выкрашенных желтым стен облезла краска, а яркий свет, что лился сверху, казалось, специально подавался так, чтобы высветить всю пыль, висевшую в воздухе. Анна много раз являлась в эту комнату как для порки, так и для других наказаний, поэтому, даже в свои почти пятнадцать лет, всякий раз, переступая порог кабинета, чувствовала, как ее охватывал инстинктивный страх.
— Ну наконец ты явилась, — с раздражением в голосе произнесла миссис Принсент. — Впредь прошу не заставлять меня столько ждать. Я хочу, чтобы ты приготовила постель для мальчика. Он новенький.
— Да, Госпожа Заведующая, — с почтением промолвила Анна и кивнула. — Его в младшую?
Обитатели Грейндж-Холла делились на три группы: младшую, среднюю и подготовительную. Вновь прибывшие, как правило, попадали в младшую группу — там обретались все, начиная от грудных младенцев и ясельников и заканчивая детьми пяти лет. Когда в младшей группе появлялся новенький, об этом сразу же всем становилось известно. Новенькие кричали и плакали изо дня в день, пока не привыкали к новой обстановке — спальням младшей группы, располагавшимся так, чтобы шум был меньше слышен — на самом верхнем этаже. Несмотря на задумку, плач все равно доносился оттуда. Этот звук не знал преград — рев новичков из младшей группы будил воспоминания, от которых все пытались избавиться. Плач, звучавший из года в год, висел в воздухе, словно призрак человека, не успевшего при жизни завершить важное дело. Мало кому на самом деле удалось забыть первые несколько недель и месяцев, проведенных в новой суровой обстановке Грейндж-Холла, мало кто находил приятными воспоминания о том, как его оторвали от бьющихся в отчаянии родителей и под покровом ночи доставили в мрачный дом, в котором действовали строгие правила. Всякий раз, когда в младшую группу привозили нового ребенка, все прикладывали максимум усилий, чтобы отключить слух и отогнать образы, неизбежно всплывающие из глубин сознания. Малышам не сострадали. Если обитатели Грейндж-Холла и испытывали по отношению к ним какие-то чувства, то это были обида и злость. Еще один Лишний, который всем будет портить жизнь.
В среднюю группу входили дети от шести до, примерно, одиннадцати-двенадцати лет. Время от времени поступали новички, пополнявшие среднюю группу, однако они, как правило, не плакали, а вели себя тихо и замкнуто. Новички из средней группы быстро усваивали правила и законы Грейндж-Холла и скоро понимали, что слезами и капризами здесь ничего, кроме порки, не добьешься. Однако, несмотря на то что с ними управляться было проще, чем с малышами, в обращении с новичками из средней группы имелись свои сложности. Они попадали в Воспитательное учреждение относительно поздно, успев довольно долго прожить с родителями, отчего порой имели довольно опасные взгляды на те или иные вопросы. Одни вызывающе вели себя на уроках естествознания; другие, такие как Шейла, втайне свято верили, что родители приедут и заберут их отсюда. Порой середнячки вели себя очень и очень глупо, отказываясь признать, что оказаться в Грейндж-Холле на самом деле большая удача.
Анна входила в подготовительную группу. Группе готовящихся к трудоустройству. Именно с этого этапа начиналось серьезное обучение, в ходе которого предполагалось, что обитатели Грейндж-Холла усвоят все, что требуется для службы у будущих хозяев. В подготовительной группе проводились дискуссии, во время которых обсуждались родители, Лишние, Препарат Долголетия, — все ради того, чтобы выяснить: знаешь ли ты Свое Место и готов ли жить в обществе. Анна обладала достаточно острым умом, чтобы не купиться на такую уловку. Она не настолько глупа, как другие, которые, ухватившись за первую представившуюся им возможность, выкладывают как на духу все, что думают, обрушиваясь с критикой на Декларацию. После двух минут славы их переводят в Воспитательное учреждение. Там, по словам миссис Принсент, благодаря тяжкому труду они встают на верный путь. При мысли об этом Анну охватывала дрожь. Впрочем, она знала Свое Место и не собиралась спорить ни с наукой, ни с природой, ни с Властями. Ей и так было плохо — к чему осложнять жизнь еще больше и становиться возмутительницей спокойствия?
— Нет, не в младшую, — нахмурилась миссис Принсент. — Постели ему в спальне подготовительной группы.
