По окну больничной палаты хлестали струи дождя. Офицер сидел на стуле у кровати раненого преступника, сложив руки на коленях.
– Привет, Марлин, – сказала Лейси, глядя на лежащего на постели маньяка. – Помнишь меня? Я та самая женщина, которую ты оглушил ударом по голове и затащил в свою комнату ужасов. Но я выиграла в той игре, а вот ты проиграл.
– Как тебя зовут?
– Лейси Шерлок.
– Таких имен не бывает. Глупость какая-то. Это имя из какой-то дурацкой детективной истории. Как тебя зовут на самом деле?
– Моя фамилия действительно Шерлок, Марлин. Разве это не я тебя отследила? Разве не с моей помощью тебя взяли? По-твоему, я не заслуживаю того, чтобы носить это имя?
– Ты мне не нравишься, Марти.
– Меня зовут Лейси.
– В таком случае ты мне нравишься еще меньше.
– Марлин, ты не возражаешь, если я включу магнитофон?
– Валяй, включай, ничего не имею против. Мне нравится слушать собственный голос. Я здорово умею говорить. Мистер Кейн, владелец «Эплтри хоум саплайз энд милл ярд», умолял меня стать помощником менеджера на его фирме. Он знал, что я могу продать что угодно кому угодно и что я прекрасно разбираюсь во всем, что касается строительства и стройматериалов.
– Да, ты в самом деле просто молодец, Марлин. Но я хочу задать тебе один вопрос. Скажи, почему ты отказался разговаривать с полицейскими?
– Просто я хочу поговорить с тобой, Марти. Как-нибудь на днях я убью тебя и поэтому хочу узнать тебя получше.
– Что ж, если от этой мысли ты чувствуешь себя лучше, наслаждайся ею, Марлин. Так тебе хочется поговорить? Тогда скажи мне, почему ты убил Хилари Рэмсгейт. Ведь она была не замужем. Все остальные твои жертвы были замужними женщинами.
– Я знал ее приятеля – ну, вернее, не знал, а видел пару раз. Он сказал своим знакомым, что эта баба – настоящая сука, | и потому, женившись на ней, он обязательно как следует ее проучит.
– Где это было, Марлин?
– В баре под названием «Глэд рэгз», в Ньютон-сентер. Тот парень частенько туда захаживал. Он спал с ней, выслушивал от нее всякие мерзости, а потом приходил в бар и всем про это рассказывал. Я как- то сказал ему, что он должен наказать ее.
– Ты часто ходил в «Глэд рэгз»?
– Да, часто. Мне хотелось посмотреть на эту сучку Хилари. Однажды вечером тот парень ее привел. Они здорово поругались. Она даже выплеснула ему в лицо пиво, а уж обкладывала беднягу при всех так, что просто уши вяли. Ну а приятели того бедолаги только ржали, как жеребцы. Что до меня, то я-то, конечно, не смеялся. Я знал, что эту женщину необходимо наказать и что этот парень, ее приятель, никогда не сможет проучить ее так, как надо, в лучшем случае он был способен слегка накостылять ей, не больше. Да он и сам ржал, когда она его прикладывала, как будто это она не его грязью поливала. Я бы на его месте изрезал ее на куски прямо там, в баре.
– Возможно, приятеля Хилари устраивали такие отношения. Тебе это никогда не приходило в голову?
– Нет, это невозможно. Она была плохой женщиной. А он был просто слаб и глуп.
– Ты частенько захаживал в разные бары, а, Марлин?
– Что да, то да. Я люблю бывать в барах. Там можно сидеть где-нибудь в укромном уголке, где тебя никто не беспокоит, и наблюдать за людьми. В барах я повидал много женщин, которые заслуживали наказания.
– И в сколько же баров ты имел обыкновение заходить? Джоунс пожал плечами, потом скорчил болезненную гримасу и осторожно прикоснулся к животу кончиками пальцев.
– Примерно в полдюжины. В Сан-Франциско у меня было гораздо больше любимых точек. Тебя тоже следовало бы изрезать на куски, Марти. Но ты ведь не ругаешься, верно? Наверняка не ругаешься. И к тому же я готов спорить, что ты не замужем. Ты просто работаешь в полиции и говорила все эти нехорошие слова, чтобы заманить меня в ловушку.
