рассказанной священником Покровским, — уже Баба-Яга. Но это может говорить и о том, что священник прибыл из других краев.
Русские, пермяне и вятичи, издавна общавшиеся с коми и ходившие не единожды походами на Югру, лучше других знали их нечистых. Имя одного из главных идолов остяков — хозяина рыб или речного старика, по-хантыйски могло звучать как «ягун-ике», или «яга-ике», или «ега-иге», в зависимости от диалекта. Вспомним: «нечисты вот эти самые: в озерах живут, в лесах живут…» Хозяин рыб — болван с золотой грудью, сама Золотая Баба или весь сонм югорских демонов дали имя Бабе-Яге — мы можем только догадываться.
Подтверждение генетической близости Золотой Бабы и Бабы-Яги можно отыскать и в самих сказках. В сказке об Иване-царевиче и Белом Полянине Баба-Яга ходит на золотой ноге. Разноногость Яги как наследственный признак переходит из сказки в сказку.
В вятской сказке «Про козла»: «…Когда Иванушко воротился домой, Егибисна выскочила его встречать: одна нога г…нна, другая наземна, а у его жены одна нога серебрена была, а другая золотая…»
В других сказках у Яги нога костяная или глиняная, но никогда не хромая. Глиняная нога, по-видимому, имеет самую давнюю историю и связана в том числе с одинаковым у древних славян и угров языческим культом медведя. В некоторых славянских и древних финноугорских могильниках на территории Ярославского Поволжья неоднократно находили глиняные лапы медведя, несомненно имевшие какое-то культовое, пока не до конца известное нам значение. Дольше других культ медведя сохранялся у обских угров — хантов, называвших медведя иносказательно: иге или ике (старик), а у славян, как напоминание о забытом культе, осталась сказка о медведе на «Липовой ноге» и Яге — Глиняной ноге.
Ханты и манси шкуры медведей убитых на охоте и животных, приносимых в жертву идолам, сохраняли в специальных избушках «на курьих ножках», или развешивали поблизости от капища. У шкуры обязательно сохраняли голову и передние ноги. Вот как описывал такие места Григорий Новицкий: «…При главных же кумирах всегдашне стражи и жрецы почитаются. Чин их должности всегда быть служителем лжи. Что ближе татарских жилищ пребывают… на скверные свои жертвы употребляют лошадей. А в дальних пустынных селениях оленей наипаче приносят на жертвы… Скоро ударяют ножом в сердце, испущая кровь в блюдо, кропят сею мерзостью и жилище своя, идолам же уста помазуют, в украшение же и всегдашне воспоминание кожу с главою и ноги даже до колен заедино с кожею на древах завешут над кумирнею… Сим частым приношением в премногую внийша нищету и крайнее разорение, яко чад и жен своих продают заимодавцам своим в работу».
Картину Новицкий нарисовал впечатляющую, и нет причин сомневаться в его объективности. Черепов и костяных ног вокруг избушки на курьих ножках накапливалось предостаточно и не имеет большого значения, кого могли принять за бабу-в-яге — самого идола или шамана, его охраняющего. Нельзя не обратить внимания на трагическую связь между жертвоприношением кумиру и отдачей в неволю жены и детей жертвующего.
В сказке «Крошечка-хаврошечка» мы находим отголосок именно этого ритуала: любимую корову приносят в жертву ведьме-мачехе. Сообщение Новицкого о принесении в жертву идолу, которого мы условно именуем баба-в-яге, лошадей очень важно для нашего исследования. А. А. Потебня, считавший Ягу, Мору и Морену, олицетворяющих в славянской мифологии зиму и смерть тождественными между собой, находил их несомненную связь в сказках с лошадью. По его мнению, сказочная формула «упасти кобылку» означает добыть в замужество дочь Бабы-Яги. Он приводит множество вариантов сказок, указывающих на родство лошади и Яги. В одних Яга сама обращается в лошадь, в других — обращает в кобылиц своих дочерей. Свидетельство Новицкого о принесении лошадей в жертву и наличии вокруг избушек на курьих ножках большого количества лошадиных шкур с головами и передними ногами проливает свет на происхождение этой связи.
Допуская, что Яга могла представлять из себя идола полухристианской-полуязыческой святой Параскевы Пятницы, Потебня перекидывает мостик своих рассуждений к индийской мифологии и находит, что Яга-кобылица — мать Солнца. В мифе о браке обратившегося жеребцом Вивасвата с пытавшейся убежать от него под видом кобылицы Саранью говорится, что в результате брака у них родились близнецы: Агни (огонь) и Индра (светлое небо).
