этот город. Я провела большую часть жизни на Лонг-Айленде, который тоже весьма нереальный. Это даже не остров – это полуостров. Ложь, везде ложь! Я даже не знала, что это не остров, пока мне не исполнилось двадцать пять и я не посмотрела на карте. В школе нас этому не учили. Зачем учить географию, когда вместо нее мы можем узнать о… ну, о других вещах, я считаю. Я даже не помню, чему меня учили в школе. Большую часть времени я потратила на маникюр, укладку и шопинг.
По существу, я была самой обыкновенной, типичной жительницей Нью-Йорка. У меня было чересчур много времени и чересчур много денег. Я жила в доме, который явно был слишком велик для троих человек, – там было шесть гостевых спален, огромный подогреваемый бассейн на заднем дворе, где можно было купаться зимой, и у нас даже были слуги. Это не совсем то, что люди представляют себе, когда думают о Нью-Йорке, но любой ньюайлендец поспешит вас заверить, что Лонг-Айленд – это не часть Нью-Йорка. Нью-Йорк состоит из пяти районов, и все. Большинство жителей Лонг-Айленда даже не смогут их все вспомнить и все время забывают Бронкс.
Стэн и Аманда росли по соседству со мной. У них тоже были большие дома, бассейны и подстриженные деревья вдоль подъездных аллей. Нам подарили похожие машины, когда нам исполнилось по шестнадцать лет, и мы ездили на них слишком быстро, пока наши родители потягивали мартини и болтали о фондовой бирже и инструкторах по теннису.
Отличие между нами теперь заключается в том, что Стэн и Аманда продолжают жить той жизнью. Я живу в Бруклине, в крошечной квартирке, в окружении студентов, изучающих литературу и философию, в нескольких минутах езды на метро до Манхэттена. Я никогда не ездила на метро, пока не переехала в Бруклин.
Хотела бы я сказать, что я вписалась в эту жизнь и у меня не было никакого культурного шока, но я не вписалась совершенно. Я начала работать в закусочной, потому что это больше всего было похоже на ту работу, которую я на самом деле могу выполнять; только благодаря любимой горничной матери Аманды я вообще получила этот шанс. Горничная матери Аманды, чье имя я даже не знаю, потому что в те времена я плохо запоминала имена, несмотря на то что сидела без гроша, получила неплохое вознаграждение за то, что рекомендовала меня на это место.
Оглядываясь назад, я прихожу к убеждению, что Салли пожалела бедную богатую девочку, явившуюся к ней в первый день работы официанткой в белом костюме от Прады и за рулем «мерседеса». Я с трудом запарковалась, и к концу рабочего дня мои ноги так гудели, что я не могла вести машину. Салли не слишком смеялась над моими страданиями и разрешила мне поспать в ее сильно натопленной комнате над закусочной, пока она смотрела телевизор и в итоге сама уснула прямо в старом кресле, которое, к сожалению, она не оставила здесь, когда переехала.
Это история о том, как появилась Дверь на самом деле, потому что той ночью, когда я не вернулась домой, Стэн и Аманда выехали из Лонг-Айленда. Почему они просто не позвонили мне на мобильник? Если бы они сделали это, сейчас все было бы по-другому. Они позвонили с улицы. Я впустила их через черную дверь, и мы отправились в подвал с бутылкой водки Аманды и таблетками экстази Стэна.
Бог мой, я знала, как отплатить им за доброту, не правда ли?
«Мы должны… мм… а-а-а… мы должны сделать что-то, потому что сегодня особенный день!» – заявила Аманда, когда мы выпили слишком много, чтобы сохранить здравый смысл. Тогда мы много пили. Они продолжают делать это, а я – нет. Я не могу – у меня всегда слишком много дел. Не думайте, что мне это чертовски нравится, отнюдь. Но что я могу поделать? Мне приходится жить с этим, точно так же как приходится уживаться с остальным; в мои преклонные годы я стала мудрой и спокойной.
Кстати, это большое вранье.
«Да, – лениво сказал Стэн, растягиваясь на каких-то поломанных коробках на полу. – У тебя есть работа. Это невероятно».
«Без шуток, – тут же согласилась я. Кто бы мог подумать, что я буду работать? Только не я; моя жизнь пошла под откос. – Нам надо что-то купить на мои чаевые!»