– Я не заманивала тебя в ловушку, Марлин. Я просто сыграла золь женщины, которую ты выбрал себе в качестве жертвы – ни больше, ни меньше.
– Я не должен был попасться на твою удочку. Слишком уж все просто получилось: ты прямо-таки свалилась на меня, как подарок с рождественской елки. Я вижу, рука у тебя все еще на перевязи. Это меня радует.
– Да, но зато я не лежу пластом с дырой в животе.
Джоунс попытался привстать. В ту же секунду полицейский, сидевший рядом с кроватью, вскочил и положил руку на рукоятку пистолета. Лейси улыбнулась ему и отрицательно покачала головой.
– Не беспокойтесь, офицер Рэмблинг. В данный момент Марлина нет ножа, а без него он все равно что немощный старик.
– Мне в самом деле очень хотелось бы прикончить тебя, – сказал Марлин и снова откинулся на подушку, тяжело дыша.
– Только не в этой жизни, Марлин. Послушай, я вижу, ты в самом деле здорово говоришь и тебе самому очень нравится болтать. Так почему бы тебе не рассказать мне о женщинах, которых ты убил в Сан-Франциско? Я знаю, что все они были замужем. Ты что, слышал, как все они поносили своих мужей?
– С какой стати я буду рассказывать. Ты же меня терпеть не можешь. Всадила пулю в живот, и рана до сих пор чертовски болит. Пожалуй, в такой ситуации мне может понадобиться адвокат.
– Замечательно. У тебя есть деньги, чтобы оплатить его услуги?
– Я могу нанять самого лучшего адвоката, и ты это знаешь. Этим парням плевать, есть у меня деньги или нет, главное, чтобы их лица мелькали в газетах и теленовостях. Принеси мне телефонный справочник, и я выберу самого дорогого.
– Ну ладно, хватит. Меня зовут агент Шерлок. Я работаю в ФБР, Ты в самом деле хочешь, чтобы я сейчас же вызвала тебе адвоката, Марлин? Или сначала ответишь еще на несколько моих вопросов?
– Ладно, адвоката я могу вызвать и попозже. Само собой, я могу ответить на любой твой вопрос, я ведь имею право в любой момент отказаться от своих слов. Я прочитал все, что было опубликовано про Тостера. Его отпустят, потому что он ненормальный. Так что он выйдет сухим из воды. И я тоже выйду сухим из воды, вот увидишь. А потом я приду посчитаться с тобой, Марти.
Лейси ощутила, как ее захлестнула волна гнева – гнева, но не страха. Ей следовало убить его там, на складе, только так она могла наверняка обеспечить торжество справедливости. Глупо было с ее стороны надеяться на то, что Джоунс ответит на ее вопросы. Помимо того, что он мог отказаться отвечать, он ведь вполне мог и солгать ей. От злости лицо Лейси залилось краской. И в тот момент, когда злость ее готова уже была прорваться наружу, она вдруг услышала голос Диллона Сэвича, тихонько мурлыкавшего какую-то ковбойскую песенку.
Резко обернувшись, Лейси уставилась на него. Лицо Сэвича было совершенно непроницаемым. Не говоря ни слова, он продолжал тихонько напевать, затем подмигнул ей. Эта весьма простая терапия подействовала. Губы Лейси против ее воли растянулись в улыбку. Вероятно, поклонники Моцарта возмутились бы, узнав, что она способна улыбаться, слыша любительское исполнение песенки в стиле кантри. Однако Сэвич своего добился – гнев Лейси куда-то разом улетучился, и она мгновенно успокоилась.
– Ну, это мы еще посмотрим, – сказала она, снова поворачиваясь к Джоунсу. – Эй, да ты, похоже, притомился, Марлин. Наверняка тебе скоро захочется вздремнуть. Почему бы тебе не сказать мне, почему в Сан-Франциско ты убил именно семь женщин, не больше и не меньше, а после этого лег на дно?
– Семь? – переспросил Марлин и надолго замолчал. Лейси заметила, что он загибает пальцы, считая количество своих жертв. Это наверняка был спектакль – она готова была побиться об заклад, что маньяк помнил каждую жертву по имени и в лицо. В эту секунду Лейси снова ощутила страстное желание