В переплетении и сходстве мифологических сюжетов севера и юга можно усмотреть как их общее индоевропейское начало, так и одинаковые закономерности и пути развития культуры.
Мы уже останавливались на том, почему женщина Яга наследует чисто мужской признак хранителя огня — она унаследовала его от иранского Прометея Йимы. (Кстати, по легенде Йиму в конце его жизни победил трехглавый дракон, а тело героя расчленили пополам. Отметим последнее обстоятельство — мы с ним еще встретимся, когда будем говорить о Яге — Костяной ноге.)
В индийской мифологии древнеиранскому Йиме соответствует его аналог (Йама) Яма, фигура сложная и мрачная. Сын Саранью и бога Солнца Вивасвата — Яма — бог смерти, владыка мертвых, повелитель ада и пожиратель трупов. По этим признакам он близкий родственник Яги, живущей на границе живого и мертвого царств.
По многим признакам сходный с иранским Йимой, индийский бог Яма, пожиратель трупов, изображался с бычьей головой и острыми зубами. За свои огромные рога Яма был удостоен титула «Яма-лунорогий». Царь мертвых Яма из древнеиндийских, ведийских времен изображался одетым в красное платье, верхом на быке, с оружием в виде дубинки и петли, в сопровождении двух больших псов. Голову Ямы увенчивала тиара из человеческих черепов.
Что и говорить, облик у царя мертвых был ужасающий, хотя происхождение он имел божественное и даже можно выразиться — блестящее.
В пуранической легенде Яма — сын Вивасвата и Саранью. У Ямы имелся брат Мина и сестра-близнец Ями. Мать Ямы покинула (а может, и умерла) своего супруга Вивасвата-Солнце, не выдержав его ослепительного блеска и детей. Воспитывала его служанка (или тень) Саварна. Мачеха обижала Яму, и тот однажды поднял на нее ногу (пнул). За это по проклятию Саварны нога у Ямы должна отпасть. Но Вивасват смягчает проклятие: нога лишь усыхает, лишившись мяса и сухожилий, а сам Яма, известный своей добродетелью, становится, по указанию Вивасвата, «локапалой» — хранителем юга и царем умерших предков{9}.
В этом мифе мы находим похожий на угорские поверья мотив: тень матери недоброжелательно относится к покинутому матерью сыну, что вообще характерно для верований уральских народов о душе- двойнике или тени покойника. Остается лишь гадать, в каком направлении путешествовала легенда о костяной ноге: с юга на север или с севера на юг и как попала она в русские и угорские сказки о Яге — Костяной ноге.
Костяную ногу Яги Пропп считает признаком ее связи с загробным миром. Но, как он сам замечает, других признаков, указывающих на то, что Яга-труп, в русских сказках нет. Им же высказано предположение, что происхождение понятия Баба-Яга связано с обрядом инициации, существовавшим в древности у многих народов. Ритуал инициации (обрезания) в эпоху первобытно-общинного строя совершался над подростками при достижении ими зрелости, позже обряд обрезания новорожденных появился у семитов и сохранился у иудеев по настоящее время.
Иудаизм как религия начал формироваться в Двуречье, на территории современного Ирана. Отсюда описания вавилонского периода иудеев и заимствования из индо-иранской мифологии в Библии. При желании в Библии нетрудно отыскать сюжет, во многом схожий с усыханием ноги Ямы: «Иакову приснилось, что он борется с богом Яхве (некоторые полагают, что первоначальная форма имени Яхве или Ягве была Ягу). Он боролся изо всех сил… Бог выдерживал натиск Иакова до рассвета и, увидев, что одолеть его не может, коснулся жилы его бедра, которая немедленно засохла. Проснувшись утром, Иаков обнаружил, что хромает на одну ногу».
Сходство индийской и древнееврейской легенд налицо: Яма поднял ногу на свою божественную мачеху, и нога отсохла. Иаков боролся с богом Ягу, и у него высохла жила ноги.
Бог иудеев отличался суровостью и жестокостью. Согласно Библии, Ягве очень настойчиво требует, чтобы его почитатели были обрезаны. Не менее настойчива претензия Ягве, чтобы все первенцы Израиля были посвящены ему: «Однажды Бог, желая убедиться в преданности Авраама, решил подвернуть его испытанию: велел ему принести в жертву и сжечь своего любимого сына Исаака. Сын был единственной
