Святой Меррит вовсе не так уж свят. Может, он предавался вполне человеческим забавам в Саут-Бич. Хотя… – Спенсер бросил взгляд в тот конец зала, где стоял Меррит – высокий, прямой, седой – и разговаривал с женой и любовницей жены. – В это трудно поверить.
Объявили о начале обеда, и все двинулись к столам. Мег выяснила, что она сидит между Спенсом и Алессандро. Место Эштон напротив пустовало.
– Ты уверен, что она здорова? – обратился Спенс к Алессандро, когда в качестве первого блюда появились флоридские креветки и клешни крабов. – Она никогда раньше не пропускала приемы. С точки зрения Эштон, он уступает только балу по случаю юбилея Фонда Кенделлов.
– Возможно, она передумала и решила не приходить, – сказал Алессандро. – Она чувствовала себя не очень хорошо, когда я уезжал. – Голос графа звучал непринужденно, словно его нисколько не беспокоила такая мелочь, как состояние здоровья жены, однако Мег заметила, что при этом вены на его висках вздулись.
– Мне это не нравится, – сказал Спенс, потому что знал, в чем Эштон ищет утешения, когда чувствует себя несчастной, и как легко может потерять контроль над собой. Он вспомнил, как однажды сам переборщил с дозой в Саут-Бич. Вспомнил, как в пьяном виде разбил вдребезги несколько машин и как две машины разбила Эштон. А еще одну они угробили вместе, когда были молодыми. Но сейчас он не будет думать об этом. Спенс знал также о любви Эштон к мужчинам, что тоже могло оказаться опасным.
– Я не хочу тратить вечер на разговоры об Эштон, – сказал Алессандро, – когда сижу рядом с самой очаровательной женщиной в этом зале.
Мег почувствовала, как под столом бедро Алессандро прижалось к ее ноге. Она отодвинула стул, чтобы их ноги больше не соприкасались. И вдруг удивилась, что раньше находила его привлекательным.
Оркестр Нила Смита открыл вечер, и Алессандро наклонился к Мег, чтобы пригласить ее на танец. Но прежде чем граф успел это сделать, рука Спенса оказалась на ее локте и он помог ей подняться.
Не успели они ступить на танцевальную площадку, как Мег поняла, что это будет не просто танец. Это будет нечто похожее на занятие любовью.
Она вошла в кольцо рук Спенсера и почувствовала себя удивительно уютно в его объятиях. Лбом она прижалась к его подбородку, и, казалось, ее лоб создан для того, чтобы лежать на этом подбородке. Рука Спенсера покоилась на обнаженной талии и словно ласкала ее. Мег, сама того не сознавая, откликалась на эти ласки. Когда они двигались по площадке, ее тело как бы сливалось с его телом. Твердая грудь Спенса прижималась к округлостям ее грудей, его бедро терлось о ее бедро, и исходящее от него желание передавалось Мег. За окнами огни судов и города, звезды на небе блестели, как бриллианты, люди словно куда-то отдалились, и они танцевали одни в усыпанной звездами их собственной вселенной.
– Я думаю, нам нужно уйти, – шепнул Спенс на ухо Мег, когда музыка замолкла и они остановились, продолжая прижиматься друг к другу.
– Мы не можем уйти раньше полуночи, – возразила Мег, поскольку знала, что в полночь крыша над ними раскроется, и на них хлынет ливень розовато-белых конфетти. Однако ее протест был ложью, потому что никакие эффектные зрелища не шли ни в какое сравнение с тем, что она сейчас чувствовала.
– Мы устроим свой праздник, – наклонившись к ее уху, шепотом пообещал Спенс.
А затем возле них вдруг оказался Алессандро, пригласил Мег на танец и отпустил в адрес Спенса шутку, что Спенс ею не только не владеет, но даже не завоевал на ночь. Шутка была плоская, Мег даже толком не поняла ее и видела, что Спенс тоже не нашел в шутке ничего забавного. Но хуже всего было то, что Мег перешла из объятий Спенса к Алессандро. Из мира, в котором звучали зов и обещания любви, она окунулась в мир сомнительной шутки.
Некоторое время они танцевали молча, однако напор Алессандро и настойчивость его рук сказали ей больше, чем она хотела бы услышать. Мег пыталась отстраниться от него, однако Алессандро снова прижимал ее к себе. В конце концов она остановилась.
– Здесь невыносимо жарко, – попыталась объяснить Мег причину своей строптивости.
– Мы выйдем на террасу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Это даже лучше.
Мег хотела было возразить, однако он уже вел ее к дверям.
Когда они вышли на балкон, Алессандро положил руки ей на плечи. Мег стряхнула их и отступила назад. Некоторое время он молча смотрел на нее, и при свете, падавшем из зала, она прочитала в его глазах гнев. Затем он засмеялся, и его смех разрядил напряженность.
– Не понимаю, Мег, почему вы так боитесь меня.
– Я не боюсь вас, – солгала она.
– Однако складывается впечатление, что боитесь, – сказал Алессандро и, не давая ей возразить, повторил: – Не могу понять почему. Почему вы с таким подозрением относитесь ко мне и в то же время так доверяете людям, которые в гораздо меньшей степени заслуживают доверия.
Мег резко вскинула лицо.
– Что вы имеете в виду?
Он пододвинулся к краю террасы и теперь стоял, полуотвернувшись от нее.
– Ничего особенного. Мне не стоило говорить об этом. Дурной тон. Предательство по отношению к своему классу, полу, не говоря уж о семье. По крайней мере семье по браку. Просто я беспокоюсь о вас. Особенно, как я уже вам однажды говорил, когда дело касается Спенсера.
– Я могу позаботиться о себе сама.
Алессандро вновь повернул к ней лицо. Глаза у него теперь были грустные.
– Надеюсь, дорогая моя, потому что есть одна вещь, в которой я уверен. Вы не можете рассчитывать на то, что Спенсер позаботится о вас. Он разрушитель по натуре. В особенности когда дело касается женщин.
– Я знаю о прошлом Спенсера.
