Обычно мы сразу засыпали, спали в любом летательном аппарате. Но в ту ночь нам не спалось. Мы сидели, обхватив ружья, и поглядывали друг на друга. По-моему, мы все гадали, кто первый сломается, кто первый расколется. Рюперт де Ягер, Меченый Вентер и я считали, что мы должны молчать о десантниках, Рыжий, Клинтон, Джерри и Кос хотели, чтобы мы во всем признались, а у Бюси Схлебюса глаза были совсем пустые. Не знаю, о чем он думал. В общем, мы все были как натянутые пружины, и атмосфера так сгустилась, что хоть ножом режь. Только Бритс ни о чем не догадывался, все возился с какими-то картами, бумагами, подсвечивал себе фонариком и каждые пять минут оглядывался и проверял, не следим ли мы за ним.
Мы приземлились на каком-то богом забытом клочке земли на севере Анголы; чтобы пилот видел, куда садиться, встречающие разложили костры. Мы вылезли и, рассыпавшись цепью, встали на одно колено, взяли ружья на изготовку, как велел нам Бритс. А он пока разговаривал с какими-то двумя типами. Сначала они подвезли керосин для «Дака» в пикапе, а потом подъехал целый грузовик бойцов УНИТА, и Бестер скомандовал нам: «Вольно!» Мол, все идет по плану. Как будто он наш командир. Бойцы УНИТА привезли деревянный ящик, который тащили четверо, погрузили его в самолет. Бестер велел нам садиться. Мы взлетели, и я пытался сориентироваться, но ночью в воздухе это невозможно. Вроде бы сначала мы летели на юг, потом на восток. Мы сидели в самолете сонные, злые, нас мучили воспоминания о десантниках. Меченый подсел к Бюси и долго о чем-то с ним говорил, шептал ему на ухо. Потом вернулся на место.
Через два часа мы снова стали снижаться, и Бестер предупредил: начинается самая важная часть операции «Орион». Мы сели в чистом поле; вокруг простирался бесконечный вельд, трава и камни. На этот раз посадочную полосу отметили факелами. Бритс выпрыгнул первым, а мы снова рассыпались цепью в форме буквы «V». Тут к нам подъехали два типа в «лендровере». Они вылезли, Бритс подошел к ним, и они начали болтать, как старые друзья. Потом Бритс заглянул в багажник «лендровера», вернулся и сказал Бюси, чтобы мы вытащили тот деревянный ящик и принесли его. Бюси подал знак Меченому и мне, мы влезли в самолет и подошли к ящику. Он был тяжелый. Мы выгрузили его на землю. Подошли те двое; Бритс вскрыл ящик, а там полно необработанных алмазов в целлофановых пакетах. Один тип присвистнул и сказал с американским выговором:
«Надо же, ты смотри!»
»Ну как, произведем обмен?» — спросил Бритс, и другой янки ответил: «А то!» Бритс закрыл ящик и велел нам грузить его в багажник «лендровера», а то, что находится в «лендровере», нести в самолет. Мы с Меченым взяли ящик и потащили к машине; американцы и Бритс шли следом. В багажнике «лендровера» были какие-то коробки, целая куча коробок с надписью: «Консервы». Коробки были заклеены клейкой лентой, и я еще подумал: странно, меняют алмазы на консервы. Но потом я поднял одну коробку и понял, что никакие там не консервы. Я не знал, что внутри, каждый из нас взял по коробке, и мы потащили их в самолет, а когда мы все влезли в салон, Меченый вскрыл одну коробку штыком и присвистнул. Коробка была набита долларами, долларами и долларами. Тут-то он мне и сказал:
«Ты и правда думаешь, Итальяшка, что Рыжий и остальные будут держать язык за зубами?» Меня звали Итальяшка, потому что Верготтини итальянская фамилия. У моего отца была лавка в Бельвиле, где торговали жареной рыбой и картошкой…
Я ответил: нет. А он сказал: если я хочу выбраться из передряги, мне надо вести себя с умом, потому что скоро кое-что произойдет. Потом мы пошли за остальными коробками. Я увидел, как Меченый незаметно для остальных подал Бюси какой-то знак, и, когда мы подошли к «лендроверу», Бюси застрелил одного американца, а когда тот упал, прикончил второго.
