было знать насчет Натана?
— Я могла это знать. Должна была. Ведь общеизвестно, что дети из сиротского приюта морально ущербные. Я же все это потом вычитала в книгах. Привязанность, которая возникает у них к приемной семье, незначительная и неглубокая, расположение, которое они чувствуют к приемным родителям, быстро улетучивается, их признательность, благодарность равны нулю. У них нет моральных сдерживающих факторов. Вот таким был Натан, но по глупому неведению мы думали, что он другой. Но он другим не был. Он являл собой стереотип.
— Но, миссис Синклер, не все сироты, взятые из приюта, вырастают моральными и социальными уродами.
— Это норма, детектив. Нет, не все. Но исключения только подтверждают правило. Мы, к сожалению, под это исключение не попали. Мы усыновили нормального ребенка. Нам так казалось. Но нужно вспомнить обезьян. Как ведет себя детеныш, которому дают бутылку с молоком, но у которого нет кукольной мамы? Помните знаменитый эксперимент Харлоу с обезьянами, когда он воспитывал их с искусственной мамой и без нее. Так вот, Натан был такой обезьяной, но у него в самом начале не было искусственной мамы, к которой он мог бы привязаться.
Поскольку Спенсер не мог сказать ничего путного или что-то сделать, он просто снова погладил ее колени, укрытые пледом.
Губы Кэтрин скривились, она опять заговорила:
— Вот я вам сейчас что расскажу, детектив О'Мэлли. Когда Натана нашли, перед тем как поместить в приют, при нем был маленький котенок, которого ему разрешили взять с собой. Он жил у него два года. Котенок спал с Натаном, ел из его рук и следовал за ним в приюте повсюду. Казалось бы, сильнее привязанность и придумать трудно. И вот наступил печальный момент — глупое животное сбил грузовик, или автобус, или еще какая-то машина. Натану в это время было уже шесть лет. Когда ему сказали о гибели кота, он немедленно выбросил все вещи, которые имели к нему какое-то отношение: его чашку, маленький ящик, игрушки, еще что-то, попросил, чтобы ему сменили простыни, и больше об этом коте никогда не вспоминал. — Кэтрин подавила всхлип. — Когда я услышала эту историю, мое сердце наполнилось любовью и жалостью к бедному Натану. «Вот он, мальчик, которому так нужна любовь», — думала я. Но, в конце концов, он сыграл со мной злую шутку, не правда ли? А ведь глупого котенка тогда пожалела одна я. И больше никто. И уж определенно не Натан. Он вообще ни к кому не мог быть привязан.
— Может быть, он привязался к Кристине? — осторожно спросил Спенсер.
Кэтрин усмехнулась':
— Не настолько, уверяю вас, не настолько. Он не останавливался ни перед чем. Он разрушал все, к чему прикасался.
— Может быть, он решил рискнуть всем, потому что любил ее?
— Да? Ну так где же он сейчас, если он ее так любил?
— Слава Богу, что его нет, — сказал Спенсер, чувствуя какое-то странное беспокойство. — Хотя бы с этой стороны нет никаких неприятностей.
— Вы думаете, что если бы он ее любил, то тогда все было бы в порядке? — сказала Кэтрин. — Что это бы все оправдало? Все? — Она застонала от отчаяния.
— Забудьте его, миссис Синклер, — произнес Спенсер напряженным голосом. — Натан для нас непостижим, необъясним. Но вы — совсем другое дело. Вы любили своих детей. Пожалуйста, не вините себя ни в чем. Существует очень много родителей, которые относятся к своим детям много хуже, чем вы к своим, и ничего подобного с ними не случалось. Это все несчастное совпадение.
— Я в это не верю, Спенсер. — Кэтрин в первый раз назвала его по имени. — Мы вырастили то, что посадили. Мы скосили то, что взошло. Это не случайность, это не несчастный случай. И я и вы — мы оба это знаем. Я только не знаю, что нужно было сделать, чтобы избежать этого.
— Ничего, — сказал Спенсер. — Это был просто несчастный случай. Катастрофа.
— Это не был несчастный случай. Вот если бы я тогда погибла, это был бы несчастный случай. А так это была жизнь. Моя жизнь. Так, видно, мне на роду написано.
