центре.
Линда оказалась идеальной компаньонкой. Знала, когда погрустить с ним, когда улыбнуться или посмеяться, если Джек вдруг вспоминал о том, что жизнь продолжается, знала, когда оставить его одного на берегу, а когда пригласить поехать вместе на рынок за продуктами. Именно на рынке, когда он взял ее за руку, Линда в ответ сжала его ладонь. С того момента все и образовалось.
— Джек, я собираюсь уехать отсюда, — поделилась своими планами Линда.
— Господи, нет!
Она поцеловала Джека в шею.
— Нельзя нам продолжать то, что мы сейчас делаем. Надо поставить точку. Я не могу допустить, чтобы Нелли выяснила, что я сплю с ее дедом. И остальным нашим родственникам знать об этом ни к чему.
Джек потер щеки.
— Я знаю… — Он взял ее за руки. — Линда, я бы покончил с собой, если бы не ты.
— Нет. Не покончил бы.
— Мог покончить. Я бы отдал все на свете ради того…
— Люди нас возненавидят. В частности, мои родители. Именно возненавидят, Джек.
Джек вздохнул и неохотно кивнул, признавая ее правоту.
— Поэтому я и хочу перебраться в другое место. Но, уж конечно, не к Гаю. Я…
— Постой, — прервал ее Джек. — Не надо тебе никуда перебираться. Ты здесь живешь. Уеду я.
— Ты не можешь уехать.
— Еще как могу. Подумай, сколько сразу разрешится проблем. Я буду жить в городе. Все равно мне не хочется оставаться в Гринвиче. Пока. Однако… это семейное гнездо. Я не хочу его продавать. Джони, Эль- Джей, Лиз… это их дом. Так же, как и Кэтлин, я хотел сказать Сары. Разве можно лишить их места, куда они могут вернуться? И у Присциллы тут дом. Она прожила с нами больше двадцати лет. Я перееду в городской особняк. Возьму кое-что из вещей и… Линда, пусть это будет твой дом, твой и Нелли. Я буду приезжать время от времени. И нам не надо…
— Надо. Обязательно. Иногда. Но нам придется найти себе и других партнеров. И тебе, и мне. — Она поцеловала его. — Я люблю тебя, Джек, — прошептала Линда. — Как только возможно любить.
— И я люблю тебя, Линда.
По просьбе Джони Мо Моррис попытался найти роль для Сары. А когда у него ничего не вышло, предложил ей поработать в его агентстве. Ко всеобщему удивлению, в том числе и ее собственному, Сара быстро освоила премудрости этой далеко не простой профессии. Через шесть месяцев после того как она начала работать в агентстве, Мо отпечатал новые визитные карточки:
В свои семьдесят пять лет Мо Моррис перекладывал все больше работы на молодых партнеров. Фрайден теперь вел дела Джони Лир, хотя Мо знал, что Джони хотела чтобы ее представляла сестра. Мо и сам продолжал следить за карьерой Джони, а Саре пока поручал более мелкую рыбешку.
Сара обладала удивительным нюхом на те пункты контракта, которые обычно печатались мелким шрифтом и таили в себе немало подводных камней. Независимые продюсеры, в том числе и кинозвезды, которые сами финансировали свои фильмы постоянно стремились уйти от стандартных контрактов и написать свои, с особыми условиями, зачастую существенно ущемляющими права актера и режиссера. Борьба с такими пунктами входила в обязанности агента, и Сара справлялась с этим очень удачно.
Хотя ей нравились ее новые имя и фамилия, в иудаизм она больше не стремилась. Сара стала все больше времени проводить с молодым сценаристом Брентом Крейтоном. Она отдала ему свою девственность, а он ввел ее в коммуну, где курили травку и общались нагишом.
Джони наконец-то получила «Оскара» за роль Нормы в фильме, снятом по роману Джейсона Максуэлла. Более того, за эту роль ей вручили премию Ассоциации кинокритиков Нью-Йорка и премию «Золотой глобус».
