Али не удалось увидеть дождь в пустыне. Он в это время был в Америке, учился летать на каких-то новых истребителях. Домой он вернулся в весьма сумрачном расположении духа, что случалось с ним всякий раз, когда он возвращался в аль-Ремаль из стран с большей свободой нравов. В более подробные причины Амира старалась больше не вникать, в сущности, это было ей уже безразлично.
До поездки в Тебриз оставалось чуть больше месяца, но Амиру не мучили ни предчувствия, ни страхи. Более того, она с трудом верила в реальность планов Филиппа. Никаких сведений от него не было. Интересно, чем сейчас занят Филипп?
Однажды он прислал письмо, адресованное, естественно, Амире. Письмо как письмо — благодарность за гостеприимство, кое-какие личные новости, международные великосветские сплетни и, как бы между прочим, адреса нескольких человек в Тебризе, к которым было бы небезынтересно заглянуть. Амира не нашла в письме ничего важного для себя. Это сводило ее с ума, и она разозлилась на Филиппа. Неужели он не мог вставить в послание какие-то только ей понятные слова, намеки на осуществление дерзкого плана? Ведь в начавшейся игре ставкой стала жизнь Амиры.
Но, может быть, ничего и не произошло? Все планы рассыпались в прах, если, конечно, они вообще существовали.
На следующее утро служанка подала ей за утренним кофе телефонную трубку.
— Звонят из-за границы, ваше высочество, из Франции.
Амира заставила себя протянуть руку ленивым жестом, словно звонки из Парижа были для нее самым обычным делом.
— Bonjur.
— Это Париж? — произнес мужской голос на ломаном французском языке.
— Нет, аль-Ремаль.
— Мир вам, — продолжил мужчина по-арабски. — Ждите, соединяю вас с Парижем.
Наступила тишина, затем в трубке раздался сигнал.
— Всемогущий Аллах! — Амире захотелось с размаху швырнуть трубку о стену. Получили миллиарды нефтедолларов, играют в международный телефон. За строительство телефонной станции в аль-Ремале конкурировали две компании — французская и бельгийская. Поговаривали, что Малик выступил посредником в этой сделке и заработал неплохие комиссионные. Сейчас, услышав сигнал конца связи, Амира с удовольствием свернула бы братцу шею.
Телефон снова зазвонил.
— Алло! Меня разъединили.
— Сестренка? Это ты?
— Малик, а я только что помянула тебя не слишком лестными словами, да простит меня Бог.
— Что? Повтори, пожалуйста.
— Я говорю, что все хорошо. Как ты? У тебя что-то случилось?
— Случилось? Нет, как раз наоборот. У меня для тебя прекрасная новость и повод получить твое одобрение.
— Говори.
— Сестренка, я женился!
— Боже мой! Когда? Кто она?
— Она чудесная женщина. Француженка. Женился я всего несколько дней назад. Я не мог ждать, поэтому не познакомил тебя с ней. Она будет отличной матерью для детей, которые, я надеюсь, у нас будут.
Амира поняла, почему брат ни словом не обмолвился о Лайле. Линию может прослушивать кто угодно — от телефонистки до Али или Фаизы.
— Не знаю, что и сказать, братишка, у меня просто нет слов. Боже мой! Какая чудесная новость! Да благословит вас обоих Аллах! Какой неожиданный сюрприз! Ты, конечно, уже рассказал об этом отцу?
На другом конце провода замолчали.
— Понимаю, понимаю, сестренка, ты не похвалишь меня за это, но отцу я еще ничего не говорил. Знаю, знаю, что это неправильно, но я боялся, что он попытается воспрепятствовать нашему барку. Только из-за того, что она христианка.
— Вот оно что…
Это действительно могло стать нешуточным препятствием, не идущим ни в какое сравнение с прегрешением, которое допустил Малик — женился, собираясь поставить отца перед свершившимся фактом.
— Не волнуйся, сестренка. Я позвоню ему сегодня же. Он, конечно, вспылит, но в конце концов все образуется. Единственное, о чем я тебя прошу, это скажи Фариду, чтобы он успокоил старика до нашего с женой приезда.
— И когда это произойдет?
— Если Богу будет угодно, то в конце недели.
— Этой недели?
— Я понимаю, что времени остается очень мало, но чем скорее, тем лучше, правда? Я сейчас же позвоню Фариду. Он может из отца веревки вить, ты же знаешь. Он обо всем позаботится, не волнуйся, сестренка. Все, что требуется от тебя, — это поддержать Фарида в нужную минуту. Отец такой же ремалец, как и все прочие, — члены королевской семьи для него непререкаемый авторитет, даже если это всего- навсего его собственная дочь.
Амира вздохнула.
— Я сделаю все, что смогу, братец.
— Спасибо, сестренка. Я… мне было очень нелегко найти здесь человека.
— Я знаю. Расскажи мне о ней.
— Ее зовут Женевьева.
— Какое чудесное имя.
— Не чудесней, чем она сама. — Нежность в голосе Малика говорила о том, что он не на шутку влюблен.
— Это естественно. Я никогда не сомневалась, что ты женишься на красавице.
— Нет, сестренка, дело не в том, как она выглядит. Она очень мне подходит. Она заставила меня поверить в то, что жизнь прекрасна. С ней я снова научился смеяться. Прошло так много времени…
— Я понимаю…
— Она сказала, что не возражает принять ислам, но сначала она, естественно, хочет разобраться, что это такое.
— А чем занимается в миру это совершенство? — поддразнила брата Амира.
На другом конце провода колебались и медлили с ответом.
— Она певица. Певица в ночном клубе.
— Ой!
— Тебе я могу сказать все, сестренка. Она немного старше меня — всего на несколько лет.
Поговорив, брат и сестра согласились на том, что некоторые из этих фактов можно не доводить до сведения Омара. Кое-что, например, возраст Женевьевы, надо сообщить точно. Ее религиозные взгляды можно подать в выгодном свете. А вот о профессии можно вообще не упоминать.
Повесив трубку, Амира долго не могла успокоиться. В конце недели приедет Малик. Было трудно сосредоточиться. Там много всего произошло.
Малик и Женевьева. Через месяц поездка в Тебриз. Филипп. Малик. Омар. Да, еще и Али.
Амира нетерпеливыми шагами мерила свою комнату. Дворец стал для нее сущей тюрьмой. Она даже не могла выходить по утрам в сад. Малик. Филипп. Тебриз.
Она нажала кнопку селекторной связи.
— Пришлите мне машину.
— Слушаюсь, ваше высочество.
Через десять минут у двери, выходящей на Серебряный газон дворца, появился Джабр.
— Мир вам, принцесса.
— И тебе.