— Мистер Верготтини…
— Петер. Или Миллер. Погодите. Можно мне чего-нибудь попить?
— Конечно. Я распоряжусь, чтобы принесли кофе.
— Да, кофе — это было бы неплохо.
— С сахаром? С молоком?
— Да, с молоком. И сахару два кусочка.
— Одну секунду.
— Не хотите встать? Размяться?
— Нет, спасибо, мне и так неплохо.
— Кофе сейчас принесут.
— Спасибо.
— Не хотите сделать перерыв?
— Я хочу закончить.
— Мы вас понимаем.
— Да неужели? Я до самой смерти не забуду, какое тогда сделалось лицо у Бритса. На нем смешались недоверие, страх и удивление. Все вместе. Наверное, американцы были первые люди, которых убили у него на глазах. И его одолела тошнота, как нас тогда, в первый раз. Но самым главным было недоверие. Он посмотрел на Меченого, на американцев, снова на Меченого, рот разинут, глаза чуть не вылезают из орбит, но Меченый уже повернулся к нам.
»Я хочу знать, кто собирается расколоться, — сказал он. — Мы с Бюси точно знаем, что будем стоять до последнего. В Итальяшке и Рюперте я вроде бы тоже уверен».
Тут Бюси повернулся и прицелился в Джерри, Клинтона, Рыжего и Коса.
«Остальные должны хорошенько подумать», — сказал Меченый и пошел к самолету, влез внутрь, и мы услышали еще один выстрел. Он убрал пилота.
Когда-нибудь кто-нибудь должен объяснить мне, как все сработало с психологической точки зрения. Конечно, мы все очень устали. Мы почти не спали четыре дня, мы измучились. По-моему, ни один из нас уже не был в состоянии нормально соображать. Мы все были просто ходячими комками нервов. Убитые десантники не давали нам покоя; мы тряслись не только из-за того, что случилось, но и из-за того, что ждало нас впереди. Для меня будущее было черной ямой; я понимал: то происшествие надо просто стереть из жизни, как резинкой, выкинуть из головы… К Бестеру Бритсу наконец вернулся дар речи.
«Что вы делаете, что вы делаете?» — спрашивал он у Меченого, когда тот вылез из самолета, а Меченый приставил ему пистолет к виску и тоже спросил:
«Где мы?»
Бритс задрожал как осиновый лист и попытался оттолкнуть пистолет, но Меченый ударил его рукояткой. Бритс упал, а Меченый наступил на него ногой и снова спросил, где мы. По-моему, Бестер понял, что ему конец, он увидел свою смерть в глазах Меченого.
«В Ботсване», — ответил он. Меченый убрал ногу, и Бестер попытался встать, поднялся на колени.
«Где именно в Ботсване?» — спросил Меченый.
«На севере, в районе Чобе».
После этого Меченый сунул ствол ему в рот, выстрелил, повернулся ко мне и спросил:
«Ну как, Итальяшка, ты со мной?»
Что я мог сказать, господи, что я мог сказать?
— Спокойно, мистер… Миллер. Сейчас посмотрим, как там кофе.
— Пожалуйста, дайте мне закончить рассказ.
— Это не обязательно.
— Я должен.
— Ну хорошо.
— Что я мог сказать? Есть два пути: умереть быстро или умереть медленно. Умирать быстро я был не готов. Я просыпаюсь в постели, рядом с женой, а потом проваливаюсь в кошмар. И вот я снова там и должен снова выбирать, и всякий раз я выбираю смерть, но в ту ночь, в то утро я сделал другой выбор. Я сказал: «Я с тобой, Меченый». Тогда он задал тот же вопрос Рюперту; Рюперт скривился, посмотрел сначала на Бритса, потом на Меченого и ответил: «Я с тобой, Меченый». Джерри де Бер разревелся, как маленький. Только Рыжий Ферстер повел себя как мужчина, схватил автомат, но Бюси его пристрелил, и Меченый тоже стрелял, он убил Джерри, Рыжего, Клинтона Манли и Коса ван Ренсбурга. Пристрелил их как собак. Потом стало тихо, я увидел, как Рюперт трясется, и Меченый сказал:
