что бы то ни стало надо попасть в камеру.
— Разверни и вытолкни ключ, — шепчет Свирину Леонов.
Несколько умелых манипуляций, и слышно, как зазвенел с той стороны упавший на пол ключ. Через несколько секунд дверь открыта, ребята входят в камеру. В углу зашевелилась чья-то фигура и раздался испуганный крик. Свирин и Малецкий подбежали к человеку.
— Молчи! Мы ничего плохого тебе не сделаем.
Но человек не понял. Он бросился к окну и хотел позвать охрану, но его повалили, набросили на лицо подушку. Крики затихли.
— Осторожнее! Не задушите ни в чем не повинного человека, — задыхаясь, говорит Свирин, — давайте кляп. Сейчас некогда объяснять ему что к чему…
Кляпом из полотенца затыкают несчастному рот. Около него становится Леонов. Еще несколько минут— и Власов с Побочиным должны появиться у пролома…
…Владимир Сысоев сумел незамеченным выбраться из барака. Охранник сладко спал, прислонившись к стене. Теперь за проволоку! Хорошо, что ночь темная. Бегом к лесной тропинке, и через несколько минут Сысоева скрывает чернота леса. В назначенный час он лежит у рва с приготовленной веревкой. Спит замок. Все, кажется, спокойно, но Владимира трясет как в лихорадке. Нервы на пределе…
…Ровно час ночи. Власов встает с койки. Где же Побочин? Почему задерживается? Ждать его Николай не может. Маракасов, Шулепников, Свирин уже сняли фанеру и, затаив дыхание, ждут. Власов выдавливает ногой штукатурку, кирпичи и попадает на половину моряков. Он уже натягивает серый штатский костюм, как вдруг раздаётся пронзительный крик:
— Человек бежал!
Каким громким кажется этот крик! От него могут упасть двухметровые стены Вюльцбурга. Кричит военврач Дубровский, предатель из лазарета военнопленных. Его услышали. Завыли сирены тревоги. Весь гарнизон поднялся на ноги, псари спустили собак… Часть солдат во главе с Маннергеймом бежит в помещения интернированных.
…Уже пять минут второго. Сысоев смотрит на светящиеся стрелки часов. Сейчас товарищи должны появиться во рву… Еще минута, еще одна… Тревога! Сирены, звонки, лучи фонарей… Ясно! Провал. Теперь надо бежать одному. Сысоев бросает веревку и скрывается в лесу.
Власов уже спустился по лестнице на площадку. Его прикрывают своими телами моряки, высыпавшие из камер.
— Все кончено, ребята, — с горечью шепчет Власов. — Разбегайтесь и ложитесь в койки. Я никого из вас не знаю, все делал один. Спасибо вам..» Да, вот еще.
Летчик протянул ближайшему от него моряку крошечный пакетик.
— Прошу сохранить. Спрячьте подальше. Это самое дорогое, что у меня осталось.
По лестнице уже грохотали подкованные сапоги охранников. На площадке появился Маннергейм в расстегнутом кителе, с пистолетом в руке.
— Руки вверх! — заорал он, увидев прижавшуюся к стене фигуру, и осветил Власова электрическим фонариком. — Вы? Как очутились здесь?
Появление летчика на половине интернированных для гестаповца было невероятным.
— Возьмите его в комендатуру, — приказал двум солдатам Маннергейм. — Там разберемся.
Власова увели, а нас выстроили, босых, раздетых, пересчитали, проверили пофамильно и всем осмотрела руки. Наверное, хотели сразу найти того, кто разбирал стену в пустой камере. Потом нас повели на плац, опять выстроили, и Маннергейм обратился к нам с речью:
— Сегодня к двенадцати часам я должен знать, кто организовал советскому офицеру побег, кто помогал ему. В противном случае лагерь подвергнется невиданным доселе репрессиям. Могут пострадать невинные люди. Пока разойдитесь.
