по-дружески тепло и мягко, но чем дольше он говорил, чем приветливее становился, тем больше в ней крепло ощущение того, что опять с ней обращаются, как с маленькой девочкой, опять до нее снисходят.
— Вегас принадлежит мне, — заявила она в конце концов. — Я возвращаюсь туда сегодня же.
— Поздновато.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну же, Лаки, ты же умная женщина. Ты отдала Вегас Боннатти — ты вручила его ему. А теперь ты думаешь, что он с улыбкой отойдет в сторону?
— Я знаю, как с ним обращаться. Джино захохотал.
— Как же вовремя я вернулся. Неужели ты до сих пор не поняла, что Боннатти нам больше не друг?
На щеках Лаки вспыхнули два ярко-красных пятна. Даже Джино это было известно…
Не успела она ничего произнести в ответ, как раздался стук в дверь. Лаки поднялась и распахнула ее.
На пороге стоял Дарио — стройный, светловолосый, с невинным взглядом голубых глаз.
— Привет всем, — сказал он. — Рад вас обоих видеть.
В два часа пополудни в конторе Герца Кэрри взяла напрокат автомобиль. В три она остановила машину неподалеку от ворот, дорога через которые вела к особняку Энцо Боннатти.
Она сидела, положив рядом с собой свою сумочку, где лежало оружие. Она ждала. Правда, сама не знала точно чего. Но Кэрри твердо знала одно: если она просидит здесь достаточно долго, то в конце концов у нее хватит мужества пойти и сделать что-то с жившим в нескольких десятках метров от ее машины чудовищем.
Уоррис Чартере решил остановиться в «Плазе». А почему бы и нет? Платил Боннатти.
Он сходил в сауну, где ему сделали массаж и маникюр. Дважды он пытался дозвониться до особняка мистера Боннатти, но оба раза Энцо не оказывалось дома. В три пятнадцать Уоррис позвонил еще и услышал наконец в трубке голос Энцо.
— У меня с собой лента, и я хотел бы, чтобы вы просмотрели ее. — Уоррис почувствовал облегчение от того, что дозвонился-таки до своего благодетеля. В кинобизнесе никогда и ни в чем нельзя быть уверенным.
— Отлично, — ответил ему Энцо. — Я уже хочу ее посмотреть. А потом, у меня появилась идея концовки, она убьет тебя, когда ты ее услышишь.
— Приехать прямо сейчас?
— У тебя есть машина?
— Нет, я собирался взять се напрокат.
— Не суетись. Я пошлю за тобой одного из своих ребят. Руссо подъедет около шести. Будь готов к этому времени.
С улыбкой на лице Уоррис положил трубку.
Никакого удовольствия от прихода Дарио Лаки не испытала. Его-то кто пригласил? Предполагалась чисто деловая встреча, а сейчас она превращалась в трогательную сцену семейного примирения. Дерьмо! И это при том, что у нее куча дел. — Вот уж этого ей абсолютно не нужно.
С Дарио она теперь и вовсе не разговаривала. После выхода на экраны того фильма и имевшей вслед за ним место беседы брат и сестра почти не поддерживали между собой отношений.
Атмосфера в номере Джино, мягко говоря, сгущалась. Дарио старался вести себя непринужденно и естественно, однако находившийся в кобуре под мышкой небольшой пистолет причинял определенные неудобства. На лице выступили крупные капли пота.
— Сними пиджак, — предложил ему Джино. — Устраивайся поудобнее.
— Сейчас.
Сейчас я размажу ваши мозги по стенам. Но кого первого? Если сучку-сестру — то что будет делать Джино? И наоборот?
Господи всеблагий! Боннатти сунул ему пистолет и Сказал: «Сделай это».
Но как? Кого первого, ради Бога? Кого первого?
— Мне пора идти, — внезапно сказала Лаки. Стреляй сначала в нее. Ведь самые крупные неприятности доставила тебе она!
Рука Дарио скользнула к оружию. Рио. Миллион долларов. Свобода.
— Джино, — из спальни появился Коста, — может, я попрошу принести в номер чего-нибудь из еды?
Черт побери! Коста! На всех троих у него духу не хватит. Черт побери! Почему Боннатти ничего не сказал о Косте?
Чересчур уж все осложнилось. Он сделает это, безусловно, он сделает это, но позже. Завтра. Послезавтра. Боппатти поймет его. Должен понять. День-другой Рио может и подождать. Миллион тоже никуда не денется.
Рука выползла из-под пиджака. Джино как-то странно смотрит на него, как будто ему все известно.
Дарио бросился к двери.
— Должен бежать — я совсем забыл, у меня же дело, — невнятно пробормотал он.
Теперь на него уставились все трое. Рука Дарио, мокрая от пота, соскользнула с ручки двери.
— Эй! — крикнул ему Джино, — что это с тобой? Нам нужно поговорить. Я хочу…
Дарио нажал-таки ручку и с силой захлопнул за собой дверь. Он услышал за своей спиной разъяренный голос отца, но, даже не повернув головы, бросился к пожарной лестнице, той самой, о которой ему говорил Боннатти. Перепрыгивая через две ступеньки сразу, он с трудом хватал ртом воздух, чертова кобура до боли натирала подмышку.
Чего ради он спасается бегством? Он же не совершил никакого преступления!
Движения его замедлились. Когда он ступил на последнюю ступеньку лестницы, дыхание уже полностью восстановилось.
Дарио спокойно вышел из отеля, посмотрел по сторонам. Через улицу он заметил Руссо и кивнул ему, давая понять, что все нормально.
Руссо понял его знак и в ответ поднял руку.
Затем произошло нечто такое, чего Дарио осознать не успел. Он стоял у входа в отель, дожидаясь, пока Руссо пересечет улицу и сядет за руль автомобиля, но тут ему что-то с силой ударило в спину. Господи! Ну и боль!
Дарио повернулся, чтобы посмотреть, в чем дело, раскрыл рот, и из него пузырясь, толчками
