Рита замялась.
— Не вешай трубку. Я только постучу в дверь его кабинета.
Я ждал две минуты. Потом в трубке вновь раздался голос Риты.
— Все в порядке.
— Спасибо тебе. — Я положил трубку и повернулся к Китти. — Она его предупредила.
— Хорошо. — Китти достала из сумочки конверт. — Он пришел, когда я собиралась на твой выпускной вечер.
Я взглянул на конверт. С призывного пункта. Военные времени даром не теряли. Я вскрыл конверт. Мне предлагалось взять призывное удостоверение и прямиком отправляться на Гранд-Централ, где работала медицинская комиссия.
Я протянул листок Китти. Она быстро прочитала его, вскинула на меня глаза.
— Ты же этого ждал.
— Да, но не так скоро. Я даже не успел подумать о том, что же мне делать.
— Если тебе дадут категорию один-а, тебя пошлют или в армию, или на флот. Но если тебе повезет и ты получишь четыре-эф, то останешься здесь и найдешь себе хорошую работу, не такую, как в киоске у Гарри.
— Какую работу? В средней школе профессионального образования не дают.
— Работы сейчас хоть завались. Почитай объявления. Мужчины нарасхват. Может, ты этого не понимаешь, но спрос намного превышает предложение.
— Может, я пристроюсь при какой-нибудь богатой дамочке. Трахалыциком, — поддел я Китти.
— Ты не справляешься с тем, что у тебя есть. — Она рассмеялась и потянулась к моей ширинке. — Тебя едва хватает, чтобы ублажить меня.
В квартире мы сразу разделись и залезли в кровать. Мне очень нравилась Китти — она умела оторваться. Я надеялся, что и ей хорошо со мной. Школу я окончил, и теперь мы могли подумать о будущем. Но мои надежды развеялись как дым. К середине марта я уже служил в армии.
Книга вторая
Один франк за литр
Часть первая
ГЛАВА 1
ФРАНЦИЯ, 1914 ГОД.
Жан-Пьер слышал, как его отец и дед кричали друг на друга за тяжелыми резными дверьми библиотеки. Он прижался ухом к двери, но Арман, здоровяк-дворецкий, схватил его за шиворот, отволок наверх, втолкнул в спальню и отвесил две оплеухи.
— Никогда не подслушивай разговоров старших! — рявкнул он.
— Но они говорят о войне! Война — это интересно.
— Ты еще слишком молод. И ничего не знаешь о воинах, — ответил Арман. — Сиди здесь, пока тебя не позовут вниз.
Жан-Пьер наблюдал, как за дворецким закрылась дверь.
— Сукин сын! — пробормотал мальчик. — Я знаю, почему ты здесь работаешь. Сосешь член моему отцу и даешь деду трахать тебя в задницу.
Продолжая что-то бурчать себе под нос, он подошел к окну и, глядя на ухоженные, цветущие клумбы, задумался о том, что успел услышать.
— Папа! — воскликнул Жак. — Чего ты боишься? Если война и начнется, то она закончится через несколько месяцев.
Морис с грустью посмотрел на сына.
— Жак, ты глуп. Никакая война за несколько месяцев не заканчивается. Я помню, как французы воевали с пруссаками, когда мне было двенадцать лет. Твой дед, я и еще десять мужчин в четырех фургонах ночью привезли в Париж воду, потому что пруссаки перекрыли водопровод. Французы никогда не умели готовиться к войне, ни тогда, ни теперь.
— И что из этого? Благодаря той войне мы разбогатели и открыли свое дело.
— Ты не понимаешь. Жак, — покачал головой его отец. — Времена сейчас другие. Бриан, наш премьер — эгоист. Я склонен верить, что он убил Жореса, пацифиста, только для того, чтобы мы могли ввязаться в войну. Не обманывай себя, Жак, немцы побьют всю Европу. Это мы никого не можем побить. Даже футбольные команды, и те ничего не выигрывают.
— Но государством руководит не Бриан. Президент — это Пуанкаре, — напомнил Жак.
— Пора тебе научиться читать между строк, Жак. Бриан станет президентом в ближайшие два года. И тогда вся Европа будет просить Америку спасти нас.
Жак посмотрел на отца.
— Может быть, стоит попросить мать Жан-Пьера разрешить ему пожить у нее в Швейцарии, пока все это не закончится?
— Ты знаешь, что записано в вашем договоре. Кроме того, я не хочу, чтобы мой внук жил у этой шлюхи. И потом она никогда не возьмет к себе Жан-Пьера.
Она соглашалась только на то, чтобы выносить ребенка, но не воспитывать его.
— Ротшильды живут и в Англии. Может, попросить их взять Жан-Пьера?
Морис усмехнулся.
— Ротшильдов интересуют только деньги.
— Деньги у нас есть. Не забывай, что нам принадлежат все заводы, разливающие нашу воду. Их стоимость едва ли не превосходит активы Ротшильдов.
— А ты не забывай, что Ротшильды — евреи. Жак также помнил, что его отца зовут Морис, и полагал, что имя это очень уж еврейское. Морис пытался сменить имя и стать Франсуа, но его отец, дед Жака, не разрешил, потому что так звали отца жены Мориса. Он работал в «Плескассье» возницей. А женился Морис на дочери кучера только потому, что искал крепкую девушку из низов, которая могла родить ему здорового сына. Жениться его заставили лишь законы о наследстве, ведь только сын позволял оставить «Плескассье» в собственности семьи. По той же причине женился и Жак. Жена родила ему двух сыновей, Жан-Пьера и Раймона. За развод Жак заплатил ей и ее семье двадцать пять тысяч луи. Они расстались мирно. Жена нисколько не грустила. Еще выходя замуж, она знала, что Жак — гомосексуалист, как его отец и дед. Она также знала, что ей нужен настоящий мужчина.
После развода она переехала в Швейцарию, имея на банковском счету двадцать тысяч Луи. Пять получила ее семья. Недостатка в мужчинах она не знала и скоро открыла бар и кафе.
— Нет, Ротшильды нам не подойдут, — продолжил Морис. Голос его эхом отражался от балок высокого потолка. — Мы пошлем Жан-Пьера в Квебек, где у меня живет дальняя родня. Дадим им немного денег, и они о нем позаботятся.
— А как насчет Раймона? — спросил Жак. — Ему только три года.
— С Раймоном проблемы нет. Мальчик физически и психически недоразвит. Ты знаешь, что говорит доктор Мейер. Мы должны поместить его в приют, где занимаются такими детьми.
— Но, папа, — запротестовал Жак, — он мой сын, твой внук. Мы не можем бросить его.
— Опять ты не помнишь, что говорили доктор Мейер и другие специалисты. Раймон не проживет больше девяти-десяти лет. И лучшее, что мы можем для него сделать, — это отдать в добрые руки.
Жак застыл. На глазах его выступили слезы.
— Раймон еще совсем маленький. Только Господу известно его будущее. Возможно, случится чудо и он выздоровеет.
— Надежда умирает последней, Жак. Если случится чудо, он к нам вернется. Пока с этим ребенком у нас одни хлопоты. Мы не можем показать его людям, так как они будут смеяться над нами за нашими спинами. Пострадает и наш бизнес. Знаю я этих мерзавцев. Жестокости им не занимать.
— Но Жан-Пьер любит своего маленького брата.
— Жан-Пьер до конца войны останется в Канаде. Ему скажут, что Раймон слишком мал, чтобы отправлять его за океан. А вернувшись, Жан-Пьер совершенно его забудет.
Жак вскинул глаза на отца.
— Vous etes vraiment dur, papa[15].
