из самых элегантных женщин Бостона. Теперь же, по его мнению, она являла собой карикатуру на элегантность. Кимберли пила и курила, перебарщивала с косметикой, которая, однако, не скрывала морщинок у глаз и жестких складок, отходящих от уголков рта. Волосы она красила в более темный цвет и начесывала их, как молодая. Ее запястья украшали широкие браслеты, которые, смещаясь чуть выше, открывали черные синяки. Джони говорила, что это следы наручников, в которые Додж заковывает Кимберли, когда они уединяются на чердаке. Джони утверждала, что на спине у матери белые шрамы от ударов хлыста. Летом Кимберли уже не могла выходить на пляж в купальном костюме.
Додж куда успешнее противостоял возрасту. Он оставался подтянутым, уверенным в себе, спокойным. В присутствии Джона, Джони и слуг всегда целовал и обнимал Кимберли.
— Сколько времени этим летом ты проведешь дома, Джон? — спросил Додж.
— К сожалению, немного. В этом году у меня морская практика.
— На каком корабле?
— Я просился на авианосец.
— Почему на авианосец? — спросила Кимберли. — Ты по-прежнему одержим желанием летать?
— Да, мама. Я прохожу начальную летную подготовку. И я буду летать.
Кимберли фыркнула:
— Детская причуда. Как только ты поднимешься в воздух, тебя вырвет. Пора тебе уже повзрослеть.
Джон бросил короткий взгляд на Джони.
— Меня не вырвет. И в воздух я уже поднимался. У меня есть лицензия летчика-любителя.
— И кто заплатил за?.. Черт! Конечно же, твой отец!
— Джон — хороший пилот, — вступилась за брата Джони.
— А ты откуда знаешь?
— Так говорят его инструкторы. Да и я с ним летала. И совсем не боялась. Джон крепко держит штурвал.
Кимберли повернулась к Доджу.
— И это мои дети. — Она едва сдерживала ярость. — Я потеряла обоих. Какой же говнюк этот Джек!
— Как раз нет, — вскинулась Джони.
— Нет? Оставь свое мнение при себе. Этим летом ты к нему не поедешь!
— Мама, в августе мне исполняется восемнадцать. И я проведу часть лета в Гринвиче… хочешь ты этого… или нет.
— Так почему бы тебе не поехать туда прямо сейчас? Собери вещички и уматывай к своему отцу. Сейчас… Сегодня вечером
За рулем автомобиля Джони, «бьюика» с откидным верхом, который год назад подарил ей Джек, сидел Джон. По пути из Бостона в Гринвич Джони дважды сделала ему минет. Сказала, что и не помнит, когда занималась этим последний раз, но давно уже только об этом и думала. Джон признал, что и ему этого недоставало. В Гринвич брат с сестрой прибыли в два часа ночи, но, поскольку они предварительно позвонили из дома на Луисбург-сквер, Джек и Энн дожидались их.
— Мать сошла с ума, — сразу же выложил Джон. — Я не хотел говорить этого по телефону, потому что она могла подслушивать по параллельной линии. Но она сошла с ума. Джони больше нельзя у нее жить.
— В этом уже нет необходимости, — вставила Энн.
— Уэллесли[77]… — начал Джон.
— Я не хочу поступать в Уэллесли. Слишком близко от нее. Там она будет меня доставать.
— Но тебя же туда приняли, — заметил Джек. — А в другой колледж документы, возможно, подавать уже поздно.
— Если так, я год поработаю.
— Кем?
— Папа, если придется, официанткой.
— Давайте не принимать решений глубокой ночью, — вмешалась Энн. — Если ты останешься у нас, Джони, мы будем только рады. Насчет работы или учебы что-нибудь придумаем. Кстати, мы собираемся перебраться в Гринвич, но оставим за собой и дом в Нью-Йорке. Ты сможешь жить и здесь, и там. Не волнуйся, Джони, все образуется.
— Если только ты вновь не забеременеешь, — рассмеялся Джек, похлопав дочь по плечу.