Анна вытаращилась от изумления. В Грейндж-Холл никогда не поступало новичков в подготовительную группу. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Если только… Если только новичок не проходил ранее обучения в каком-либо другом месте.
— Его… его перевели из другого Воспитательного учреждения? — вырвалось у Анны, прежде чем она успела сдержать себя. Миссис Принсент не любила, когда ей задавали вопросы, не имевшие отношения к уточнению полученного задания.
— Это все, Анна, — слегка прищурившись, сказала она и чуть заметно кивнула. — Кровать должна быть готова через час.
Не проронив ни слова, Анна склонила голову и повернулась, собираясь уйти, стараясь при этом не выдать охватившее ее любопытство. Лишнему, поступающему в подготовительную группу, должно быть не меньше тринадцати лет. Кто он? Где он был до того, как его перевели в Грейндж-Холл? И почему он попал сюда только сейчас?
Глава 2
Питер появился в Грейндж-Холле только на следующей неделе. Он пришел в класс прямо посреди урока естествознания. Анна старалась даже не смотреть на него, поскольку на Питера и так все пялились, а она не хотела выдавать свое любопытство. Не вызывало никаких сомнений, что юноша считал себя особенным.
При этом Анна знала нечто такое, что было сокрыто от других. Ей было известно, что Питер прибыл в Воспитательное учреждение не на этой неделе, а еще на прошлой — в точности как и сказала миссис Принсент. Вот только его доставили поздно ночью, а потом сразу куда-то увели, поскольку наутро Анна обнаружила, что приготовленная ею постель осталась нетронутой.
Она услышала, как его привезли, семь дней назад, примерно около полуночи. В это время все уже спали, и только Анна сидела на третьем этаже и писала дневник. Закончив, она спрятала книжицу в тайник — место, где его ни за что не найдут. В этом она была уверена. Во всем Грейндж-Холле стояла гробовая тишина, прерываемая разве что звуками капающей из кранов воды и привычным приглушенным плачем, доносившимся с верхнего этажа. Анна была довольна. Тишина означала, что она в безопасности, и ее никто не потревожит.
Чуть раньше тем же вечером по дороге из кабинета миссис Принсент Анна, сгорая от стыда за то, что столь легко поддалась искушению, решила выкинуть дневник.
Однако мысль о грядущей утрате отдалась в теле болью и тоской. Анна мгновенно придумала десятки доводов в пользу того, что дневник следует оставить. Наиболее убедительный заключался в том, что если она выбросит дневник, то его непременно найдут. Красивенькую книжицу в обложке из розовой замши непременно заметят в мусорном баке, а если она завернет дневник в старую газету, то его все равно найдут, а раскрыв, увидят запись, сделанную ее почерком.
«Нет, — решила Анна, — для меня гораздо безопасней, если я его буду прятать и дальше». Наилучшим для этого местом представлялась Ванная для девочек № 2, располагавшаяся на третьем этаже. Это была комната с секретом, который Анна обнаружила задолго до того, как принесла в Грейндж-Холл дневник. Секрет представлял собой маленькое отверстие в стене за одной из ванн. Анна обнаружила его несколько лет назад, когда по оплошности во время помывки уронила за ванну мыло. Девушка знала, что за утерю мыла ее ждет порка, — каждый кусок выдавался на четыре месяца, а если по какой-либо из причин его не хватало, провинившегося уличали в Расточительстве, что было равносильно подрывной деятельности и наказывалось ночными работами. Анна скорчилась так, чтобы дотянуться до того места, куда упало мыло, и обнаружила, что кусок лежит в небольшой впадинке, которая полностью скрыта из виду. Отыскать ее можно было лишь при одном условии — только если знаешь, что она есть.
В первый раз она даже не подумала, что впадинку можно использовать как тайник, — у нее словно гора с плеч свалилась оттого, что она отыскала мыло. Она быстро домылась и побежала обратно в спальню на Вечернюю Клятву. Чуть позже она поняла, что там, во впадинке, можно что-нибудь спрятать, и эта мысль одновременно обеспокоила и обрадовала. Теперь у нее имелся маленький секрет. Тайник, в отличие от униформы, зубной щетки и мочалки — того, что выдавалось каждому Лишнему в Грейндж-Холле, был первой в жизни вещью, полностью принадлежавшей ей, пусть она и не могла унести его с собой.
