2.1. Игра пошла своим чередом
Нарочный доставил пакет из мэрии как раз в то время, когда в кабинете Рубашкина собралась обычная компания.
— Черт бы их побрал, посидеть не дадут спокойно, — с сожалением поглядев на бутылки финского «Абсолюта» и тарелки с закуской, сказал Чернов.
— Что там? — спросил Петров.
— Что бы там ни было, выпить надо, раз налито, — буркнул Кокосов, дожевывая бутерброд с копченым палтусом.
— Погоди, — сказал Петр, надрезав пакет. Просмотрев бумаги, он тяжело вздохнул: — Бутылки в холодильник, все остальное в сторону! Алексей, срочно звони в типографию — задержка на два часа. Будем переделывать первую полосу. Пришел указ президента о переносе выборов на 19 мая. А ты, Андрей, готовь к печати последние данные социологов.
— Как Собчак, шагает впереди? — ухмыльнулся Петров, помахав переданной ему таблицей.
— Точно! Так и озаглавим: «Собчак шагает впереди!»
— Да ты почитай, что эти придурки пишут: «За Собчака собираются отдать голоса 40 процентов избирателей, за Артемьева — 14», а за твоего Яковлева одна целая и ноль-три сотых! О Беляеве, Болдыреве и Щербакове вообще ни слова, как будто их нет. Я такой галиматьи отродясь не видел. Ты только послушай: «Сегодня реальную конкуренцию Собчаку может составить только лидер петербургского „Яблока“, особенно популярного у горожан». Чушь! Гарантирую — Артемьев и полпроцента не получит!
— Подожди, Алексей, — остановил Петр вставшего из-за стола Чернова. Дай типографии задержку на два с половиной часа.
— Зачем зря деньги палить? — удивился тот. — Успеем за два.
— Петров дискутировать хочет. Дадим ему время, а сверх тридцати минут — за его счет.
— Как читатели будут доверять газете, если мы такое вранье печатаем? Ты хочешь подписчиков растерять? — возмутился Петров.
— Ты вчера зарплату получил, и премию вроде бы немалую. Хочешь всех по миру пустить? Тогда печатай правду, как ты ее понимаешь! — потеряв терпение закричал Петр.
— Тяжелый ты человек, Рубашкин, — вставая, сказал Кокосов. — Помнишь, у Андрея Вознесенского: «Есть толь ко брутто-нетто, быть человеком некогда». Про тебя написано!
Когда все вышли, Петр налил полстакана водки и, выпив, набрал телефон Яковлева.
— Указ у меня на столе, завтра утром будет напечатан, — быстро сказал он.
— Предупрежден, значит — вооружен, — засмеялся Яковлев. — А что с моей статьей — затор?
— Давно готова, ждет твоей подписи.
— Ты завтра свободен? Приезжай на Невский, часов в двенадцать. Охране скажешь, что ко мне.
Субботнее утро было дождливым и холодным. От сырого, колючего ветра не спасала даже кожаная куртка с меховой подкладкой, и Петр облегченно вздохнул, войдя в теплый вестибюль недавно отстроенного бизнес-центра возле Малого концертного зала. Он сказал, куда идет, и один из охранников молча кивнул головой. Поднявшись на третий этаж, Петр оказался в длинном и безлюдном коридоре с одинаковыми дверями. Одна из них в дальнем конце была отворена, и он зашел в маленькую приемную. Никого не было, кроме сидевшего у стены Артемьева.
— А ты-то чего тут делаешь? — удивился Петр.
— Да надо поговорить с Владимиром Анатольевичем, — заметно смутившись, ответил Артемьев, и Петр понял, что он раздосадован их встречей.
«Не хочет, чтобы о его беседе с Яковлевым узнали журналисты», подумал Рубашкин и спросил:
— О чем же говорить, если вы конкуренты?
Артемьев не успел ответить, услышав голоса, из кабинета выглянул Яковлев.
— Извините за задержку: у меня разговор с Беляевым. Потом я приму Петра — минут пять хватит?
— Не знаю, сколько будешь читать.
— Хорошо, посмотрим, — рассеянно улыбнулся Яковлев.
Через некоторое время вышел Беляев. Он выглядел озабоченным и хмурым.
— Ну как, договорились? — спросил его Артемьев.
Покосившись на Петра, Беляев неопределенно пожал плечами и направился к выходу.
— Заходи, Петр, — крикнул Яковлев через полуоткрытую дверь. — Где подписаться — в начале или в конце?
— Где хочешь, — сказал Петр. — Но ты все же прочитай.
Яковлев перелистал страницы и махнул рукой:
— Ты не хуже меня знаешь, что надо. Главное, чтобы статья вышла.
— Не беспокойся, все будет в порядке, обещаю.
— На днях я проведу пресс-конференцию. Можешь дать о ней информацию?
— Смотря, что там будет…
— Щербаков и Артемьев снимают свои кандидатуры, и мы образуем коалицию.
— А Беляев?
— Пока мнется. Видимо, надеется, что выйдет во второй тур. Только, сам понимаешь, никому ни слова.
Петр подумал, что этот неожиданный ход резко меняет предвыборную ситуацию. В одиночку Яковлев значительно уступал Собчаку и Болдыреву, но союз со Щербаковым и Артемьевым давал весомые шансы победить в первом туре.
— Удивлен? — спросил Яковлев.
— Собчак будет в шоке. Он до сих пор не считает тебя серьезным соперником.
— Так это нам на руку, — загадочно улыбнулся Яковлев, — чем позже разберется, тем лучше.
— Я напечатаю отчет о пресс-конференции. Напечатаю, чего бы это ни стоило.
— Не боишься, что тебя тут же уберут?
— Надеюсь, до этого не дойдет. Ефремов не вернется раньше конца мая, а заменить меня другим — скандал. Вряд ли Прохоров захочет накалять обстановку.
Яковлев крепко пожал Петру руку и ничего не сказал. Все было понятно без слов.
Выходя, Петр столкнулся с Артемьевым. Тот, видимо, не усидел на месте и ждал под дверью.
«Неужели подслушивал? — подумал Петр. — Не может быть».
Застегивая куртку, Рубашкин вдруг почувствовал, что в приемной кто-то есть. Оглянувшись, увидел Кошелева. Тот, ссутулившись, сидел в самом углу и был почти незаметен.
«А этому что здесь надо?»
— Здравствуйте, Петр Андреевич, — первым заговорил Кошелев. — Вот уж кого не ожидал здесь встретить, так это вас.
— Почему?
— Всем известно, что вы из другой команды.
— Я не из команды, я сам по себе, — сказал Петр, и на душе стало горько от одиночества и неприкаянности.
— Так не бывает, — приветливо улыбаясь, возразил Кошелев. — Мы все из какой-то команды. Один из той, другой — из этой. Меняется время, и люди меняются. Вот вам живой пример: иду я на Пасху в церковь по улице Куйбышева, а навстречу Юрий Филиппович, бывший первый секретарь обкома партии. Расцеловались, как положено, «Христос воскресе!». Поговорили о демократии, о том, что нужно развивать инициативу, цивилизованные рыночные отношения. Да, люди меняются, а команда остается. Как дворяне в прежнее время — их с детства в полк записывали и до самой смерти. И мы с вами так же. Помните, я в кафе говорил, что вы еще измените мнение, что в конце концов мы подружимся.