Водили на допрос в комендатуру всех арбайтдинстов. Но они, как и Николай Власов, ни в чем не признались. Власова бросили в карцер, а моряков отпустили. Так и не узнал гестаповец, как был организован побег.
Наступило ясное, теплое утро. Стрелки часов приближались к двенадцати. Каким-то образом от солдата Маракасов и Леонов узнали, что в комендатуре составили список людей, которых должны взять в гестапо. В этом списке значились все пособники побега и люди, не имеющие к нему никакого отношения.
— Вот что, — сказал Игорь Маракасов Устинову и Дальку, наблюдавшим из окна за тем, что делается на дворе комендатуры, — мы с Жорой Леоновым решили, что не следует ставить многих людей под угрозу репрессий. Гитлеровцам будет достаточно двух. Мы пойдем к Маннергейму, возьмем вину на себя, покажем путь побега…
— Не советуем этого делать. Подождите. Надо посмотреть, как развернутся события. Кажется, в комендатуре сами очень растерялись. Не торопитесь. Сознаться всегда успеете…
Но Игорь махнул рукой. Через несколько минут Леонов и Маракасов скрылись в бараке комендатуры.
Игоря и Жору допрашивали долго. Наконец из барака вышел улыбающийся Вейфель, за ним Маннергейм с довольной физиономией.
Все утряслось, побег не удался, виновные найдены благодаря бдительности лагерной администрации. Остается немного — вызвать гестапо из Нюрнберга и сдать агентам виновников.
Гестапо не заставило себя долго ждать. Машины прибыли спустя два часа после того, как Леонов и Маракасов признали себя виновными.
Несколько часов подряд со всеми подробностями они показывали гестаповцам, как должны были выйти из лагеря, как разобрали стенку в камере, как надеялись выйти изо рва. Звучало все очень правдоподобно. Больше не было названо ни одной фамилии.
Гестаповцы удовлетворились. Маракасову и Леонову приказали взять вещи, вывели во двор, и до окончания войны мы их больше не видели. Впоследствии выяснилось, что наших товарищей увезли в лагерь смерти Дахау. Нужно было иметь подлинное мужество, чтобы поступить так, как поступили эти два моряка. Они поставили свои жизни на карту, добровольно отдали себя в руки жестокого врага и спасли многих людей от репрессий, а может быть, и от смерти.
Через три дня исчез из лагеря подполковник Власов. Его судьба сложилась трагически. При попытке поднять восстание в лагере смерти Маутхаузен, куда его перевели, Власов погиб. Сысоева вернули в Вюльцбург через полтора месяца, умирающего от голода и избитого в штрафных лагерях.
Узнали мы и тайну пустой камеры. Оказывается, в день побега в лагерь привезли какого-то отставшего интернированного из Франции. Вейфель, чтобы не поднимать излишнего шума — было уже поздно, — временно поместил француза в пустую камеру. До утра. Человек имел мешок с продовольствием и, опасаясь, что его ограбят лагерники, закрылся на ключ. Когда же он услышал, что в камеру проникли люди, то страшно перепугался и начал кричать. Вот такое глупое непредвиденное обстоятельство могло оказаться причиной провала.
Золотая звездочка Героя Советского Союза оказалась у механика Фисака. Он ее бережно хранил и, когда в лагере все успокоилось, передал Свирину, который в свою очередь тайно переправил ее генералу Лукину. Ему удалось привезти эту звездочку в Москву и сдать в музей.
Судьба предателя военврача Дубровского впоследствии тоже стала нам известна. После освобождения из плена он пытался оторваться от группы военнопленных, с которыми сидел в Вюльцбурге. Но в одном фильтрационном лагере его опознал Жора Леонов, пробиравшийся домой из Дахау. Прижатый к стене фактами, Дубровский признался, что Маннергейм поручил ему следить за каждым шагом Власова и немедленно сообщить, если обнаружится что-нибудь подозрительное. Побег из неприступного замка Вюльцбург мог бы быть успешным и, вероятно, вписал бы славную страницу в историю самых сложных побегов. Не вина наших моряков, что он не удался.