Джони окончательно решила поработать год, а потом уже поступать в колледж. Она сказала, что пока не знает, чем ей хочется заниматься в жизни, а потому берет год на раздумья.
Джони горько плакала после отъезда Джона. Энн это показалось странным, но догадаться о причине она, естественно, не могла. А Джони тем временем занялась поисками работы.
И сразу столкнулась с трудностями. Секретарских навыков она не имела, да и не хотелось ей идти в секретари. Джек предложил найти дочери место в своей компании. «И что я смогу там делать?» — спросила Джони. Внятного ответа у Джека, разумеется, не нашлось. Какое-то время Джони кружила на своем автомобиле по Гринвичу, Стемфорду и Уайт-Плейнсу, отзываясь на объявления местных работодателей. А в августе, когда ей исполнилось восемнадцать, она перебралась в нью-йоркский особняк Джека и Энн. В Гринвич Джони приезжала только на уик-энды. Джек выдавал ей ежемесячное пособие, но она стеснялась брать его деньги.
Наконец в октябре Джони сообщила Джеку и Энн, что нашла работу, и спросила, может ли она постоянно жить в их городском доме. Они ответили согласием и поинтересовались, что у нее будет за работа. Ее взяли манекенщицей, ответила Джони. В «Мейси»[78]. Ее будут фотографировать в разнообразной одежде, продаваемой в универмаге, для рекламных объявлений в «Нью-Йорк таймс» и других газетах.
Джони так и сияла. Конечно, работа эта была не из самых престижных, и платили не очень, но она вполне могла обходиться без денег отца при условии, что ей позволят жить в его особняке.
Вскоре Джек и Энн начали встречать в «Таймс» фотографии Джони. Какое-то время она рекламировала платья и пальто, потом начала появляться в бюстгальтере и трусиках.
Перед Рождеством из Бостона пришла телеграмма:
УНИЖЕНА И ОСКОРБЛЕНА ФОТОГРАФИЯМИ ДЖОНИ В НИЖНЕМ БЕЛЬЕ НА СТРАНИЦАХ «ТАЙМС» ТЧК ПОЛАГАЮ ТЫ РАД ПРЕВРАТИВ НАШУ ДОЧЬ В ШЛЮХУ ТЧК ДУМАЮ И ОНА ЭТИМ СЧАСТЛИВА ТЧК
МИССИС ДОДЖ ХЭЛЛОУЭЛЛ
Джек и Энн эту телеграмму Джони не показали. Но старались они напрасно. Джони получила другую:
ТЫ СОЗНАТЕЛЬНО УНИЗИЛА ДЕДА И БАБУШКУ А ТАКЖЕ ДОДЖА И МЕНЯ РАЗРЕШИВ ФОТОГРАФИРОВАТЬ СЕБЯ ПРАКТИЧЕСКИ ГОЛОЙ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ В ГАЗЕТАХ ТЧК РЕКОМЕНДУЮ БОЛЬШЕ НЕ ПОЯВЛЯТЬСЯ В ЭТОМ ГОРОДЕ ТЧК
МИССИС ДОДЖ ХЭЛЛОУЭЛЛ
И Джони не показала телеграмму ни Джеку, ни Энн. Зато послала ответную матери:
КАТИСЬ К ДЬЯВОЛУ ТЧК
ДЖОНИ
Телеграмма матери добавила ей решимости достичь успеха в выбранной профессии. Когда пришло время подавать документы в колледжи и университеты, Джони этой возможностью не воспользовалась. Вместо этого с комплектом своих фотографий она отправилась по модельным агентствам.
В апреле 1953 года ее взяли в «Родман-Хаббел». Задания у нее стали более разнообразными, и ее фотографии теперь появлялись в журналах с глянцевыми обложками, а не в рекламных газетных объявлениях.
Маленькому Джеку исполнилось уже шесть лет, его сестричке Энн-Элизабет — четыре. Джеку — сорок семь. Старшей Энн — сорок. Джек и Энн решили, что больше детей им не надо.
Весной Энн побывала у гинеколога, и тот подобрал ей диафрагму. Этот способ предохранения не
