шумел, и Константино наконец заглушил мотор.
Пыль, которую подняли машина и мотороллер, долго висела в воздухе плотным облаком. Альфредо наблюдал за тем, как Майкл выскочил из машины, подбежал к матери и, подхватив на руки, закружил. Грациелла с первого взгляда поняла, что сын действительно болен. Он очень исхудал и осунулся, но его смех и бьющая ключом энергия остались теми же.
— Мы ждем вас уже несколько часов, — сказала Грациелла.
Константино слышал, как брат принес свои искренние извинения.
— Самолет опоздал, и бедный Кон прождал меня целую вечность. Мы гнали обратно так быстро, как могли.
Та легкость, с которой Майкл лгал без зазрения совести, и то, с какой готовностью мать ему поверила, заставили Константино почувствовать себя неловко.
Он взял вещи брата, чтобы отнести их в комнату, и уже поднялся на крыльцо, когда подъехала отцовская машина. Константино оглянулся и увидел, как отец бросился к старшему сыну, радуясь, словно ребенок, и распростер ему навстречу объятия.
Константино знал, что отец любит всех их, никого не выделяя, но только Майкл вызывает у него такой неподдельный восторг. Это стало еще более очевидно, когда молодой человек с золотистыми волосами, унаследованными от матери, припал к груди отца. Они поцеловались, и Майкл, обняв отца за шею, прошептал ему на ухо:
— Я люблю тебя, папа. Очень люблю.
Роберто чмокнул сына в макушку и потрепал его по плечу.
— А ты похудел! Как ты собираешься выиграть Кубок Дэвиса, если от твоих мышц ничего не осталось, скажи на милость? А это еще что такое? — Роберто отогнул его нижнюю губу кончиком указательного пальца. — Ты перестал чистить зубы? Ты, у кого были самые здоровые и белоснежные зубы на всей Сицилии? Это что, в Америке теперь так принято? Уехал нормальный ребенок, а вернулся скелет с нечищеными зубами!
После обеда они говорили о старых добрых временах и слушали рассказы Майкла о колледже. Никто словом не обмолвился о том, почему он здесь, почему ему пришлось приехать домой. Все думали лишь об этом, но предпочитали молчать. Разговор мог завести только отец, однако он хотел, чтобы прежде вся семья спокойно пообедала и пообщалась с Майклом, по которому все очень соскучились.
Роберто заметил, что за обедом Майкл пил больше, чем обычно. У них дома не принято было ограничивать количество вина, но Майкл не знал удержу. Он стал быстро путать слова и запинаться, а потом, словно позабыв, где находится, достал из кармана пачку сигарет и закурил, хотя отец еще не закончил есть. Все притворились, что не заметили этого, но Константино видел, как отец тревожно прищурился.
Застольная беседа иссякла, когда Майкл положил локти на стол и задымил. Роберто первым нарушил гробовое молчание, поинтересовавшись, как он долетел. Майкл ответил что-то невразумительное, и Константино пришлось повторить ложь брата о задержке рейса. Казалось, Майклу стоит огромных усилий держать глаза открытыми. В конце концов он подпер голову руками, то и дело роняя ее, будто боролся со сном.
Роберто тихо заметил, что звонил в аэропорт и ему сказали, что рейс Майкла не только не был задержан, но, напротив, прибыл раньше времени. Константино покраснел от стыда и промолчал. Напряжение за столом возрастало.
Мать положила руку на плечо Майкла и укоризненно посмотрела на мужа.
— Ты, должно быть, устал, Майкл? Не хочешь пойти прилечь и отдохнуть?
Он покачал головой и закурил новую сигарету. Затем улыбнулся и обвел сидящих за столом каким-то странным мутным взглядом.
— Пожалуй, я действительно устал. Знаете, лететь из Америки чертовски далеко, и мне было нехорошо…
Он стал подниматься из-за стола и уронил стул. Грязно выругавшись, он не подумал о том, какое впечатление это произвело на семью. Сквернословие в присутствии матери и отца считалось поступком запредельным.
