вдоволь напиваемся, а потом даже позволяем себе роскошь умыться. Как и всё здесь, вода тёплая, но мы не привередливы.
Утолив жажду, мы сразу чувствуем навалившуюся на нас усталость и собираемся завалиться спать. В прошлом году я всегда имела своё снаряжение под рукой в полной готовности — на случай, если придётся уносить ноги среди ночи. В этом году у меня даже и рюкзака-то нет. Только оружие, которое я и так не отпускаю ни днём, ни ночью. Потом я вспоминаю о желобке и выворачиваю его из ствола. Срываю крепкую тонкую лиану, очищаю от листьев, пропускаю её через полость трубочки и надёжно прикрепляю её к своему поясу.
Дельф предлагает взять на себя первую вахту. Пусть. Всё равно, кто-то из нас двоих должен стоять на часах, пока Питер не поправится. Я примащиваюсь около Пита на травяном полу хижины и говорю Дельфу, чтобы разбудил меня, как только его станет клонить в сон. Но несколькими часами позже меня как пружиной подбрасывает при звуке, напоминающем колокольный звон. Бам! Бам! Не совсем такой, как тот, что звонит на Доме правосудия в Новый Год, но очень похожий. И Пит, и Мэгс продолжают крепко спать, но на лице у Дельфа то же выражение насторожённости, что и у меня. Звон прекращается.
— Я насчитал двенадцать ударов, — говорит он.
Я киваю. Точно, двенадцать. Что бы это значило? Один звон для каждого дистрикта? Но зачем?
— Ты думаешь, в этом есть какой-то скрытый смысл?
— Не имею ни малейшего представления, — отвечает Дельф.
Мы ждём — может, будут дальнейшие указания; Клавдий Темплсмит расскажет что-нибудь интересненькое, например, пригласит на пир. Но единственное, что следует за колокольным звоном — это далёкий проблеск молнии, ударяющей в высокое дерево. После этого начинается настоящий электрический шторм. Я так понимаю, что скоро хлынет дождь — источник воды для тех, у кого не такой сообразительный наставник, как наш Хеймитч.
— Ложись спать, Дельф, — говорю я. — Всё равно моя очередь дежурить.
Дельф немного колеблется, но никто ведь не может бодрствовать сутки напролёт. Он устраивается на пороге хижины, с трезубцем в одной руке, и погружается в беспокойный, чуткий сон.
Я сижу, положив стрелу на тетиву, вглядываюсь в джунгли, такие тускло-зелёные в бледном свете луны. Через час или что-то в этом роде молнии прекращают свой танец. Теперь, однако, я слышу шум дождя, капли стучат по листве в нескольких сотнях метров отсюда. Я жду — скоро он должен прийти и к нам, но этого так и не происходит.
Звук выстрела из пушки заставляет меня встрепенуться, а мои спящие сотоварищи даже не пошевелились. Ну и не стоит их будить. Ещё один победитель умер. Я даже не позволяю себе поразмыслить на тему, кто же это.
Дождь, так и не дойдя до нас, внезапно прекащается, как та буря, что бушевала на арене в прошлом году.
Мгновением позже я вижу плавно надвигающуюся стену тумана — она приходит с той стороны, где только что был ливень. «Так часто бывает, — думаю я, — когда холодный дождь падает на прогретую землю». Туман продолжает размеренно приближаться. Из него протягиваются щупальца и, сгибаясь, словно пальцы, цепляющиеся за деревья, словно подтягивают стену тумана за собой. Пока я это наблюдаю, волосы на затылке у меня встают дыбом. Что-то с этим туманом не так. Продвижение его передней линии слишком правильно, слишком однообразно и поступательно, чтобы быть естественным. А если туман не естественный...
Мой нос улавливает тошнотворно-приторный запах. Я расталкиваю своих сотоварищей, крича во всё горло.
За те несколько секунд, что уходят на то, чтобы поднять их, моя кожа начинает покрываться волдырями.
21.
Крошечные жгучие покалывания — везде, где бы капельки тумана ни оседали на моей коже.
— Скорей! — ору я на остальных. — Бежим!
Дельф просыпается, как по щелчку пальцев — мгновенно, и вскакивает, готовый отразить вражеское нападение. Но когда он видит стену тумана, то без слов перебрасывает всё ещё спящую Мэгс через плечо, и его как ветром сдувает. Пит тоже уже на ногах, но ещё не окончательно проснулся. Я хватаю его за руку и бегу, гоня его сквозь джунгли вслед за Дельфом.
