уладить… — Эндоу вновь сел на стул и принялся объяснять адвокату:
— Это касается моей жены, Эстелл. Она калека, прикована к инвалидному креслу, когда меня нет рядом, позаботиться о ней некому.
Поэтому если я получу деньги, то прежде всего хочу обеспечить за ней нормальный уход…
Джим Боб был занят упаковкой тех немногочисленных вещей, которые успели скопиться на его временном командном пункте. Ему предстояло вернуться к своему постоянному месту работы в деловом центре города.
Внезапно он услышал, как за его спиной открылась и закрылась дверь. Он выпрямился и обернулся.
И нисколько не удивился, увидеть стоявшего на пороге Эбона. Его наголо обритая голов? отливала металлическим блеском, внушительная фигура распирала тесный тренировочный костюм.
— Насколько я знаю, вы хотели поговорить со мной, капитан? — произнес Эбон с мрачным выражением лица.
— Интересно, откуда же ты это узнал? — сухо спросил Джим Боб.
Он жестом предложил Эбону стул, а сам устроился за своим столом. Сунул в рот остывшую трубку.
Сегодня в общем-то она ему была не нужна. Масленица и все связанные с ней проблемы позади, так что можно и расслабиться. Хоть немного.
Несколько долгих мгновений Эбон медлил, потом все же сел на предложенный ему стул. Очень нехотя, как показалось Джиму Бобу. Капитан в полном молчании не сводил пристального взгляда со своего гостя, стараясь хранить на лице равнодушное выражение.
Эбон заерзал на стуле и сердито нахмурился.
— Капитан, я пришел сюда не за тем, чтобы вы на меня вот так пялились! — зло выпалил он.
— Да? А зачем же ты пришел?
— Я уже сказал. Слышал, вы меня ищете. Мне стало любопытно, какие обвинения…
— Ты же знаешь, Эбон, против тебя не выдвинуто никаких обвинений. Хотя… — Джим Боб сделал многозначительную паузу. — Это дело с одним из твоих людей… как ты его звал? Грин, если не ошибаюсь?
Думается, здесь кое-что можно сообразить… Подстрекательство к беспорядкам, приведшее к смертельному исходу.
— Что за чушь, капитан! Сами знаете, никому нет дела , до того, что вчера убили еще одного негра. Вот если бы это был белый, какой-нибудь ваш боров…
— Тут ты абсолютно прав, Эбон, — одобрительно закивал головой Джим Боб. — Если бы все случилось по-другому, если бы твой Грин убил полисмена, он был бы уже арестован по обвинению в убийстве. Да и ты с ним заодно оказался бы за решеткой… У твоих братьев сегодня появился новый мученик, так ведь?
— У белых тоже. Герой. Футболист этот.
— Да, уверен, сейчас о старине Медвежьи Когти в Новом Орлеане говорится много добрых слов. — Пронзительный взгляд капитана остановился на бесстрастном лице Эбона. — Сдается мне, тебе его не очень жаль, а?
— Да не особенно, — небрежно пожал плечами Эбон.
— Я имею в виду, что ты не станешь лить слезы себе в пиво только потому, что его убили вместо сенатора Сент-Клауда. Сенатор ведь твой дружок, так?
И если бы он погиб сегодня, это повредило бы твоему делу, так?
— Ни один белый не может быть нашим дружком, капитан, — высокомерно заявил Эбон, — Но должен признаться… да, я рад, что Мартина вчера не убили. Слышал, вы задержали человека, который пытался это сделать?
— Ага, он у нас под арестом. Пока ничего не выяснили. Молчит как рыба. — Джим Боб пожал плечами. — Сегодня утром пригласили ему адвокатишку, тот еще фрукт, который надеется заработать денежку и рекламу на защите психа, пытавшегося убить сенатора США. Я рассчитывал, что этот ненормальный может разговориться в присутствии адвоката. Хотя и не жду, что узнаю больше, чем мне известно сейчас.
— И что с ним будет?