На церемонии вручения «Оскаров» Джек появился на публике впервые после смерти Энн. Джони пообещала, что он будет сопровождать кого-нибудь из знаменитых актрис, и с помощью Мо Морриса выполнила свое обещание. Улыбаясь, он вылез из лимузина, а потом, протянув руку, под сверкающими фотовспышками помог выйти из салона Аве Гарднер[120]. Вместе они появились и на торжественном ужине, на котором Джони прижимала к груди позолоченную статуэтку и выслушивала поздравления и комплименты двухсот гостей.
Саре компанию составлял Брент Крейтон. Даже среди роскошных голливудских женщин Сара не затерялась, выделяясь юностью и платьем из тонкого красного шелка, под которым напрочь отсутствовало нижнее белье. Из украшений она надела лишь бриллиантовый браслет, подаренный ей Энн.
Лиз прилетела в Лос-Анджелес с отцом на самолете компании. Сопровождал ее брат. Эль-Джей вошел в состав «Всеамериканской сборной»[121] и подписал контракт с профессиональной командой «Маиамские дельфины». Его увлечение грубой игрой Лиз презирала, но не могла не признать, что приятно появиться на людях в компании одного из лучших игроков американского студенческого футбола. В свои девятнадцать лет Лиз всеми силами пыталась показать, что ее не смущает голливудский блеск. Зато сама она привлекала восхищенные взгляды, надев платье из серебристой материи с практически голой спиной и большим декольте.
На самолете Эл-си-ай прилетела и Линда. Для церемонии она выбрала свой любимый цвет — черный: облегающее платье, чулки, туфли. И она смотрелась великолепно.
После ужина, в два часа ночи, Джек собрал семью в своем «люксе» в «Беверли Хилтон». Только семью, без сопровождающих.
Он поднял бокал с шампанским.
— Джони… Мы все гордимся тобой. Мои дети многого достигли и еще достигнут. Жаль только… — Джек замолчал, прикусив нижнюю губу. — Если бы только Энн и Джон могли быть с нами… И даже Кимберли. Она бы тоже гордилась тобой, Джони.
Кертис Фредерик заскучал в Аризоне, как и предрекал Джек. И когда Джек предложил ему вернуться в Нью-Йорк, чтобы раз в месяц делать часовую передачу-интервью, Кертис согласился, предварительно получив одобрение Бетси. Подготовка каждого выпуска занимала от недели до десяти дней. Джек пригласил Кертиса и Бетси жить в это время в его доме в Гринвиче.
Линду ежемесячные приезды Кертиса и Бетси радовали. Она отдала им главную спальню, зная, что Джек не только не будет возражать, но и сам никогда этой спальней не воспользуется. В те дни, что Кертис и Бетси жили в Гринвиче, Джек обычно проводил там два или три вечера.
Каждый выпуск состоял из двух интервью. Многие с радостью откликались на предложение Кертиса Фредерика. В радио-и тележурналистике он пользовался непререкаемым авторитетом. Президент Никсон не только согласился дать ему интервью, но и прилетел ради этого в Нью-Йорк. Бывший техасский губернатор Джон Конпелли рассказывал о том, что он чувствовал, находясь в одной машине с Джоном Кеннеди в тот роковой день, 22 ноября 1963 года. Моше Даян, министр обороны Израиля, пришел в студию, чтобы ответить на вопросы Кертиса. Из знаменитостей шоу-бизнеса Дайна Шор[122], Ингрид Бергман, Марлен Дитрих беседовали с Кертисом Фредериком под ярким светом юпитеров.
Как-то в Гринвиче Джек подбросил Кертису одну идею, за которую тот с радостью ухватился.
И вот в среду, 22 апреля, на его передачу пригласили Аверелла Гарримана[123] и Джейсона Максуэлла.
Зрители предвкушали интересное зрелище: яркий контраст сухого, чопорного, умеющего обходить острые углы Аверелла Гарримана и веселого, пикантного, балансирующего на грани приличий Джейсона.
Джек сидел с Джейсоном в зеленой гостиной, где все гости ожидали выхода в студию. Джейсона уже чуть припудрили и нарумянили. От напряжения его чуть ли не била дрожь.