Грациелла снова протянула руку к сыну, но суровый голос мужа остановил ее.
— Пойди и поспи, Майкл. Утром поговорим.
Майкл поплелся к двери, все смотрели ему вслед, не понимая, как он мог так быстро измениться до неузнаваемости.
— Я думаю, он много выпил в самолете. И наверняка на голодный желудок… — нервно улыбнулась Грациелла. — И потом, волнение… вино за обедом…
Константино извинился и вышел из-за стола, так и не рассказав родителям о том, в каком состоянии нашел брата в аэропорту. Фредерико тоже попросил разрешения уйти к себе, а тихоня Альфредо аккуратно сложил салфетку и стукнул под столом по ноге брата. Альфредо, как и Константино, замечал, что отец обожает Майкла. Он и сам искренне любил старшего брата и не желал ему зла, но, когда понял, что отец им недоволен, в душе порадовался.
Майкл равнодушно смотрел из окна своей комнаты, как его братья гуляют по саду, весело болтая и смеясь. Ему так хотелось спуститься к ним, но чувство нереальности происходящего останавливало его. Майклу казалось, что он видит фрагмент чужой жизни, далекой от него, как кадр из кинофильма.
Едва мысли у него немного прояснились, как это снова началось: резкая боль во всем теле, головокружение и струйки холодного пота по спине…
Все изничтожилось, стало малозначимым и ненужным по сравнению с той внутренней потребностью, утолить которую могли только белые пакетики, спрятанные в гитарном чехле. Они дают мгновенное избавление от боли, чувство уверенности в себе. Майкл подошел к двери и подпер ручку стулом, чтобы никто не смог неожиданно войти. Из гитарного чехла он достал кусочек оловянной фольги, свернул ее и отмерил дозу бесценного белого порошка.
Внизу в кабинете отца раздался телефонный звонок. Роберто долго слушал щелчки и гул в трубке, пока оператор соединял его с Гарвардом, с профессором, у которого учился Майкл.
Роберто выслушал его от начала до конца, ни разу не перебив. Оказалось, Майкла отчислили из колледжа с середины второго курса. Его оценки за первый семестр были ниже среднего, а в общественной жизни колледжа он вообще никакого участия не принимал. Когда с учебой у Майкла не заладилось, профессор организовал для него дополнительные занятия, которые тот не стал посещать. Профессор решил, что у Майкла серьезные проблемы психоэмоционального плана, которые за последние полгода приобрели угрожающие масштабы. Кроме того, его неспособность организовать себя и отсутствие всяческого интереса к учебе дурно влияли на других студентов. Ему дали еще один шанс исправиться, но он не воспользовался им. Теперь ситуация такова, что речи быть не может о том, чтобы его приняли обратно.
Роберто поблагодарил профессора за искренность и прямоту и поинтересовался, не может ли он оказать колледжу финансовую поддержку на благотворительных началах. Трубка, которую он дрожащей рукой опустил на рычаг, казалось, стала неподъемно тяжелой. Он сел в кресло и провел в неподвижности несколько часов, пытаясь понять, зачем сыну понадобилось лгать родителям в письмах.
Грациелла еще не спала.
— Послушай, как он поет, — прошептала она, приложив палец к губам. — И играет замечательно. Уже целый час. Разве не чудесно?
Мать и отец вздрогнули, услышав звук падающей на пол гитары. Они затаили дыхание и стали ждать, что будет дальше. За стеной было тихо. Лучано на цыпочках подкрался к двери и осторожно приоткрыл ее. Его чуткий слух уловил едва различимый стон, но этого было достаточно, чтобы он в два прыжка оказался у комнаты сына и вышиб дверь плечом.
Майкл не мог бороться с собой и ввел себе еще одну дозу. Для этого он открыл очередной пакетик с белым порошком. Все как обычно… После инъекции лицо у него побелело, он задыхался и жадно глотал