Пришло время уходить. Спенсер встал и, поцеловав Кэтрин в щеку, попрощался:
— До свидания, миссис Синклер.
Она схватила его руку и прижала к себе.
— Спенсер, — прошептала она. Ее тонкая рука потянулась и коснулась его лица. Она коснулась его щек, глаз, губ, его волос ежиком. Своими длинными сухими пальцами она снова и снова прошлась по его глазам. — Спенсер, — повторила она, — обещайте мне кое-что. Обещайте мне, — она сказала это, прежде чем он имел возможность ей ответить, — что вы найдете ее убийцу.
Спенсер отстранился, но Кэтрин придвинула его к себе.
— Я знаю: ее убили. Я знаю: вы бы никогда сюда не приехали, если бы мой ребенок не был убит. Обещайте мне, что не успокоитесь, пока не найдете его, — прошептала она.
Спенсер пытался освободиться, но она крепко держала его руку.
— Пожалуйста, Спенсер, обещайте мне.
— Я обещаю, — выдохнул он, прижав лицо к ее волосам. — Обещаю.
По дороге в Хановер Спенсер перестал себя жалеть, перестал плакаться о своей погибшей жене. Он даже посчитал себя счастливым. По сравнению со слепой женщиной, которая потеряла все, что когда-то любила. По сравнению с ней он был счастливчиком.
Все три часа пути назад в Хановер Спенсер думал: «Господи, ведь я тоже похож на эту Кэтрин, которая сидит у окна в своей маленькой комнате и смотрит в него своими невидящими глазами. Смотрит и мучается вопросом: «Где это моя жизнь дала трещину и что я такого сделала неправильного, что так все случилось?»
Но я не хочу, чтобы у меня все кончалось на этом. Я не хочу заканчивать жизнь вот таким образом. У меня в жизни еще кое-что осталось. И, слава Богу, я пока еще не мертвый и даже не слепой».
Глава 9
«КРАСНЫЕ ЛИСТЬЯ»
Спал Спенсер плохо. Ворочался с боку на бок, часто просыпался. Да и неудивительно это: во-первых, заснул поздно, а во-вторых, уж больно много принял на ночь. Номер в гостинице «Хановер, инн» был очень уютный, но ему все мешало — и простыни чересчур хрустящие, и подушек слишком много, и, на гусином пуху одеяло слишком жаркое.
Он проснулся утром, посмотрел на себя в зеркало и долго не мог понять: то ли похудел за эти сутки, то ли постарел. Пожав плечами, Спенсер привел себя в порядок, надел свой единственный костюм и отправился на похороны девушки, с которой по-настоящему познакомился только после ее смерти.
Утро было безветренное и солнечное, но чертовски морозное. Снег не таял на тротуарах, и от этого они казались серебряными. Говард купил красивый участок на возвышенном месте между высокими соснами, которые величественно колыхались над могилой Кристины. Спенсер вспомнил то место на шоссе у водохранилища, где она чуть не погибла, и удивился похожести этих мест. Какое жуткое совпадение!
Отпевали Кристину в часовне Роллинс, официальной церкви Дартмутского колледжа. Народу пришло много — наверное, больше трехсот человек. В часовне все поместиться не смогли, кому-то пришлось остаться на холоде. Но они стояли терпеливо, чтобы увидеть гроб, — его вначале пронесли мимо них, а после службы гроб вынесли шестеро мужчин, причем четверо из них были: Альберт, Джим, Френки и Говард. Гроб был дубовый, покрытый черным лаком, с резьбой и массивными медными ручками. Чтобы достойно похоронить Кристину, Говард потратил кучу денег. Прощальное слово о Кристине сказал Джим Шоу, сильно изможденный и подавленный. Выглядел он ужасно, но не плакал. И голос не дрожал. Закончив говорить, он прошел вперед и стал в отдалении от Альберта и Френки.
Его место заняла капитан женской баскетбольной команды «Биг Грин». Она подняла высоко руку и так и говорила — с поднятой рукой. А говорила она о том, что большая беда обрушилась на дартмутскии
