Зинаида Шмитько. Иргушин спешился, пошел рядом с ней, ведя в поводу Паклю. Но шли молча.
За школой, на взлетной площадке, уже сидел вертолет, и спаниельи уши его вздрагивали под ветром. Летчик взглядывал на часы, экономя время. Все же был внеплановый рейс — Пронину Галину Никифоровну срочно вызывали в область на совещание. Галина Никифоровна вскоре подъехала, но сказала сразу:
— Придется чуть-чуть подождать — есть еще пассажир.
Пассажир оказался Агеев, с цунами.
— Как же так, Александр Ильич? — сказала с упреком Пронина Галина Никифоровна, когда Агеев приблизился. — Вы, конечно, вне нашей номенклатуры, подчиняетесь институту. Но все же! Вот так сразу решать, не объяснив даже причину, не посоветовавшись ни с кем…
— Так получилось, — сказал Агеев стесненно.
— А семья как же? — осторожно спросила Пронина Галина Никифоровна.
— Прилетят, как устроюсь, — сказал Агеев.
— Жаль все-таки, — сказала еще Пронина Галина Никифоровна. — Такой опытный все же специалист, старый островитянин…
— Так уж вышло, — сказал Агеев.
— Готовы? — спросил летчик.
Были готовы. Вертолет вздрогнул, закрутил ушами, как бешеный спаниель, оторвался от взлетной площадки. Близко мелькнула школьная крыша, поплыла назад, измельчала. Весь поселок открылся сразу — небрежно разбросанные дома, крутые извивы Змейки, широкий пляж возле устья. Блеснула на сопке станция.
Агеев приник к стеклу. Нет, уже скрылась. Только сопки теперь бежали внизу, первобытно заросшие, дикие..
В поселке, невидимая Агееву, стояла на своем крыльце начальник районного узла связи Клара Михайловна, провожала вертолет бессонными ласковыми глазами. Но печали не было в Кларе Михайловне, что он улетел. Росла в ней тихая радость. Тихо, не шевелясь, стояла она сейчас на крыльце. Относилась к себе с этого дня как к дорогой вещи. Боялась потревожить в себе ребенка, который, конечно, ничего еще не может почувствовать, но уже есть. Это Клара Михайловна знала сейчас точно — будет у ней ребенок, не может не быть. И оттого была радость…
А Иргушин и Зинаида все так же шли по центральной улице, молча, ведя в поводу возмущенную Паклю.
Муж Юлий Сидоров тихонько, чтобы не нарушить сон Павлова, поднимал в руках гири. Баба Катя смеялась на кухне с Марией, обе фыркали, зажимая рот. Глухая прабабка Царапкиных сидела тихо над внуком Генечкой, смотрела, как дышит. Павлов улыбнулся во сне. И она улыбнулась желтым, маленьким, как у куклы, лицом.
Солнце вставало все выше, наливаясь цветом.
Обычный день разгорался…
