Официантка принесла большой кофейник и налила кофе. Заленсков добавил себе молока и неторопливо размешал сахар, а Петр, обжигаясь, сразу проглотил четверть чашки.
— Сам понимаешь, из-за чего весь сыр-бор. Твое письмо пошло консулу в отработку по неофициальным каналам. Судя по всему, австрийцы в чем-то крепко влипли и попросили предотвратить огласку. Наши тоже не хотят скандалов, особенно в зарубежной прессе. Не знаю почему, но очень не хотят…
— Врешь! Знаешь, — наугад сказал Петр.
— Сразу видно, что ты не дипломат. Нельзя упрекать собеседника во вранье. А если честно, то до конца действительно не знаю. Но в общих чертах дело связано с кредитами. Раздуют твое дело, из мухи слона сделают, и плакали наши займы от Европейского банка. Кстати, ты когда посетил консульство?
— Недели три назад, — ответил Петр.
— А три дня назад канцлер Враницки неожиданно ушел в отставку.
— Почему во время его визита не было никого из официальных лиц? спросил Петр.
— О его приезде мы узнали через три дня, и то — случайно. Но это не для печати. Вообще-то я не очень в курсе. Вчера стали выяснять, кто тебя знает. Я и признался. Десять минут на инструктаж — и в самолет. Задача: уговорить тебя замять эту историю.
— Как же ее можно замять? Есть Кошелев, который хочет получить деньги, есть другие журналисты.
— Кошелев? Это та бестолочь, которая грозилась из автомата расстрелять таблички с названием площади?
— Вряд ли Кошелев бестолочь. Он полковник КГБ, в действующем резерве, — не задумываясь, соврал Петр.
— Так ты под ИХ крышей? — озадаченно спросил Заленсков.
— Я — сам по себе, — сказал Петр, но было видно, что Вадим ему не поверил.
— А ты можешь с ним договориться?
— Нет, и пробовать не буду! — Петр засомневался, действительно ли Заленсков говорил с ним от имени МИДа.
— А ты не боишься последствий — для себя, для семьи? Говорят, твоя жена и дочь живут в Австрии?
— Разбираться со мной бесполезно — я ничего не решаю. А семья? Пусть их вышлют обратно — не возражаю. — Петр изобразил безразличие, понимая, что показывать свою настоящую роль слишком опасно.
— Экий ты скромник, даже не верится. Ведь большие бабки светят, многозначительно произнес Заленсков. — Так что ты посоветуешь? Какой выход?
— Один: проплатить деньги в бюджет.
— Тебе тогда ничего не перепадет…
— Что ж тут поделаешь?
— Допустим, деньги проплачены. Это гарантия, что все будет тихо?
— Гарантия только моя. За других не отвечаю.
Вадим задумался, помешивая ложечкой кофейную гущу.
— Хорошо, на том и порешили. Как ты сказал, так и доложу. А напоследок вот что: «Дурак ты, дурак!» Сам с носом остаешься и меня подкосил. Впрочем, я особо и не рассчитывал. — Заленсков встал. К себе в номер он Петра больше не приглашал.
2.11. Ко дням двунадесятым сшей мне, сестрица, белую обновку
Странная пора наступила в жизни Петра Рубашкина. Он приходил в редакцию ранним утром, а уходил последним, вместе с дежурным. С ним никто не заговаривал, и он целыми днями сидел в пустом кабинете, перебирая номера телефонов в старых записных книжках. Кому-то приходилось напоминать о себе, с другими он бодро договаривался о встрече, наверняка зная, что не увидит знакомого иначе, как случайно. Несколько дней он разбирал накопившиеся за долгое время бумаги. Потом без разбора свалил все в мешок из дерюги и вынес на задний двор. Писать Петр пробовал, но фразы выходили рыхлыми и бессмысленными: тема не находилась. Он чувствовал, что все вокруг остановилось и безмолвно застыло. Такое ощущение, будто с разбегу влетел в комнату, обитую ватой и войлоком.
Каждый вечер он смотрел новости по пятому, городскому, каналу. На экране еще мелькал Собчак. Его люди — Кудрин, Путин и другие — один за другим переводились в Москву, где вовсю праздновали победу Ельцина. Но бывшего мэра вспоминали все реже; телевизионное пространство постепенно занимал новый губернатор. Судя по содержанию сюжетов, в кабинетах Смольного кипели страсти. На руководящие должности приходили новые люди. Каждое назначение Петр воспринимал, как будто оно касалось его лично. Он не удивился, когда Витя Журавлев получил должность начальника секретариата, а Щербаков, Артемьев и Яцуба стали вице-губернаторами. Он ждал, что Игорь Сидоров останется пресс-секретарем, но на это место пришла Света Иванькова из ИТАР-ТАСС. Петр про себя одобрил: «Она маленькая и хорошо смотрится рядом с губернатором».
Теперь Петр жалел, что отказался от предложения Яковлева работать в администрации. «Может быть, еще не поздно попроситься, Владимир Анатольевич не откажет», — подумал он и решил позвонить Яковлеву. Но ему всякий раз отвечали одно и то же: «Губернатор занят, губернатор на совещании, губернатор уехал». Скорее всего, о Петре просто не докладывали: для секретарей он был одним из многих, кто домогался приема. Только Журавлев наверняка бы помог, но его не было ни дома, ни на работе. В конце июня у Петра отключили спецсвязь, а дозвониться по городскому телефону было невозможно.
Все это время он пил, пил в одиночку и понемногу, не доходя до беспамятства. Как-то Петр не удержался и заглянул к Чернову. На столе громоздились бутылки пива, а вокруг собралась старая кампания.
— Ба, глядите — к нам корифей пожаловал! — воскликнул Машков. С приходом Петра разговор увял. Он втиснулся между Черновым и Кокосовым, но вскоре ушел, чувствуя себя чужим и лишним.
По дороге домой зашел в кафе. Оно открылось недавно, но облупившиеся стены, изрезанные пластиковые столы и немытый пол — все напоминало закусочную прошлых лет, где-нибудь на окраине. Под стать были и посетители. Кое-кого Петр знал, с некоторыми выпивал. Как ни странно, но здесь он почувствовал себя спокойно.
Закусывая привычные сто граммов, Петр прислушался к разговору за соседним столиком. Спорили о политике.
— Собчак смел с теми, кто не мог ему и слова сказать, а на Яковлеве зубы сломал. Так ему и надо! — рассудительно говорил Саша, бывший фрезеровщик с «Электросилы».
— Хрен по барабану! Что Собчак, что Ельцин, что другой какой. А мне и при коммуняках непыльно. Фановая труба — она и в Африке труба, — громко возражал Чича. Он был замечателен тем, что умел виртуозно выпрашивать в долг и никогда не отдавал.
— Кто бы ни вылез, а нам лучше не будет. Одни нахапали, теперь другие пришли, — вставил кто-то незнакомый.
— А ты что скажешь, писатель? — спросил Чича, заметив Петра.
— Мне все равно, хоть не расти трава. — Петр хотел пошутить, но неожиданно понял, что сказал то, что действительно думал: ему и вправду было все равно.
— Ребята, писатель — наш человек. И давай, не будь жмотом — ставь! Людям поддать пора, — обрадовавшись, закричал Чича.
Петр уже собирался уходить, но передумал и пошел к стойке. Взяв две бутылки, он сел за их столик.
— За что выпьем? — спросил Саша, когда Чича разлил водку по стаканам. Помолчали, потом Чича тыкнул пальцем в окно: «Видите, собака бежит?» Поджав хвост, через дорогу семенил большой черный пес.
