вмещала двуспальную кровать, два кресла, портативный бар с впечатляющим ассортиментом напитков и телевизор. Через открытую дверь виднелась тесная ванная. Однако в остальном дешевый мотель здесь ничего больше не напоминало. Обстановка была стильной и очень дорогой.
За его спиной послышался стук закрываемой двери, и Эбон обернулся.
Женщина тяжело дышала. Пухлые губы увлажнились, зеленые глаза горели пламенем порочного возбуждения.
— А знаешь, что здесь раньше было?
— Догадываюсь.
— В прежние времена здесь жили рабы.
— А масса Фейн мало-мало ремонтировать и превратить в бордельчик, ага?
— Что? — Она шагнула вплотную к нему, от тела повеяло жаром, словно из открытой духовки — Неужели тебя не возбуждает? Чернокожий стоит в комнате, где сто лет назад был бы рабом, а сейчас он хозяин.
— Так уж и хозяин?
— Можешь стать, — хрипло выдохнула она.
Стремительным движением блондинка завела руки за спину, шевельнула плечами и сбросила платье к ногам, как змея кожу. Под платьем на ней были лишь черные колготы. Полные упругие груди, соски уже напряглись и набухли.
Она положила ладонь на его руку.
— Такие разные, такая белая и такой черный! Господи! — По ее телу пробежала дрожь, глаза засветились нескрываемой похотью. — Все что хочешь!
— Правда все, мама?
— Все! Только прикажи!
— Не пойдет, белохвостая. — Он грубо стряхнул ее ладонь со своей руки. — Начнем с того, что ты меня не заводишь. А во-вторых… не пойдет и точка.
Не трахаю я сучек белохвостых.
Огромной ладонью он уперся ей в грудь и сильным толчком опрокинул на спину поперек кровати.
Она приподнялась на локте, глаза сверкали зеленым огнем. В уголках губ пузырьками вскипала слюна — Что с тобой, черный? Гомик, что ли? Или у тебя не встает? Я-то всегда думала, что у всех черных торчит постоянно!
— Думай что хочешь, сучка белохвостая! — оборвал он ее и направился было к двери, но обернулся и язвительно предложил:
— Откинься на спину и вообрази, что ты хозяйка плантации и прокралась в хижину к рабам маленько потрахаться по-черному. А если под рукой не найдется ничего подходящего, употреби свой беленький пальчик!
Рексфорд Фейн знал, что происходит во время приемов, в таких подробностях, о которых ни Эбон, ни его гости не могли и подозревать. Каждая комната в особняке и в жилой постройке для рабов прослушивалась. Необходимое для этого оборудование было установлено столь искусно, что только эксперту оказалось бы под силу обнаружить ловко спрятанные электронные «жучки».
Все дела, которыми Фейну приходилось заниматься дома, он якобы вел в кабинете на первом этаже.
Но это для непосвященных. Однако наверху у него была еще комнатушка, выходящая единственным окном во внутренний дворик. Дверь в нее постоянно находилась под замком. Прислуге заглядывать туда было строжайше запрещено, и даже Одри могла войти в комнату только в сопровождении Фейна. Ключ в единственном экземпляре хранился у него.
В комнате были письменный стол, кушетка, небольшой бар и две огромные картины. На одной была изображена принадлежащая ему ореховая роща, на другой — его ранчо в центральном Техасе. За одной из картин скрывался сейф. Денег обычно он хранил в нем немного — на мелкие текущие расходы, хотя иной раз доводилось оставлять там на ночь и крупные суммы или ценные бумаги.
За другой картиной в стенной нише прятался предмет его гордости — электронное устройство, по своей сложности не уступающее аппаратной крупной телестанции. Это был пульт управления подслушивающим оборудованием. Отсюда он мог, коснувшись пальцем соответствующей кнопки, ясно и четко слышать все, что происходит в любой комнате особняка.
Фейн не был извращенцем — хотя бывали случаи, когда он заслушивался особенно эротическими и громкоголосыми любовными забавами своих гостей и приходил в сексуальное возбуждение.
