— Ой, извини, пап. — Мальчик заткнул за воротник кончик салфетки. — Что у нас сегодня?
— У нас сегодня, — сказала Селия, пытаясь выглядеть веселой, — сначала копченая рыба, а потом жаркое из баранины с овощами…
— Ура! Мое любимое! — вскричал Колин.
— И мое! — вторил ему Иан.
— Тише, — в один голос сказали родители.
— Затем летний пудинг… — продолжала Селия.
— С малиной и черной и красной смородиной?
— А крем? У нас есть крем?
Селия в притворном отчаянии закрыла голову руками.
— Как вам нравится, Джеки? Ничто не испортит им аппетит!
Джеки улыбнулась.
— Когда я услышала про жаркое и пудинг, мне и самой, если честно, захотелось крикнуть «ура».
Колин и Иан с уважением посмотрели на нее. У них были такие же спокойные серые глаза, как и у матери.
— Есть всегда надо, что бы ни случилось, правда? — сказал Колин.
— Еще бы, — согласилась Джеки.
— А вы насчет дедушки разговаривали? — вдруг спросил Иан, переводя взгляд с гостьи на родителей и обратно.
Хьюго поморщился, словно его ущипнули, но Селия спокойно взглянула на сына и сказала:
— Да, милый. Миссис Давентри знакома с тем гадким человеком, который продал статью о дедушке в газеты.
Иан посмотрел на Джеки с нескрываемым ужасом.
— Он ваш друг?
— О нет, — ответила Джеки. — Недруг, это точно.
— Хорошо. А он много получил денег за свою статью?
— Да, думаю, немало… — Тут Джеки, что-то вспомнив, усмехнулась и обратилась к Селии: — Вы еще не слышали самой свежей сплетни об Элфриде Уитли?
Селия вопросительно посмотрела на нее.
— Роланду удалось втереться к ней в доверие, и закончилось дело тем, что он уговорил ее устроить у них дома вечер для его друзей. Однако туда набилось столько народу, что Элфрида и Селвин, придя в бешенство и бросив все, уехали ужинать в ресторан.
— Не может быть! — воскликнула Селия. — А что было дальше?
— Я слышала, что Роланд объявил ей войну и теперь только и думает, как бы отомстить за унижение.
Селия шумно выдохнула.
— Господи, могу себе представить, на что это будет похоже…
Джеки пожала плечами.
— Я тоже. Одно ясно: он не успокоится, пока не расправится с ней. Элфриде будет стыдно показаться на люди.
Профессор Артур Рауз с упавшим сердцем слушал Хартли Вудкрофта, который рассказывал о том, что M15 удалось выяснить в отношении Роланда Шоу.
— Они убеждены, что находятся на правильном пути, — говорил он. — Роланд Шоу промышляет наркотиками и шантажом. Весьма ловко втирается к людям в доверие с корыстными целями, продает скабрезности бульварным газетенкам и снискал себе определенную репутацию в гей-клубах. Работает просто: подхватывает кого-нибудь из солидных людей, укладывает в постель, а потом грозит разоблачением.
Профессор был поражен.
— Роланд Шоу?! Невероятно! Вы уверены?
— Власти уверены, а мне этого достаточно, — сухо ответил Хартли Вудкрофт.
— Но… но… — Артур Рауз от волнения стал заикаться. — У меня такое ощущение, будто вы рассказываете про какого-то другого молодого человека. Во-первых, никогда бы не подумал, что Роланд Шоу гомосексуалист. Знай я эго заранее, то, разумеется, никогда не позволил бы ему приблизиться к Тому. И еще промышляет наркотиками, вы говорите? Шантажом? Поверить не могу… — Он покачал головой. — И что теперь будет?
Вудкрофт пожал плечами.
— Властям решать. Пока что они установили за ним пристальное наблюдение. Впрочем, насколько мне известно, наркотики, шантаж и гомосексуализм М15 не интересуют. Им важно найти какие-нибудь доказательства того, что эго именно он выкрал чертежи.
Артур Рауз вернулся в кабинет с тяжелым чувством. «Что-то не так», — думал он, но не мог понять, что именно. Интуиция подсказывала ему, что, хотя Роланд Шоу и оказался отъявленным грешником, он все же не похож на человека, способного выкрасть чертежи ядерной боеголовки.
10
Зима 1990
Шофер Селвина каждое утро в четверть десятого подвозил своего хозяина к центральному офису «Уитли констракшн». Несмотря на свой почтенный возраст, Селвин много работал, твердой рукой заправлял бизнесом и до сих пор сам принимал наиболее важные решения. Имея председательское кресло в совете директоров собственной компании, он являлся также президентом лондонского управления по операциям с недвижимостью «Барнетт», вице-президентом музея изящных искусств «Сентрал-Сити» и заместителем председателя лондонской строительной ассоциации.
В то-утро на дорогах было весьма оживленное движение и лимузину с трудом удалось вырулить из общего потока в нужном месте. Наконец машина остановилась во дворе здания на Хай-Холборн. Часы показывали девять шестнадцать. Селвин вылез из лимузина с портфелем в руках и обернулся к шоферу.
— Жду тебя в двенадцать, Джеффрис. Я сегодня обедаю в «Савое».
Шофер, работавший у него последние десять лет, коснулся козырька фуражки рукой в перчатке и ответил:
— Вас понял, сэр.
Селвин поднял глаза к небу. Сегодня был обычный пасмурный день, характерный для ноября. Только сейчас ему пришло в голову, что сегодня двадцать второе число. Как и многие, Селвин прекрасно помнил, что делал в этот самый день двадцать семь лет назад, когда убили Джона Ф. Кеннеди. Они с Хелен должны были пойти ужинать в ресторан. Он заказал столик на двоих в «Дорчестер-гриль». Они с женой собирались отметить подписанный им утром крупный контракт. Но перед самым выходом из дома телевидение и все радиостанции потрясли мир сообщениями о выстрелах в Далласе. Селвин хорошо запомнил свое состояние: словно лишился доброго друга.
«Двадцать семь лет… Боже мой, как летит время. Как будто вчера все было!»
Все еще думая об этом, он вошел в здание и направился к лифтам. Часы над кабиной показывали девять двадцать. Он еще не знал, что через несколько минут на пего обрушится удар, вполне сравнимый с тем, полученным двадцать семь лет назад.
Анна, его личный секретарь, работавшая на Селвина в течение последних двадцати двух лет, как всегда, приветствовала его теплой, почти материнской улыбкой. В ее присутствии ему всегда становилось как-то особенно уютно.