— Да что такое? Что происходит? — вскрикивает он в растерянности.
— Какой-то непонятный туман. Ядовитый газ. Да быстрее же, Пит! — подгоняю я его. Вот теперь ясно, что как бы он весь этот день ни отнекивался, последствия столкновения с силовым полем нешуточные. Он движется слишком медленно, гораздо медленее, чем обычно. А в зарослях лиан и ползучих растений, о которые я спотыкаюсь лишь время от времени, он запутывается на каждом шагу.
Я оглядываюсь и вижу стену тумана, тянущуюся прямой линией в обе стороны насколько хватит глаз. Меня охватывает дикий порыв бросить Пита и валить отсюда, спасая собственную шкуру. Это было бы так легко и просто — убежать сломя голову или, может, взобраться на дерево — выше туманной стены. Она в высоту всего около двенадцати метров. Отлично помню, как на прошлых Играх я сделала как раз то же самое, когда на арене появились переродки. Я тогда бросилась бежать и вспомнила о Пите, только когда достигла Рога Изобилия. Но в этот раз я справляюсь со своим страхом, загоняю его куда-то подальше вглубь, и остаюсь рядом с Питом. В этот раз цель — не моё выживание, а Пита. Я представляю себе множество глаз, вперившихся сейчас в телеэкраны во всех дистриктах и ждущие, брошу я его — как того хочет Капитолий — или останусь тверда духом.
Я крепко сжимаю его ладонь в своей и говорю:
— Смотри на мои ноги и просто ступай туда, куда я.
Это помогает. Кажется, мы движемся немного живее, но всё-таки недостаточно быстро, чтобы позволить себе отдохнуть. Туман наступает нам на пятки, крохотные капельки выстреливают из него, попадают на кожу и жгут, жгут... Но не как огонь. Здесь меньше ощущения жара, а больше — острейшей боли, как при попадании на тело кислоты или щёлочи. Капельки прилипают к коже и прожигают её насквозь. Тонюсенькие комбинезоны для них не препятствие. По эффективности защиты мы с тем же успехом могли быть одеты в туалетную бумагу.
Дельф, имеющий уже солидную фору, останавливается, поняв, что у нас проблемы. Но с такими вещами, как этот туман, ничего не поделаешь, с ними не поборешься, от них можно только убежать. Дельф издаёт подбадривающие крики, зовя нас за собой, и мы несёмся на звук его голоса.
Ножной протез Пита запутывается в сплетении ползучих растений, и он растягивается во всю длину, прежде чем я успеваю подхватить его. Помогая ему подняться, я замечаю кое- что ещё более страшное, чем волдыри, куда более опасное, чем ожоги. Левая половина его лица отекла, как будто каждый мускул на нём омертвел. Веко свисает вниз, почти полностью закрывая глаз. Рот под жутким углом загибается книзу. «Питер...» — начинаю было я, но в этот момент чувствую, как по моей руке прокатывается спазм.
Химикалии, которые несёт с собой туман, не только жгут — они поражают наши нервы. Меня пронзает такой доселе неведомый ужас, что я изо всех сил дёргаю Пита вперёд. Это приводит лишь к тому, что он опять падает. К тому времени, как я поднимаю его на ноги, уже обе мои руки конвульсивно содрогаются. Туман совсем близко к нам, всего в одном метре. Что-то случилось с ногами Пита, он пытается идти, но его ноги движутся как-то судорожно, словно пришитые.
Я ощущаю, как он вдруг дёргается вперёд, и обнаруживаю, что Дельф вернулся и тащит Пита за собой. Я подставляю своё плечо, которое, вроде бы, ещё не задето, под мышку Питу и стараюсь не отставать от Дельфа — тот несётся во всю прыть. Мы отрываемся от тумана метров на десять, когда Дельф останавливается.
— Так не пойдёт, — говорит он. — Я понесу его. Ты сможешь нести Мэгс?
— Да! — храбро отвечаю я, хотя сердце у меня падает. Мэгс, конечно, весит не больше тридцати пяти кило, но ведь я и сама не великан. Хотя, бывало, я носила, кажется, и побольше. Только бы мои руки перестали дёргаться во все стороны сами собой. Я присаживаюсь, Мэгс пристраивается на моей спине — так, как она сидит на Дельфе. Я медленно выпрямляю ноги. Если сомкнуть колени, то задача, возможно, будет мне по плечу. Дельф забрасывает Пита за спину, и теперь мы снова несёмся вперёд — Дельф во главе, я позади, следуя по тропе, которую он пробивает в зарослях.
