Сэсс тоже никогда не видела Санди таким. Раньше это было лицо, по которому взгляд скользил, не останавливаясь, и мало кто обращал на него внимание дважды. Сейчас же в нем высветилось внутреннее содержание, вполне способное заменить и саму красоту; и Джейн почувствовала гордость за своего друга и даже некоторое тщеславие перед Люитеном: смотри, мол, какими можем быть мы, люди. Он явно знал, к кому направлялся в гости: причесан — волосок к волоску, в сорочке, искрящейся тримальхиарской белизной, в узком камзоле черной тонкой шерсти — без рукавов, но со шнуровкой, в брюках, заправленных в зеркально начищенные сапоги, с серебряным кинжалом у пояса и мощной блокадой на Могуществе; на расстоянии нескольких десятков ярдов он мог показаться воплощенным архетипом юного принца Волшебной Страны. Но у юных принцев не бывает такой строгости в складке рта, такого осознания своего места. Мастер-Строитель Тримальхиара оставил позади свой юношеской возраст, за его спиной стояли теперь город, люди, их труд и сама жизнь. Его ошибки были бы теперь фатальны не только для него самого. Это был взрослый и мудрый человек. Джейн пришла в голову шалая мысль, что если бы на должность создателя был объявлен конкурс, Санди был бы куда более ответственным богом.
— Здравствуйте, Клайгель, — сухо сказал Люитен. — Рад вас видеть. Устали? Голодны? Прошу вас… — он встал и кивнул на видимый в проеме арки стол, накрытый а-ля фуршет. — Наша беседа может оказаться трудной… для вас.
— Благодарю, — еще суше прозвучало в ответ. — Не устал и не голоден. Чем могу быть полезен, Люитен?
Люитен спустился с возвышения, но даже и так он был на полголовы выше своего гостя.
— Тогда прошу вас для переговоров, — он сделал приглашающий жест в сторону лестницы, ведущей прочь из зала. — Дамы нас, надеюсь, простят.
Джейн залилась краской. Впервые в жизни ее так дискриминировали. Она была Джейн, а не салонная пустышка в кружевах, и не считала, что где-то в мире есть тема не по ее мозгам.
— Я буду секундантом, — шепнул ей Фалк и последовал за ушедшими.
Сэсс, растерянная, сжала веер, которым до сих пор во внезапном приступе застенчивости прикрывала декольте.
— Что происходит? — спросила она. — Почему он со мною так?..
— Подумай, — отозвалась Джейн, ощутившая потребность вскочить с места и расхаживать по залу. — Ты же поставила его в идиотское положение. Люитен не тот человек… не то существо, с которым приятно встречаться нашему брату.
Они сели за небольшой столик друг напротив друга в крохотной комнатке на самом верху башни, откуда открывался роскошный вид поверх райских садов на все ту же выжженную пустошь. Фалк опустился на маленький диванчик в стороне и даже не пытался сделать вид, будто происходящее его не интересует.
— Ты знаешь, кто я? — спросил Люитен.
— Шантажист, первым делом, — немедленно отозвался Санди.
Люитен хмыкнул. Разговор грозил получиться острым.
— Ко мне неприменимы обычные человеческие мерки.
— Человеческие мерки достаточно высоки, чтобы применять из ко всему на свете.
— Так не пойдет, — сказал хозяин. — Расслабься.
— Не могу. Я всю жизнь считал, что тебя либо нет, либо вас много. Признаться, до сих пор я прекрасно без тебя обходился.
— Типичные издержки высшего образования, — фыркнул Люитен. — А ведь не болел, не нуждался, даже не был как следует бит. Я есть, и ты ничего с этим поделать не можешь. Неужели тебе не о чем меня спросить? Не упускай шанс, другие ученые могли бы только мечтать о такой возможности.
— Почему вымерли динозавры? — наобум брякнул Санди.