Электронные «жучки» служили другой цели.
Странно, как люди, весьма важные притом особы, под его крышей пускаются во все тяжкие, вытворяют такое, чего никогда бы не позволили себе в мотеле из страха быть застуканными.
После приемов у Фейна в его особняке оставались ночевать сенаторы, один вице-президент Соединенных Штатов, крупные администраторы, промышленные магнаты, и огромное множество из них не могло устоять перед исполнением сексуально-гимнастических упражнений. И все это фиксировалось магнитофонами. Пленки хранились в сейфе, что и было основной причиной его существования. Прибегать к записям в качестве аргументов для достижения своих целей Фейну пока приходилось, правда, крайне редко, но сам факт, что они у него есть, добавлял ему покоя и уверенности.
Угрызения совести Фейна никогда не мучили. Он был убежден, что в любви и на войне, и тем более в бизнесе; и политике, все средства хороши. К тому же он ведь не подкладывал девиц в постель к гостящим у него набобам. Они тащили их туда по собственной инициативе. Самому Фейну оставалось лишь обеспечить присутствие сговорчивых кандидаток.
Единственным, кого ему еще не удалось заловить в расставленные капканы, был Мартин Сент-Клауд. Либо Мартин сам заподозрил, что комнаты прослушиваются» либо Одри каким-то образом прознала об этом и предупредила сенатора. Фейну, естественно, было известно о романе его дочери с Мартином, как и о квартирке во Французском квартале. Если Одри полагала, что для него это оставалось секретом, значит, она считала своего старенького папку полным идиотом.
К счастью, необходимости шантажировать Мартина пока не возникало. Хотя Мартин был достаточно своевольным человеком и некоторые его поступки Фейн не одобрял, в общем и целом они придерживались одинаковых взглядов. Фейн не возражал против романа сенатора с Одри. Если Мартин сумел бы разлетись с женой без губительного для карьеры скандала и жениться на Одри, Фейн был бы только рад.
Он намеревался сделать Мартина Сент-Клауда президентом Соединенных Штатов, а иметь свою дочь хозяйкой в Белом доме было бы весьма приятным преимуществом.
Фейн сознавал, что сам в политике никогда не достигнет сколь-нибудь высокого положения. Для этого он слишком стар. Да и будь он помоложе, у него все равно ничего бы не вышло. На своем пути к богатству и власти он отдавил слишком много ног, нажил себе слишком много врагов, переспал с женами слишком многих влиятельных людей.
Что ж, роль «творца королей» его тоже устраивает.
Начинал Рексфорд Фейн в небольшом промышленном городишке в Нью-Джерси. Мать его сбежала со странствующим проповедником, оставив десятилетнего мальчишку на попечение хилого и слабовольного папаши, который после этой семейной драмы начал крепко пить. Старший Фейн трудился в механической мастерской. Через две недели после того, как Рексфорду исполнилось шестнадцать, он отправился на работу в стельку пьяный и угодил рукой в электропилу. Обильная потеря крови из перерезанной артерии убила его почти на месте.
Фейн в это время уже второй год учился в средней школе. Школу он бросил и подался на запад. В Техасе устроился подсобным рабочим к человеку, который на свой страх и риск искал нефть. Фейн не боялся тяжелой работы, обладал недюжинной физической силой и умом, впитывавшим в себя знания как губка. Детей у его хозяина не было, и скоро он стал относиться к юному Фейну как к сыну. Через два года им крупно повезло. Празднуя небывалую удачу, новоиспеченный нефтяной магнат сильно перебрал, полез на буровую вышку, извергающую мощный фонтан нефти, сорвался и разбился насмерть.
Так совсем молодая жизнь Рексфорда Фейна была омрачена двумя пьяными смертями.
На этот раз, однако, все было по-другому: Фейн получил в наследство найденное нефтяное месторождение. Через полгода он продал его за двести тысяч долларов и пошел в гору.