Туман продолжает надвигаться, молчаливо, размеренно, плоской стеной, если не считать выпячивающихся вперёд щупалец. Хотя мои инстинкты говорят бежать от него по кратчайшей линии — по прямой, я вдруг соображаю, что Дельф движется вниз по холму по диагонали. Он старается всё время держаться на одном расстоянии от полосы газа, но при этом направляет нас к воде, окружающей Рог Изобилия. Да, к воде, думаю я, в то время как капельки кислоты проникают глубоко мне в тело. Теперь я благодарна судьбе, что не убила Дельфа, потому что как бы я смогла уберечь Пита сейчас? Какое счастье иметь кого-то на своей стороне, пусть даже временно!
Не вина Мэгс, что я начинаю спотыкаться и падать. Она делает всё, что в её силах, чтобы сделать мою ношу легче, но такой вес я выдержать всё же не могу, против факта не попрёшь. Особенно сейчас, когда моя правая нога, похоже, собирается окончательно занеметь. Первые два раза, когда я поехала носом, мне удалось подняться, но третий раз нога совершенно отказывается подчиняться. Пытаюсь подняться, но она подгибается, и Мэгс кубарем летит на землю через мою голову. Я молочу руками вокруг себя, пытаясь схватиться за лианы и стволы и удержаться на ногах.
Дельф снова рядом со мной, Пит сидит у него на спине.
— Никакого толку! — ною я. — Ты не можешь взять обоих? Иди вперёд, я тебя догоню.
Сомнительное предложение, но я произношу его со всей убедительностью, на которую способна.
Я вижу глаза Дельфа — зелёные в лунном сиянии. Я различаю их так же ясно, как и в свете дня. Почти кошачьи и почти так же светятся. Наверно, потому, что полны слёз.
— Нет, — отвечает он. — Мне не выдержать обоих. У меня руки не работают. — Это истинная правда: его руки дёргаются в судорогах, ладони пусты. Из трёх трезубцев остался только один, и тот — в руках у Пита. — Прости, Мэгс. Я не смогу, не смогу!..
А дальше случается нечто настолько неожиданное и так быстро, что я не успеваю и пальцем пошевелить, чтобы воспрепятствовать этому. Мэгс поднимается, целует Дельфа в губы и, прихрамывая, бросается прямо в туман. Её тело мгновенно охватывают дикие конвульсии, и она в ужасном танце смерти падает на землю.
Я бы закричала, но моё горло охвачено огнём. Я делаю один бесполезный шаг в её направлении и тут слышу выстрел из пушки — её сердце остановилось, она мертва. «Дельф?» — хрипло зову я, но он уже повернулся спиной к этой сцене и продолжает свой бег прочь от тумана. Таща за собою онемевшую ногу, я хромаю за ним — а что ещё остаётся делать?
Время и пространство искажаются, перекручиваются... Похоже, что туман проник не только в моё тело, но и в мозг: мысли мои путаются, всё кругом кажется нереальным, призрачным. Только какой-то глубокоукоренившийся животный инстинкт самосохранения заставляет меня ковылять вслед за Дельфом и Питом, вынуждает двигаться, хотя, по-моему, я уже мертва. Во всяком случае, частично, а остальное на пути к смерти. Мэгс и вправду мертва. Это единственное, что я точно знаю, или думаю, что знаю, потому что в этом нет никакого смысла...
Свет луны блестит в бронзовых волосах Дельфа, бисеринки тумана на моём теле донимают жгучей болью, нога окончательно превратилась в деревяшку. Я следую за Дельфом до тех пор, пока он не падает недвижим на землю, всё ещё с Питом на закорках. Кажется, я не в состоянии остановиться и продолжаю двигаться по инерции, неведомая сила толкает меня вперёд. Я спотыкаюсь о груду их неподвижных тел и добавляю к ним ещё одно — своё. «Вот здесь, на этом самом месте, в это самое мгновение нам всем и крышка», — думаю я. Но мысль эта какая-то безразличная, абстрактная и не причиняет мучений, чего нельзя сказать о теле, которое так и выкручивает от боли.
Я слышу, как стонет Дельф, и мне удаётся сползти с груды. Теперь я могу ясно видеть стену тумана, которая приобрела жемчужно-белую окраску. То ли мои глаза отказывают, то ли
