— Сарина мама никак не найдет места для картинки, — объяснила она Кимберли едва слышным дрожащим голосом, в котором, однако, прорывались свирепые нотки, так что Сара удивленно поглядывала на подружку. Взяв скотч, Слоан прикрепила рисунок Сары рядом со своим.
— Устроим настоящую выставку, ладно, мамочка? — догадалась спросить она, прижимая ладошку к клейкой ленте.
Сара затаила дыхание, испугавшись, что миссис Рейнолдс не захочет видеть в своем доме чьи-то чужие рисунки, но Кимберли только улыбнулась, обняла малышек и объявила, что это прекрасная идея. И ее благородный поступок навеки отпечатался в памяти Сары, потому что с того времени она больше никогда не испытывала одиночества. Еще не раз мать девочки унижала и даже била ее. Еще не раз Слоан приходилось быть свидетельницей бесчеловечного обращения с подругой и становиться на ее защиту, превозмогая слезы и страх. Еще не раз у Кимберли находились для девочек слова утешения, а то и одинаковые подарки, которые зачастую были ей не по карману. Но в тот день Сара в последний раз чувствовала себя беспомощной пылинкой в жестоком, бессмысленном мире, где у всех, кроме нее, было у кого поплакать на плече.
В последующие годы вместо детских рисунков на холодильнике появились школьные табели и вырезки из газет с именами девочек, подчеркнутыми красным. Раскраски и фломастеры, разбросанные на кухонном столе, уступили место учебникам по алгебре и тетрадям; темами для бесед попеременно становились придиры-учителя, мальчики-воображалы и деньги, которых вечно не хватало. Немного повзрослев, Слоан и Сара поняли, что Ким просто не умеет обращаться с деньгами и растягивать скудное жалованье на целый месяц, поэтому отныне всеми расчетами занималась Слоан, так что мать и дочь окончательно поменялись ролями. Только одно оставалось неизменным: Сара всегда чувствовала себя любимым и дорогим членом маленького семейства.
Учитывая все это, неудивительно, что ее так потрясло неприятное открытие. Оказывается, от нее утаили правду!
Сара придвинула стул к кухонному столу и уселась. Господи, как же часто они со Слоан трудились за таким же вот столом! Сотни раз!
Слоан оглянулась на подругу.
— Хочешь сандвич? — повторила она.
— Конечно, я понимаю, что это не мое дело, — начала Сара, впервые за все это время ощущая себя чужой, — но можешь по крайней мере сказать мне, почему ты держала все это в тайне?
Слоан резко обернулась, испуганная непривычно оскорбленным тоном подруги.
— Какая же тут тайна? Мы, в общем, ничего не скрывали. Ты просто не помнишь, но давным-давно мы рассказывали друг другу о наших отцах. История довольно банальная. Когда маме исполнилось восемнадцать, она стала победительницей местного конкурса красоты, и первым призом была недельная поездка в Форт-Лодердейл с пребыванием в лучшем отеле. Там же остановился Картер Рейнолдс. На несколько лет старше, невероятно красивый и неизмеримо лучше знающий жизнь, он сразу покорил ее сердце. Мама искренне верила, что это любовь с первого взгляда, что они поженятся и будут счастливы вместе и умрут в один день. Но печальная истина заключалась в том, что он не имел ни малейшего намерения связывать судьбу с провинциальной простушкой. К сожалению, вскоре обнаружилось, что мама забеременела, и ему пришлось совершить единственный благородный поступок в жизни. Следующие два года они жили около Корел-Гейблз, перебивались тем, что зарабатывал отец, и у мамы родился второй ребенок.
Ма считала, что жизнь прекрасна и она пребывает в раю, до той минуты, пока у дома не остановился лимузин с водителем. Мамаша Картера соизволила посетить их скромное жилище. Оказалось, что она решила дать блудному сыночку шанс вернуться в лоно семьи, и тот немедленно ухватился за предоставленную возможность. Вдвоем они сумели убедить потрясенную, рыдающую Кимберли, что с ее стороны будет чистейшим эгоизмом цепляться за человека, который хочет вырваться на свободу, и к тому же лишать его возможности видеться с детьми. Они попросили отпустить с ними старшую дочь, Парис, под предлогом, что девочке не мешает немного погостить в Сан-Франциско. Потом маму заставили дать письменное согласие на развод. Ей даже не дали прочесть все документы, особенно те пункты, что были напечатаны мелким шрифтом. Только гораздо позже она узнала, что, оказывается, отказалась от всех прав на Парис. Три часа спустя они уехали. Навсегда. Конец сказки.
