Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...

но и живым добраться до «Валгаллы». Однако вот вернулся, а здесь все совершенно так же, как было. Недочитанная книжка лежит на тумбочке корешком вверх, бритва, зубная щетка и тюбик пасты на своем месте в ванной. Пыль везде вытерта, пепельницы вытряхнуты и вымыты, будто горничная только что отсюда испарилась, заслышав мои шаги в коридоре.

В шкафу висели забытые одежды, и я, приняв душ и побрившись, повинуясь вдруг возникшему желанию, переоделся в легкий костюм, как бы более соответствующий нынешней роли и месту. В этом есть свой смысл, не зря аристократы в золотые века своего существования строго следовали указанному принципу.

В ящиках стола у меня хранилось с десяток разных пистолетов и револьверов, позаимствованных в оружейном музее Шульгина, для подробного изучения и ежедневных тренировок руки и глаза из машинок разного калибра, веса и баллистических характеристик, не привыкая к одной конкретной. С точки зрения профессионального спортсмена, может, и неправильно, но для практической жизни как раз то, что надо.

На этот раз мое внимание привлек австрийский «Манлихер» 1905 года. Весьма необычного, на современный взгляд, дизайна, но прикладистый, удобный в обращении, размерами и весом почти одинаковый с «ТТ», под тот же патрон, но десятизарядный. «Австрийский маузер», как его в свое время называли.

Здесь, внутри Замка, он мне вряд ли мог пригодиться, так кто сказал, что я через минуту или час не окажусь бог знает где? Бывали, как известно, прецеденты. Пистолет же является вполне эффективным средством выживания в цивилизованных (и не очень) странах, особенно в том случае, если нет у тебя местной валюты, документов и иных способов первоначальной легализации. Он даже в доисторическом мире и на необитаемом острове может сыграть свою роль. Как альтернатива смерти от голода или холода.

Кроме того, огнестрельные устройства давно уже стали у нас символом статуса по-настоящему свободного человека. Как шпаги у дворян.

Повинуясь в очередной раз возникшему «дежавю», я снял трубку телефона, не набирая никого номера, просто вообразив, кого хочу услышать. Антон ответил после третьего гудка. Реализм, мать твою!

– У тебя все в порядке? – участливо спросил форзейль.

– Более чем…

Да и в самом деле. Настроение прямо-таки отличное. Возвратились удачно, утреннее солнышко поднялось над океаном, прохладный соленый ветерок сквозь открытую форточку чуть шевелит занавеску, непременный в люксовом номере классного отеля мини-бар готов поделиться своим содержимым… Будто первые минуты прибытия на курорт, куда страстно стремился нудной слякотной зимой.

– Возникли вопросы?

– Догадливый ты у нас. Всего один, но существенный. Как вы собираетесь с тем, настоящим Сашкой поступить? Технически? Срыва не будет?

– Надеюсь, нет. Сейчас ты ему позвонишь, по этому же телефону. Скажешь, что необходимо немедленно встретиться, причем не где-нибудь, а в Замке. Через час примерно по его времени. Проход ему открою я. Он, пожалуй удивится, но ты в детали не вдавайся, все, мол, объяснишь на месте. Жене пусть скажет, что покидает ее на сутки, не больше. А то и раньше обернется. Я надеюсь, он и сам лишних вопросов задавать не будет, человек привычный. Главное, ты держись совершенно ровно и безмятежно, чтобы он пришел сюда без внутреннего напряжения… Договорились?

– И все же… Кто из них останется? – Мне отчего-то казалось это важным.

– Андрей, ты меня удивляешь. Не институтка, кажется. Он и останется. А если тебя волнует судьба эфирного сгустка, временно преобразованного в семьдесят пять килограммов биомассы…

– Достаточно…

Как будто я ожидал иного ответа.

