Возможно, ему не следовало покидать Пилгрим-Лейк. Там он знал себе цену, мог быть самим собой. Теперь притворство стало сутью его жизни, ему приходилось следить за каждым своим шагом. Возможно, он стремился забраться слишком высоко.
– Как вы собираетесь назвать создаваемую вами компанию? – услышал Харри вопрос Николсона.
– «Маринготоп Продакшнс».
– Что означает «топ»?[23]
– То, куда мы поднимемся.
– Неплохо придумано.
– Когда-то наша фамилия звучала именно так. В моих жилах течет кровь индейцев. Англичане обманули моих предков, отняли у них землю, насиловали их женщин.
– Похоже, вы прибыли сюда за контрибуцией. Я должен обдумать ваш проект, – сказал Николсон. – Поговорить о нем с моими партнерами. Как долго вы пробудете в Париже?
– Это зависит от вас.
– Я должен улететь завтра на несколько дней в Цюрих. Сейчас мне пришло в голову, что я смогу обсудить ваше предложение с моими швейцарскими коллегами. Убить одним выстрелом двух зайцев.
– Когда я смогу узнать ваше решение?
– Сегодня понедельник. Пожалуй, через неделю. Где вы остановились, мистер Маринго?
– В Ланкастере.
– Я позвоню вам, как только смогу сказать что-то определенное.
– Буду ждать.
Чего? – подумал Харри. Очередного обмана? Карие глаза молча сцепились с голубыми, и голубые не моргнули. Неужели спустя два столетия история повторится? Или обернется реваншем?
Обмениваясь рукопожатиями, мужчины чувствовали, что они как бы бросают друг другу вызов. Никто из них не мог предвидеть зловещий исход.
13
– Как приятно снова увидеть вас, мадемуазель Шоффе. Вы прекрасно выглядите. Как всегда, tres chic.[24] Что я могу вам принести?
Этот официант в тщательно отглаженном блестящем черном пиджаке, работавший в популярном кафе на бульваре Капуцинов, был моим старым знакомым. Не знаю, почему я решила прийти сюда после работы – это заведение находилось в противоположной стороне от моего дома. Офис Иэна располагался неподалеку, мы иногда встречались в этом кафе. Вероятно, поэтому меня тянуло сюда. Нет, я вовсе не рассчитывала натолкнуться на него, надеяться на это было бы глупо, я знала, что он сразу отправится домой, на обед в честь дня рождения дочери. Но мне, идиотке, хотелось ощущать, что он где-то рядом.
Неудивительно, что Ева осуждала мои отношения с Иэном. Я могла понять её точку зрения. Что за радость сидеть здесь в одиночестве в половине седьмого этим чудесным вечером?
Мысль о ждавшем меня длинном вечере угнетала меня. Я не знала, чем занять себя. Мне не хотелось идти в кино, я не знала, кому позвонить. Из-за Иэна я давно перестала встречаться с другими мужчинами. Женщины? Я работала с ними девять часов в день, и мне этого было более чем достаточно. Ева и Эдуардо, вероятно, уже вернулись в нашу квартиру. Ева, конечно, готовит для них половину бараньей ноги, haricots verts и pommes frites.[25] Только Эдуардо может есть жареный картофель. Для манекенщиц мадам Терезы картофель был под строгим запретом, однако Ева однажды поделилась со мной ужасным секретом. Она сказала, что, убрав со стола тарелки и отправившись с ними на кухню (Эдуардо, как истинный испанец, никогда туда не заглядывал), схватила несколько кусочков жареного картофеля, сунула их в рот, чтобы ощутить вкус соленых, пропитанных маслом, хрустящих палочек, а потом выплюнула все в мусорное ведро.
– Пожалуйста, мадемуазель Шоффе.
Официант поставил передо мной высокий бокал с блестящей красной жидкостью и графин с содовой. В бокале плавали три кубика льда. Некрепкое «кампари», разбавленное содовой, позволит мне убить время. Я посмотрела на мой ежедневный, порядком надоевший красный напиток. Иногда я брала сухой «мартини». Если я выпивала более одного бокала, мне приходилось отказывать себе за обедом в хлебной корочке. Неудивительно, что Ева тайком жует картофель.
– Вы встречаетесь здесь с вашим другом? – спросил официант.
– Я нигде с ним не встречаюсь, Жак. Сегодня он выполняет свои семейные обязанности. Вероятно, я отправлюсь обедать в бистро. Oeufs sur le plat.[26]
– Такая красивая, – вздохнул он, – и одинокая. Это несправедливо. Кто знает? Вы можете в любой момент встретить более подходящего мужчину. Такое случается всегда.
Он имел в виду – более подходящего для брака. Кафе было заполнено посетителями. Я заняла последний свободный столик. Кто-то крикнул: «Garson!»,[27] и Жак ушел. Автомобили двигались вдоль тротуара от одной пробки к другой, однако мне никогда не было тесно в Париже, несмотря на людские толпы, нескончаемый поток автомобилей, непрерывную суету. Париж казался мне садом, я любила его, однако знала, что не останусь здесь навсегда – судьба готовила мне что-то иное. Париж был лишь промежуточной, а не конечной станцией метро.
Пара за соседним столиком узнала меня и принялась оценивать с вежливым интересом… Они рассматривали мою золотистую соболью шубку от «Ревиллона» (подарок Иэна к моему дню рождения), зеленое шелковое платье от мадам Терезы с вышитой у шеи знаменитой буквой «Т». Появляясь в туалетах мадам Терезы, я всегда следила за тем, чтобы шубка оставалась частично распахнутой – тогда люди могли увидеть и узнать очередное творение моей хозяйки. В благодарность за эту рекламу мадам несколько раз в году дарила мне свои произведения.
Меня тянуло на приключение. У меня так давно не было никаких приключений. Мне хотелось напиться, поесть pommes frites, разорвать на клочки зеленое шелковое платье, позвонить жене Иэна и рассказать ей