Сара смотрела на подругу глазами, полными слез сочувствия и ярости.
— Ты в самом деле рассказывала мне эту историю много лет назад, — призналась она наконец, — но я была слишком мала, чтобы понять, как подло с вами обошлись и сколько страданий доставили Кимберли!
Слоан немедленно воспользовалась настроением Сары, чтобы доказать свою правоту.
— Ну, теперь скажи: неужели ты хотела бы иметь подобных родственников? Или постаралась бы забыть их?
— Забыть? Да я прикончила бы собственными руками этого ублюдка! — прошипела Сара, но тут же рассмеялась.
— Вполне нормальная реакция и точная характеристика моего папочки, — одобрительно кивнула Слоан, ставя на стол тарелки с сандвичами. — Но поскольку мама моя и мухи не прихлопнет, а я тогда была слишком мала, чтобы сделать это за нее, да и всякие разговоры о нем или моей сестре причиняли ей невыразимую боль, я выбросила их из сердца и предпочла считать, что они вообще не существуют в природе. В конце концов мы всегда были рядом, а потом у нас появилась ты. Ничего себе семейка, верно?
— Верно! — от всей души подтвердила Сара, только вот почему-то не смогла улыбнуться. — А Ким не пробовали вернуть Парис?
Слоан покачала головой.
— Мама посоветовалась с местным адвокатом, и он сказал, будто понадобится целое состояние, чтобы нанять таких блестящих адвокатов, как у семейства Рейнолдс, и даже тогда не известно, сумеем ли мы выиграть дело. Ма всегда пыталась убедить себя, что Парис повезло и что сама она никогда не смогла бы дать своей старшей дочери ни таких возможностей, ни настоящего образования.
Несмотря на спокойный тон, Слоан переполняли гнев и горечь. Раньше самыми сильными эмоциями были презрение к отцу и жалость к матери. Теперь же жалость превратилась в глубочайшее, почти болезненное сострадание, а гнев — в бешенство. Этот безжалостный, подлый, эгоистичный человек смеет о чем-то ее просить! Слава Богу, она взрослая и способна сама за себя постоять. После тридцати лет полного безразличия и пренебрежения он смеет воображать, что одним-единственным звонком может исправить все и брошенная жена и забытая дочь станут лизать его руки и благодарно кланяться за такую милость. Зря она не объявила во всеуслышание, что скорее проведет неделю в гнезде скорпионов, чем в его доме. И конечно, нужно было назвать его в лицо последним подонком. Глава 7
Соседка миссис Риверы заметила дым, рвущийся из-под двери, и позвонила в Службу спасения. Пожарные прибыли через шесть минут, но спасти убогий каркасный домишко так и не смогли.
Слоан возвращалась домой с работы, намереваясь переодеться и идти на пляж, где веселье было в самом разгаре, но тут запиликал бипер, и девушка бросилась на помощь. К тому времени, когда она прибежала на место трагедии, улица была уже забита машинами пожарных, полиции и «скорой помощи». Мигалки казались в ночи сигналами бедствия, сирены выли не переставая, по мостовой, словно жирные белые змеи, извивались пожарные рукава. Полицейские встали кордоном, оградив горящий дом и пытаясь сдержать толпу любопытных.
Слоан как раз закончила брать показания у одного из соседей, когда появилась миссис Ривера. Тяжеловесная пожилая женщина растолкала полицейских и зевак, как идущий на прорыв полузащитник, споткнулась о шланг и очутилась в объятиях Слоан, едва не сбив ее с ног.
— Мой дом! — завопила она, пытаясь вырваться.
— Туда нельзя, — уговаривала девушка. — Вы только помешаете тем, кто старается спасти ваш дом.
Но миссис Ривера, вместо того чтобы хоть ненадолго уняться, впала в истерику.
— Собака! — взвизгнула она. — Там моя Дейзи! Слоан обняла женщину за плечи.
— Не волнуйтесь. Дейзи — это такая коричневая с белым собачка?
