немного расслабились. Она продолжала говорить — рассказала о том, как собирала новые идеи, как воплощала их в своих книгах, как развивала в себе необходимые навыки. Коснулась трудной проблемы — как относиться к отрицательным отзывам и отказам издателей.
— Неужели и вы тоже получали отказы?! — спросила какая-то женщина.
Дальше Арран рассказала о том, как снискала себе репутацию борца за социальную справедливость.
— Это получилось непреднамеренно. Я написала историю об одинокой женщине, которую терроризируют телефонными звонками. Уже в процессе создания романа я обнаружила, что на самом деле пишу о проблемах одиночества и отчуждения людей в большом городе.
Третий ее роман повествовал об ужасающей беспомощности необразованных бедняков. Рассказывая об этом, Арран увлеклась своими переживаниями и даже забыла об аудитории. Перед глазами встало лицо сестры Фатсо, Хелен — уже не здоровое, шоколадно-коричневое как всегда, а землисто-серое на больничной подушке.
Арран вспомнила ее задыхающийся дрожащий голос. Да, уход здесь хороший, и, наверное, о ней заботятся как надо… но эта еда!
— Каждый день приносят это… меню. А я потеряла очки… не могу читать. И потом, когда приносят еду, на подносе нет ничего для меня, мисс Арран…
Только через некоторое время Арран поняла, что дело не в меню и не в очках. Хелен не умела читать, но из гордости стеснялась признаться в этом.
— Это все так просто. Но, как вы думаете, интересовало кого-нибудь, что она чувствует? Нет, черт побери!
Никто не потрудился прочитать ей меню. Я уж не говорю о том, чтобы сделать это тактично и не обидеть ее. У них не было на это времени! Они ее, должно быть, и за человека-то не считали. Так, неграмотная старая негритянка.
Обуреваемая эмоциями, Арран опустилась на стул.
Во время своей речи она нервно ерошила волосы, и теперь они торчали в разные стороны. Некоторое время она смотрела на притихшую аудиторию. Потом неожиданно улыбнулась.
— Прошу прощения, я, кажется, увлеклась. Вопросы есть?
Как по команде, десятки рук взлетели вверх.
— Я слышал, вы имели колоссальный успех, — сказал Харт Джэрроу за обедом. — Поздравляю. Жаль, что я это пропустил.
Он сидел рядом, с тарелкой ростбифа в одной руке и кружкой пива в другой.
— О вас уже говорят, будто вы решили продолжить дело Чарлза Диккенса по пробуждению общественного сознания.
Арран с нетерпением ждала встречи с Хартом Джэрроу. Она восхищалась его последним сценарием, за который ему присудили премию Академии. Еще не видя его, она была уверена, что он ей понравится. Сейчас она покраснела.
— Прошу вас, не надо! Это звучит так, будто я ломаю комедию.
Харт ответил глубоким горловым смешком. Если бы медведь умел смеяться, подумала Арран, наверное, это звучало бы примерно так. Харт вообще очень напоминал медведя. Сильные мускулистые руки, плечи и грудь, копна седеющих волос, тяжелые черные брови. И под этой клетчатой рубашкой, наверное, густая растительность…
Представив себе обнаженную грудь Харта, Арран снова вспыхнула.
— Я всегда считала себя неудачницей.
— Не понимаю почему. По-моему, вас никак нельзя назвать неудачницей.
Он внимательно изучал ее тонкое лицо, огромные невинные глаза. С трудом преодолел искушение коснуться мягких темно-каштановых волос и бархатистой кожи лица. Опустил глаза на свои огромные руки фермера. Какой же он неуклюжий! Настоящий сельский олух…
Позже они медленно шли рядом по усыпанной гравием дорожке к загону для лошадей и озеру, где уже собирались в стаи канадские гуси. Ночную тишину нарушал лишь шелест ветра в вершинах сосен да шорох какой-нибудь птицы в тростнике.
Они стояли бок о бок, опершись руками о перила, спиной к ранчо.
— Что бы сказали прежние магнаты-скотопромышленники, если бы могли все это увидеть? — задумчиво проговорила Арран. — Вы ведь родом с Запада?
— Из Айдахо. Но мои родители никогда не были ни скотопромышленниками, ни магнатами. Мы выращивали картофель на ферме.
— Фермеры… выращивали картофель… Необычное прошлое для киносценариста.
— Я получил стипендию за победы в футболе и по, ступил в колледж. Предполагалось, что буду специализироваться в сельском хозяйстве. Но я прошел два дополнительных курса по писательскому мастерству. С этого все и началось.
— Боже правый! А что сказали родители, когда вы сбежали в Голливуд?
Он опять хохотнул своим медвежьим смешком.
— Будучи добропорядочными, достойными людьми и приверженцами методистской церкви, они всерьез решили, что я продал душу дьяволу. Харт, мальчик, повторяли они, там же полно всяких проходимцев и проституток. Мы каждый вечер будем молиться, чтобы Бог уберег тебя от искушений. Они ни разу не были в Лос-Анджелесе. Думаю, что и не приедут до конца жизни.
— Даже на церемонию вручения награды не приезжали?
— Нет.
— Как жаль. Они бы так порадовались за вас.
— Они и порадовались. По-своему. Смотрели церемонию по телевизору, вместе со всеми своими друзьями, за кофе и пирогом.
Харт проводил Арран до дверей и поцеловал на прощание. В прохладном ночном воздухе пахло сосной.
— Вы необыкновенная женщина. Я и не думал, что такие еще существуют.
Губы у него были твердые и теплые. Арран положила голову ему на плечо. Так ее еще никогда не целовали.
Ласково, нежно…
— Как вам удалось остаться такой? — пробормотал он. — Такой чистой и неиспорченной… такой нежной.
Вот кто ей нужен. Такой человек, как Харт. Сильный, .любящий, способный защитить ее от себя самой. С ним она будет в безопасности. А может быть, она уже в него влюбилась?
Ощущая почти невыносимое счастье, Арран позволила себе ответить на его поцелуй.
Оставшаяся часть недели пролетела незаметно.
Арран прожила ее, как в счастливом сне. Вечерами они с Хартом надевали теплые куртки и, взявшись за руки, гуляли под сверкающими звездами. Говорили о себе.
Харт сейчас жил в Напа-Вэлли, где у него был дом с небольшим виноградником. С картофелем он покончил, однако фермер всегда остается фермером, с усмешкой говорил он. Описывал вид из своего дома, дубовые рощи, виноградные лозы, горные хребты за долиной, меняющие в течение дня цвет от золотистого и зеленого до туманно-синего и пурпурно-черного.
— Я уже, наверное, никогда не смог бы жить в городе. Слава Богу, в этом и нет необходимости.
Арран рассказала ему о своей новой книге, в которой действие разворачивается в ночлежке для бездомных в самой мрачной части города. Рассказала о героях книги — проститутках, попрошайках, пьяницах.
— Боюсь, что это будет очень городская книга.
— Как ты думаешь, могла бы ты работать в деревне?
Или ты заряжаешься энергией только от городских улиц?
Тебе обязательно быть рядом со своими героями?
— Для этой книги, наверное, да. Вот когда я ее закончу…
Расставшись с ним, она долго сидела у окна, слушая шелест ветра в вершинах сосен, глядя на луну,