— Потому что у них были ограниченные возможности для развития, и я их распылил. А какое тебе дело до динозавров? Или ничего серьезного в голову не приходит?
— А Иисус Христос на самом деле был твоим сыном?
— Все вы в некотором роде мои дети, — осторожно ответил Люитен.
Санди задумался.
— Берешь ли ты на себя ответственность за все, что происходит в мире?
Люитен поднял брови.
— Другая крайность, парень. Никоим образом! Я художник. Я создаю образы и выпускаю их в мир. Жизнеспособные укрепляются. Я ж дал вам свободу воли, иначе чем бы я отличался от ваших ремесленников! Так что не надо сваливать на меня ответственность за вашу отсебятину. Разумеется, я во что-то вмешиваюсь, когда мне кажется, что сюжет развивается нелепо. Я могу добавить два-три ярких пятна. Я намечаю правила игры, принципы развития, выбираю персонажей — и позволяю им импровизировать. И делаю я это из соображений эстетики. Кто сказал, что меня интересует фон? Всякая мелочевка явно преувеличивает свое значение, если полагает, что я возьму на себя труд возиться с их жалкими судьбишками.
— Но ты все-таки вмешиваешься?
— Да, но только когда это мне самому интересно.
— Почему ты создал Зло?
— Вот так, по-крупному, — пробормотал Фалк.
— Для развития сюжета, — немедленно отозвался Люитен.
Разговор становился увлекательным.
— В чем секрет его силы? Его все ненавидят, так почему же оно процветает?
— Зло привлекательно, — ответил Люитен. — Оно обаятельно, остро, щекочет нервы. Добро проще, у него более дешевая упаковка. За весь период моей деятельности я не создал ничего лучше Зла. Вот разве что моих серых лебедей…
Санди встал и подошел к окну, скрестив на груди руки. Мягкий серый свет будил в нем непонятную тоску.
— Мне кажется, — будто не вслух сказал он, — я когда-то был в этих местах. Или мне это снилось? Люитен, почему большинство волшебных тварей бессмертны, а люди — нет?
— Так задумано. Закон сохранения энергии. Смертность есть плата за способность вырабатывать энергию.
— А почему умершего нельзя воскресить?
— Да почему нельзя? Тебя же воскресили. Другое дело… ну, нельзя один и тот же шедевр повторить дважды. Да и неинтересно, поэтому я и не пытаюсь. За редким исключением. Никогда не получалось, чтобы человек встал и пошел прежним. Неужели по себе не заметил?
— Да, — сказал Санди. — Я стал… уязвимее. Я пролетал тогда над этими местами, верно?
— Верно, — ответил Люитен. — Вы все летите сюда, когда кончаете земной путь. Тогда тебе пришлось вернуться, но я понял достаточно, чтобы распознать тебя.
Фалк сделал вид, будто рассматривает ногти.
— И что же ты насчет меня понял? — довольно равнодушно спросил Санди.
Этот пронзительный хмурый день непонятно растревожил его.
— Ты — один из них. Один из стаи.
— Нельзя ли выражаться понятнее?
— Я придумал стаю серых лебедей. Время от времени я посылаю в мир кого-то из них с приказом совершить что-то. Они идут и делают то, что велю я.
— Какие это, должно быть, уставшие и задерганные создания, эти твои ангелы, — пробормотал Санди. — На самом деле я что-то слыхал о них. Белые и черные лебеди — птицы, серые же — ангелы господни. И что, ты посылаешь их на подвиг для развития сюжета?
— Не обязательно на подвиг, — обиделся Люитен. — Как ты стараешься меня низвести! Иногда нужно подать совет, поддержать, помочь там, где Добро дает слабину. Они близнецы, все семеро, у них нет имен, и даже я не могу различить их. Когда кончается их земное существование, они возвращаются сюда, отдыхают и ждут нового задания. Они не знают друг друга и никогда не собирались все вместе. А если они