– Как только совмещение произойдет, ему это тоже станет абсолютно безразлично. – Антон будто пытался меня успокоить. Я и сам это знал, и тем не менее… Как ни крути, а тот, с которым я разговаривал на яхте, с кем встречусь сейчас, будет распылен на атомы в непредставимо короткий миг. «Грустно, девицы…»

Шульгин-новозеландский на самом деле отнесся к приглашению не просто спокойно – с ощутимой радостью. Похоже, пребывание в Форте Росс начало ему надоедать, а визит в Замок сулил очередную порцию впечатлений и адреналина. Поскольку Шульгин понятия не имел о своем длящемся параллельном существовании, оснований для тревоги не было никаких.

Он только поинтересовался с обычным коротким смешком:

– Что, настоящий Антон? Не астральный фантом? Каким его ветром занесло?

– Не берусь утверждать точно, однако сдается, что в новой должности у него сложилось не очень… Типа, снова ему помощь требуется…

– За отдельную плату, – фыркнул Сашка и отключился.

Закончив свои дела, я заглянул к Шульгину-»этому». С тяжелым, нужно сказать, чувством. Не то чтобы я считал себя предателем, знающим, что товарища вот-вот схватит гестапо, и приложившим к этому руку, но… Сами понимаете.

Он тоже был готов, но остался в той же форме офицера «Призрака». Наверное, после всех эскапад со сменой костюмов, мундиров и тел она ощущалась им некоей константой, неизменной с молодости.

– С Замком не беседовал? – спросил я его.

– Пока нет. Присматривается он, что ли?

– Вполне возможно. Или – настраивается…

Лифт, умевший перемещаться по всем пространственным осям и любым траекториям, в мгновение ока доставил нас к адмиральскому кабинету, где по традиции происходили наши встречи с партнерами, что в реальности, что в потусторонних сферах. А начало всему положил Воронцов, нашедший здесь свою Наталью.

Антон нас ждал, предусмотрительно включив гейзерную кофеварку. За высокими окнами безмятежно отсвечивал сероватой голубизной океан, пустой, как карман в день перед зарплатой. По отливной полосе берега лениво бродили крупные чайки, предвещая скорое ненастье.

– Итак, рассмотрим диспозицию? – предложил я, располагаясь в глубоком кресле напротив стола. Шульгин сел в соседнее. В точности повторилась мизансцена нашей последней встречи перед «Исходом». Сашка рукой указал на тумбу стола. Антон понял, выдвинул ящик, протянул коробку с сигарами. Не просто обычные гаванские, своего рода индикаторные: по факту их наличия в известном месте, количеству и вкусу мы уже несколько раз, попадая в Замок через астрал, контролировали степень достоверности предлагаемых обстоятельств. Сейчас в коробке их было ровно столько, сколько должно было остаться с учетом предыдущих посещений. Без нас на сигары никто не посягал, и, что важнее, кабинет не создавался каждый раз заново по старому лекалу, иначе коробка тоже воспроизводилась бы полной.

В принципе, конечно, ничего не стоило в любой наведенной галлюцинации учитывать и такую деталь, но на практике – вряд ли. В слишком разных состояниях, психических и психологических, нам доводилось сюда попадать и абсолютно разными способами. Неужели инвариантом оказывалась именно эта неприметная, неизмеримо ничтожная в масштабах событий, явлений, количества прочих материальных объектов коробка ценой в какую-то сотню долларов по курсу восьмидесятых годов? Если, конечно, на протяжении всех этих лет Замок сканировал и фиксировал абсолютно каждую мысль каждого посетителя, причем точно определяя ее место и роль в массиве нашей ноосферы, – тогда да. Только такое непредставимо даже в виде гипотезы, исходя из нашего понимания самой сущности Гиперсети.

Короче, вывод тот же, что мы сделали с момента возникновения первых неясностей в общении с инопланетным разумом в любом его воплощении, – истины нам не постичь в любом случае. Как не в силах марксизм-ленинизм даже в его высшем воплощении – труде В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» – объяснить простейшую вещь: каким образом Вселенная бесконечна во времени и пространстве. А если это не так, что было до того?

Следовательно – никакой разницы между любым материализмом и самым дремучим субъективным идеализмом нет ни малейшей. Ибо исходная точка у всех одна – «сначала не было ничего, а потом что-то