поддержки. Я не могу все время просить деньги у людей, подобных Баракету. К тому же их не так много. Джордж тоже немало пожертвовал. Но настоящая жизнь все равно в Вашингтоне.
— Разве не странно? Килограммы икры и бочки шампанского уходят на угощение людей, которые помогут накормить миллионы голодающих. Нам следует устраивать приемы дважды в день.
— Аватар станет нашим убежищем.
— Мне будет не хватать Алии и Камиллы. Трудно даже подумать о разлуке с ними, но времена меняются. Нам и так посчастливилось провести столько времени здесь, в Лондоне.
— Я думаю, все останется по-прежнему, Дэл. Мы не уедем до конца года. Вспомни, Баракет, Джордж и я вместе учились в Оксфорде. Наши судьбы переплетены так же тесно, как ваши. На самом деле вашей альма-матер стала яхта «Эукай». Тем летом вы все повзрослели.
Дельфина засмеялась:
— Джордж, несомненно, был прекрасным учителем. Давай позвоним ему. Он будет рад нашему переезду в Вашингтон.
ЛОНДОН
— Завтра твой день рождения, — сказал Джереми, — но я должен ехать в Женеву на конференцию министров иностранных дел. Давай сходим сегодня в «Мирабеллу». Только ты и я. Я приготовил для тебя сюрприз.
— Почему в «Мирабеллу»? Там очень скучно. Туда ходят одни старики. Давай в «Гинею», где собираются молодые киноактеры! Мы могли бы пригласить кого-нибудь… Все-таки это мой день рождения, — капризно сказала Камилла.
— Мы с тобой идем в «Мирабеллу», — твердо повторил Джереми. Его непреклонный тон заставил Камиллу уступить. В конце концов всегда можно уйти пораньше.
В ведерке со льдом уже остывала бутылка любимого шампанского Камиллы. В крытой стеклом оранжерее росло множество самых разнообразных цветов; их буйная красота придавала хоть какое-то разнообразие скучному и консервативному ресторану. На заранее заказанном столике стояла небольшая серебряная ваза с желтыми розами, любимыми цветами Камиллы. Цветы были от Джереми. Когда официант наполнил бокалы, Джереми предложил тост в ее честь.
— С днем рождения, дорогая. Подарки ты можешь открыть после.
Ели спаржу и фаршированного лосося. Зная, что Камилла пришла бы в ужас от праздничного торта, Джереми заказал на сладкое малиновое суфле.
— А теперь открой подарки, — сказал он, протягивая Камилле коробку и конверт. В коробке лежали три золотых браслета, украшенных бриллиантами.
— Джереми! — воскликнула она. — Ты с ума сошел. Они просто восхитительны, но сколько они стоят? Не меньше двадцати пяти тысяч фунтов.
— Тридцать, — уточнил Джереми. — Я почти никогда не дарил тебе драгоценностей. Тебе это не нравилось. Мне показалось, что эти браслеты должны подойти. Теперь открой конверт.
Все еще потрясенная подарком, Камилла вскрыла конверт. Она достала оттуда чек и задохнулась от неожиданности. На чеке стояла сумма в тридцать тысяч фунтов.
— Купи себе что-нибудь еще. Если хочешь, можешь обменять браслеты.
— Ты не в своем уме, — прошептала она. — Ты никогда не делал ничего подобного раньше. Я в восторге от браслетов и денег, но что на тебя нашло? — Камилла посмотрела на часы и чмокнула мужа в щеку. — Спасибо, дорогой, мне пора бежать в парикмахерскую. Жаль, что не смогу проводить тебя в Женеву — сегодня вечером Симон Элиот ведет меня в театр.
— Всего доброго, дорогая, — улыбнулся Джереми. — Когда будешь дома?
— Думаю, около пяти.
— К этому времени я уже уеду.
— Когда вернешься? — На самом деле Камиллу это не интересовало, просто она уже не знала, о чем говорить.
— Не знаю. По обстоятельствам.
Камилла вернулась в квартиру на Итон-сквер почти в пять.
— Вас к телефону, леди Килмур, — сообщил дворецкий, едва она переступила порог. — Некий мистер Арледж. Он уже звонил минут пятнадцать назад.
— Арледж?
— Адвокат лорда Килмура. По его словам, дело важное.
— Хорошо, Гордон. Я поговорю с ним в библиотеке.
Она села на покрытый коричневым бархатом диван. На мгновение ее взгляд задержался на собственном портрете, сделанном еще Джеральдом. Камилла в семнадцать лет… «Портрет, во многом определивший мою дальнейшую жизнь. Как бы мне хотелось и сейчас выглядеть такой же юной!»
— Леди Килмур слушает, — проговорила она в телефонную трубку.
— Леди Килмур, я представляю интересы вашего мужа.
Странно, Джереми не говорил ни о каком мистере Арледже.
— Мой муж уехал в Женеву. Он не говорил, что вы должны позвонить.
— Я знаю, леди Килмур. Последние детали мы, обсудили сегодня утром. Думаю, его не будет несколько месяцев. Мне поручено узнать, когда вам будет удобно прийти и подписать бумаги. Я полностью в вашем распоряжении.
— Какие бумаги? — опешила Камилла. — Мой муж ничего не говорил о бумагах.
Она посмотрела на три браслета, поблескивающих на ее запястье. Какие они все-таки красивые!
— Документы о разводе, леди Килмур. Они уже готовы. Ваш муж попросил сообщить вам, что он с вами разводится.
— Вот так, — сказала Камилла, беседуя с Симоном примерно час спустя. Она была до сих пор потрясена известием, расхаживала взад-вперед и то и дело встряхивала головой. — В решительности ему не откажешь.
— Да уж, — согласился Симон. — Ты ничего не знала о его планах?
— Абсолютно ничего. Он даже за обедом ни словом не обмолвился о разводе. Но почему именно тридцать, я не понимаю. Тридцать тысяч — сумма на чеке и еще тридцать тысяч за браслеты.
— Все понятно, — сказал Симон. — Неужели ты не знаешь, что означает цифра тридцать?
— Нет, — ответила Камилла, раздраженная торжествующим выражением его лица.
— На жаргоне газетчиков «тридцать» означает конец рассказа.
МОНТЕКАТИНИ
Как и было запланировано, Камилла и Симон отправились в театр. Но буквально через десять минут после того, как поднялся занавес, Камилла дернула Симона за рукав и прошептала почти зло:
— Увези меня отсюда. Какого черта я здесь делаю, когда мне столько нужно обдумать? Я не в состоянии следить за этими идиотами на сцене.
Они вышли из театра и поехали в ресторан «Анна-бель», где Камилла съела невероятно обильный обед, завершив его любимым бисквитом с патокой. Все это время она болтала без умолку.
— Знаешь, сколько калорий в этом крошечном десерте? — спросила она и, не дожидаясь ответа
