А у Джинни Драко был первым?
Да.
Вах! А он об этом знает? Вернее, знают ли они, что стали первыми друг для друга?
Блэз сказала Джинни, что с Драко не спала, так что, думаю, они об этом знают.
В пику всем Драко-Джинни-шипперам: неужели у Драко и Гермионы из трилогии нет будущего?
Это моя наилюбимейшая пара, и я хотела бы, чтобы они остались в итоге Трилогии вместе или хотя бы имели шанс на развитие взаимоотношений.
Кстати, треугольник Драко-Гермиона-Гарри — это то, что надо! Просто фантастика.
(смеется) Помнится, был у нас на Лунаконе совершенно пьяный вечер. Я была с моей приятельницей Холли, которая сказала: «Так, а теперь выкладывай, что там будет в конце Веритаса». На что я ответила, что Гарри, Драко и Гермиона устроят грандиозную групповуху. И она возразила, что никому это не придется по вкусу. Стоит, пожалуй, ей сообщить, что существует уже три человека, которым именно это и пришлось бы по вкусу.
Думаю, что Драко с Гермионой всегда будут близки — это тоже совершенно особые узы. Пэйриг Драко-Гермиона лично мне нравится, равно как нравилось и писать их сцены — особенно в 4 главе Синистры, в роще. Но потом я поняла, что нужно слушать героев и писать исходя именно из этого. И все получилось так, как получилось.
Кажется, отсылок к этому в Трилогии не было, но ты сказала, что мы сами догадаемся. Так что именно было написано в том письме, которое Гарри оставил, уезжая?
Странное испытываешь ощущение, когда пишешь письмо, — раньше мне этого делать не доводилось.
Ты и без того знал, о чем я думаю, — так в чем смысл? Но сейчас ты спишь, а потому, думаю, мне стоит успеть до твоего пробуждения. Я знаю — Снейп нашел противоядие, слышал, как они говорили с Дамблдором. И я помню свое обещание. Но есть еще кое-что, что тебе стоит знать — то, что я никогда не говорил, ни тебе, ни кому другому.
Но я не знаю, как сказать.
Из всего, что мне приходилось делать за всю свою жизнь, это — самое сложное. Я много думал о башне и о твоих словах там — про мой выбор между друзьями и всем остальным. Помню, как сказал тебе, что кто-кто, а уж ты должен знать, что я выберу. А ты, оказалось, не знаешь. Иногда мне кажется, будто ты меня не видишь — не видишь плохого во мне, всех моих изъянов. Ведь я же ничем не лучше других, никакой я не особенный… И выбрал бы я тебя.
Понимаешь, к чему я? Я эгоист и думаю только о себе — разве возможно нечто подобное для человека, призванного спасти мир?.. Но — снова: другого-то нет… Может, я, в каком-то смысле, заточен только под одно, а может, это не имеет значения; может, я чересчур сентиментален и, зная, как ты это ненавидишь, готов биться об заклад — сейчас ты закатил глаза и подумал: «Заткни фонтан, Поттер. Давай к делу»…
Только вот не кажется мне, что «дело» это тебе понравится.
В общем, думал я, думал и понял, что выбора-то на деле никакого нет. Если я хочу спасти моих друзей, нужно спасти мир, правильно? Любой, кто отправляется на войну и сражается, делает это не ради какой-то абстрактной идеи, а во имя тех, кого любит. Напомни об этом Гермионе, если, конечно, будет такая необходимость. Напомни Люпину, напомни Сириусу, напомни Уизли — они всегда были очень добры ко мне — напомни всем им, что на самом деле я никого не покинул. Никого из вас. Я беру вас с собой туда, куда отправляюсь.
Особенно тебя. Даже если ты возненавидишь меня за этот поступок, — что ж, пусть так. Просто помни: на самом деле я взял тебя с собой, взял с собой все, чему ты меня научил. Берясь за меч, я уже не рискую отрубить себе руку. Прежде чем действовать, я думаю. Я не порю горячку. Я чувствую, когда мне лгут. Я не иду ни у кого на поводу просто из вежливости. Я могу быть жестоким в случае необходимости — это полезная штука, Малфой… Словом, каждый-прекаждый раз я знаю — ты со мной.
Ты научил меня, и тебе не нужно становится моим спутником, чтобы спасать мою жизнь. Ты уже спас ее и спасаешь каждый день, со мной ты или же нет.
Гарри.
Странное испытываешь ощущение, когда пишешь письмо, но если я его не напишу, ты, скорее всего, отправишься следом, а мне бы этого не хотелось. Знаю — этого захочется тебе, ведь ты считаешь, что всегда можешь мне помочь, но — не в этот раз. Да, я сказал, что дождусь, но, думаю, лучше все же не ждать: обещание — обещанием, но тащить тебя с собой, чтобы ты мог спасти мне жизнь, все же не стоит.
Я много думал о башне и о твоих словах там — про мой выбор, которого, на самом-то деле нет, ведь я должен спасать мир, верно?
Верно.
Готов биться об заклад — сейчас ты закатил глаза и подумал: «Заткни фонтан, Поттер. Давай к делу»…
Ты никогда меня не понимал, не видел меня — не видел плохого во мне, всех моих изъянов. Ведь я же ничем не лучше тебя. Может, ты просто не хотел?..
Помни — все твое я захвачу с собой: и умение сражаться, и умение лгать, и умение быть жестоким. И я всегда будут помнить, что это — ты. Думаю, с тобой тоже стоит быть жестоким. Не забудь — ты сам меня этому научил. Уж я-то не забуду. Ни науку твою, ни тебя. А ты, надеюсь, сумеешь вычеркнуть меня из памяти.
Гарри.
А Гарри с Гермионой «жили долго и счастливо»?
Почему бы и нет. Только прежде они обязательно должны повзрослеть.
Где Гермиона добыла Любовное Зелье? И почему решила дать его Джинни, если все равно собиралась рассказать Симусу о ее плане?
Гермионе зелье дала Блэз, добывшая его, в свою очередь, в вещах Пенси, пока была ее соседкой по комнате. Околдовывая Рона в первых частях Веритаса, Пенси пользовала зельем, напоминавшим по составу Любовное.
А передала его Джинни Гермиона потому, что верила — та им не воспользуется. Правда, потом ее взяли сомнения и паника, потому-то она и рассказала все Симусу. Однако Гермиона не ошиблась — зелье действительно закончило свое существование в розовых кустах.
Откуда Симус узнал, как спасти Джинни?
Симус откопал в себе какую-то часть Тома, которая знала, как ее спасти. Том был великим, хотя и злым, волшебником.
Идея в том, что каждый раз, перемещаясь туда-сюда при помощи Хроноворота, ты отдаешь магическому прибору часть своей жизненной энергии. Она «запирается» в стеклянной колбе. Разбей ее — и энергия вернется, как вернулась она к Джинни.