— Да ничего особенного. Его адвокат заявит о невиновности подзащитного на том основании, что тот находился в состоянии временного помешательства. Или что-нибудь еще придумает в том же духе.
Так ведь он и есть сумасшедший — самый натуральный. Вот его и упрячут под замок вместе с такими же, как он, психами.
Эбон неожиданно поднялся со стула.
— Ладно, капитан, если я вам больше не нужен, мне пора идти.
— Сделай одолжение. Спасибо, что заглянул, Эбон.
Всегда рад тебя видеть, — приветливо помахал ему рукой Джим Боб и, дождавшись, когда Эбон подошел к самой двери, невинным тоном спросил:
— Паршиво, что твоя лежачая демонстрация так накрылась, а?
Эбон обернулся с искаженным злостью лицом, потом заставил себя улыбнуться.
— Паршиво, и не говорите… Но ведь еще не вечер: будет еще масленица, будут и парады.
— Что верно, то верно, — мрачно согласился Джим Боб.
— Так что у нас на подготовку целый год впереди. — Теперь Эбон уже расплылся в широкой издевательской улыбке. — Но не думайте, капитан, что я брошу все силы только на это. Лига вам весь год ни на час покоя не даст, день за днем всю плешь проест!
Эстелл Эндоу всю ночь почти не спала. Лишь несколько раз проваливалась в забытье на считанные минуты. Еще до того как парад Рекса приблизился к дому, на балконе которого она сидела в инвалидном кресле, все окрестности уже так и гудели слухами.
Незадолго до того как припозднившееся шествие достигло их квартала, к ней в крайнем возбуждении ворвался Донни Парке.
— Вы слышали, миссис Эндоу? На Кенел-стрит такая пальба была! Несколько человек перестреляли!
А на одной из платформ убили сенатора США!
Не дожидаясь ответа, Донни умчался прочь, оставив Эстелл наедине с жуткими предчувствиями, мучившими ее остаток дня и всю ночь. В страхе она ожидала известий от Френа, терзалась опасениями, что в любую минуту к ней нагрянет полиция. Однако ночью ее никто не потревожил, если не считать ее собственных беспокойных мыслей. Ей пришло в голову позвонить в полицию и осведомиться, что они сделали с ее мужем: арестовали или убили? Звонить, однако, она не стала. Если они не схватили Френа, такой звонок только возбудит их подозрения. В глубине души она, конечно, чувствовала, что с Френом произошло что-то ужасное. Никогда еще — во всяком случае, после того несчастного случая — не было такого, чтобы Френ не пришел домой.
В конце концов где-то посреди ночи она принялась обзванивать больницы. Не называя себя, интересовалась, не поступал ли к ним некто Френсис Эндоу.
Ни в одной больнице Нового Орлеана он среди пациентов не значился. В полном отчаянии она позвонила в городской морг. Там ей ответили, что ни о каком Френсисе Эндоу слыхом не слыхивали. Она почувствовала минутное облегчение, но затем подумала, что если Френ лежит в какой-нибудь больнице под усиленной охраной полицейских, то они отдали приказ никому не сообщать об этом ни под каким видом. Такое же распоряжение могли получить и в морге.
Всю ночь Эстелл оставалась в инвалидном кресле.
Она курила сигарету за сигаретой, впадая время от времени в дремоту. Она смогла бы сама, пусть и с трудом, перебраться в кровать, но была уверена, что не заснет.
К тому же пересесть утром в кресло ей бы без посторонней помощи не удалось. В холодильнике она нашла кое-какие продукты — сыр и холодное мясо. Приложив немало усилий, Эстелл все же сумела сделать пару бутербродов. И съела их без всякого аппетита.
Время от времени она принималась плакать то от жалости к самой себе, то в страхе за Френа.
Сигареты у нее кончились еще задолго до рассвета. Она заставила себя дождаться первых лучей солнца и только потом позвонила в колокольчик, вызывая наверх Донни. У нее оставалась одна- единственная десятидолларовая банкнота, и Эстелл вручила ее Донни, наказав купить Две пачки сигарет и