«Сколько тебе дали?» – Аманда даже не попыталась изобразить заинтересованность, но я все равно вытащила смятые купюры из кармана.
Мой роскошный белый брючный костюм от Прады был заляпан пятнами до такой степени, что самая лучшая химчистка с ними не справилась бы, но все равно я ощущала какую-то странную гордость. Я сделала свою работу, и да, я не очень хорошо ее сделала, но я ничего не уронила, и на меня пожаловался только один клиент, когда я принесла ему обычную колу вместо диетической.
«Пятнадцать баксов», – гордо заявила я и показала деньги.
Аманда вытащила один доллар из кучки.
«Нам надо навести чары на деньги, так чтобы они умножались, а тебе не приходилось много работать», – сказала она, кладя доллар на пол.
«Ты идиотка», – сказал Стэн, но сел прямо, явно заинтересовавшись.
Я хотела сказать, что это чушь. Хотела сказать, что бедность дала мне ощущение новой цели. Но это была бы ложь. Чертова-чертова-чертова ложь. Ведь, что бы нам ни говорили книги, кино и телевидение, в бедности нет ничего хорошего. Нет ничего хорошего в том, чтобы жить в чужом доме, даже если это дом твоего лучшего друга детства. Ничего полезного нельзя извлечь из ситуации, когда все, кого ты знаешь, в глаза тебя жалеют, а за глаза злорадствуют.
Я могла прожить всю жизнь, не зная, кто мои настоящие друзья, и была бы счастливее.
«Давайте сделаем это», – сказала я.
«Надо сочинить стих», – серьезно произнесла Аманда, и я согласилась.
В конце концов, мы все смотрели «Колдовство» миллион раз, и все их заклинания были рифмованные.
«Мм, – я посмотрела на купюру, – не надо ли нарисовать круг?»
Я вытащила из кармана крошечный кусочек мела; я пользовалась им, чтобы написать блюдо дня на доске за барной стойкой. Сегодня блюдом дня был мясной рулет с картофельным пюре, зеленой стручковой фасолью, подливкой и булочкой, за все – пять долларов. Неудивительно, что закусочная едва сводила концы с концами, если Салли даже не назначала настоящую цену за еду.
«Так, дай мне это». – Аманда выхватила у меня мел и нарисовала неровный круг на бетоне, положив долларовую купюру в центр.
«Вы, ребята, спятили. Магии не существует. – Стэн ущипнул меня за бок. – Давайте лучше закинемся экстази».
«Нет, не сейчас, – ответила я и оттолкнула его руку, продолжавшую щипать меня. – Прекрати».
«Заткнитесь! – потребовала Аманда. – Ладно, я думаю, я сочинила отличный стишок».
«Приступай», – сказала я ей.
Мы втащили Стэна в круг и сели вокруг него, скрестив ноги, соприкасаясь коленями и держась за руки.
«Я думаю, для начала нам нужна кровь, – сказал Стэн. – Если уж мы собираемся делать это, надо сделать правильно, не так ли?»
«Где мы возьмем кровь?» – Я осмотрелась, но в подвале не было никаких забытых Салли ножей, ничего подобного.
«Я знаю! – Аманда прижала сумочку к груди. – Маникюрные ножницы».
«Очень умно», – одобрительно сказала я.
«Я лучшая», – согласилась она и царапнула ножницами мой палец.
Несколько капель упало в колпачок из-под ее подводки для глаз. Потом кровь Стэна, потом ее собственная. В неверном свете подвала наша кровь казалась почти черной, и я немного занервничала. Кто знает, что может случиться с этой кровью? Аманда поставила колпачок в центр круга, на купюру.
«Готовы?» – Она взглянула на Стэна, потом на меня.
Я кивнула как можно решительнее, но я думаю, выглядело это вовсе не решительно, поскольку я была пьяна в стельку, и, если бы я кивнула чуть резче, я бы, скорее всего, упала.
«Готовы! Вперед!» – прокричал Стэн и начал смеяться.
«Солнце, звезды, вилка, нож», – нараспев произнесла Аманда.
Я хихикнула, и она сильно сдавила мне руку.
«Ой!»
