вожделением подумала об элениуме. Хорошо бы еще и выпить. Лишь бы уснуть.
Раздался стук в дверь. На пороге стояли Тони и Джабр.
— Вас хочет видеть какой-то человек, босс. — Джабра с превеликим трудом удалось отучить называть Дженну «ваше величество». — Он не похож на репортера.
— Он из Бостона, — сказала Тони. — Говорит, что знает вас. Вот его визитная карточка.
Брэд уже стоял в холле за спиной Джабра.
— Все в порядке, — произнесла Дженна чужим севшим голосом. — Да, я его знаю. Это хороший человек. Входи! Да входи же!
Тони и Джабр, немного поколебавшись, посторонились, пропуская Пирса, и прикрыли за ним дверь. Все это время Брэд, не отрываясь, смотрел на Дженну.
— Я должен был тебя увидеть, — сказал он. — Это дело нельзя пустить на самотек. Мне надо было тебе сказать, что я был не прав, пытаясь повлиять на тебя. И не важно, что случилось, я все равно был не прав. Дженна! Дженна!
— Молчи, — ответила она. — Обними меня! Да обними же меня покрепче!
Весь мир исчез, остался только Брэд с его сильными руками. Только он один и нужен был ей все это страшное время. Только он, и никто другой.
— Я люблю тебя, Дженна, и всегда буду тебя любить. Всегда, всегда!
— Я тоже люблю тебя, моя радость.
Посреди ночи она проснулась и лежала с широко открытыми глазами. Который теперь час? Не меньше двух. Она теснее прижалась к Брэду и провела пальцем по его груди. Он заворочался, и она ощутила прикосновение его губ к своему лбу.
— В чем дело, любовь моя? — прошептал он.
— Мне надо что-то тебе сказать.
— Говори.
Она рассказала ему все.
Время от времени Брэд вставлял свои замечания, выражал гнев или изумление.
— Боже мой, — произнес он, когда Дженна закончила свою повесть, — что пришлось тебе пережить, дорогая, через какой ад ты прошла!
Дженна подавила подступившие к горлу рыдания.
— И все это продолжается. Я должна что-то предпринять.
— Да.
— Я не знаю, что делать. Как бы ты поступил на моем месте?
— Какое это имеет значение, как бы поступил я?
— Не говори так! Скажи, что бы сделал ты?
Он легонько погладил Дженну по волосам и задумался.
— Кто еще знает об этом?
— Всего не знает никто. Кое-что знают Малик и его дочь. Немного в курсе Джабр. Ты единственный, кто знает все.
— A Карим?
— Нет. Он не знает вообще ничего.
— Я не знаю, что бы сделал я, — честно признался Брэд, — и еще меньше представляю себе, что должна делать ты. Мне хочется думать, что сначала я бы все рассказал сыну, а потом всем остальным.
Брэд встал с постели, подошел к окну, открыл шторы и вгляделся в ночную тьму.
— Стоит подумать о последствиях. Жизнь Карима резко изменится, да и твоя собственная. Поначалу, во всяком случае, эти изменения не будут благоприятными — этого не избежать. — Он задернул штору. — Ты же понимаешь, я не могу принимать решения за тебя. Единственное, что я могу сказать — это то, что, какое бы ты решение ни приняла, я останусь с тобой. Если ты захочешь сохранить все в тайне, я помогу тебе. Если же захочешь приподнять завесу, я останусь рядом с тобой, и будь что будет.
— Так ты думаешь, что я должна все рассказать?
— Да, — ответил Брэд, помолчав, — ради брата и ради самой себя.
У Дженны опять появилось чувство, что она балансирует над пропастью. Пронзила ясная мысль: теперь или никогда.
Брэд посмотрел на светящийся циферблат своих часов.
— В Бостоне сейчас начало седьмого.
Дженна включила свет и села к телефону, ледяными пальцами набрала номер.
Карим ответил после седьмого звонка, его голос был сонным.
— Мам? Откуда ты?
— Я еще в Калифорнии.
— Здесь еще ночь. У тебя что-нибудь случилось?
— Нет. То есть, да. Карим, сердце мое, ты можешь приехать сюда? Хотя бы на пару дней.
— Зачем, мама?
— Мне надо тебе что-то сказать. Это очень важно.
— Так говори.
— Я хотела бы сделать это лично, а не по телефону…
— Мама, ты шутишь? Телефон прослушивается или… что происходит?
— Нет, нет, просто…
— Так говори. Для этого и изобрели телефон.
— Хорошо, — вздохнула Дженна. — Но ты сядь, это будет нелегко для нас обоих.
— Я не могу сесть, мама, я лежу в кровати.
— Ладно, — произнесла Дженна, набрав в легкие побольше воздуха. — Карим, дорогой, я твоя мать, но я не та, за кого меня принимаешь ты и остальные люди. Я не хотела этого, но была вынуждена пойти на такую ложь. И вот теперь для тебя настало время узнать правду.
Второй раз за ночь Дженна рассказывала свою печальную историю. Когда она медленно подошла к ее концу, Карим начал прерывать ее. Охватившие его боль и растерянность были, казалось, осязаемы и пропитаны всевозрастающим гневом.
— Ты хочешь сказать, что тот негодяй принц, та гадина, которую убил Малик, мой отец?
— Да, но…
— А кто же тогда Жак? Кто тогда Жак?
— Я придумала его для тебя. Прошу тебя, поверь мне, я сделал все только для тебя.
— Поверить тебе? Но как я могу поверить тебе? Все это вранье. Это…
— Это правда, Карим, и я должна сказать тебе еще одну вещь. — Она прикрыла глаза. — Пожалуйста, приезжай сюда, радость моя. Или приеду я сама, будь он проклят этот суд.
— Мама, что бы там ни было, скажи мне все сейчас.
— Это я убила его, сынок. Не Малик, а я. Я сама, собственными руками.
В следующие минуты Дженна почувствовала, что пережил ее брат, когда забирал из аль-Ремаля свою дочь. Дженне никогда не забыть исполненных ненависти слов Карима. Она понимала, что это не более чем защитная реакция, но от этого ей было не легче. Сын не слушал ее оправданий.
— Как ты могла сделать такое мне? За что? Подумай об этом! Как ты могла? Как?
Карим бросил трубку.
Слезы из ее глаз потекли не сразу, но потом их поток уже невозможно было остановить. Почувствовав на своем плече руку Брэда, она ожесточенно стряхнула ее. Никто не поможет ей, никто не успокоит. Но, несмотря на все свои страдания, она почувствовала в душе что-то новое — какую-то смесь веселья и страха, предвещавших приближение чистого, незамутненного счастья.
Она сделал шаг в пропасть. Летит она или падает?
Наступившее утро медленно возвращало пустыне дневные краски. Дженна заказала завтрак на двоих, а Брэд принес свои вещи из номера, который он снял накануне.
Карим отключил телефон. Дженна с красными и припухшими от слез глазами собралась лететь в Бостон.
