половицы…
– О-о-хо… Больно-то!.. Лен, помоги…
Ленка вскочила и подбежала к бабке. Взмявкнул забытый ею кот Васька, спрыгнул с ее коленей и уткнулся в хозяйкин бок – тереться. Ленка ухватилась за твердую старухину руку, помогла ей встать (ох и тяжела бабуся!) и только тогда заметила, что колготки и ноги ее все в крови и в глубоких царапинах.
– Ой, лихо мне! Ой, дура старая!. Правильно говорят: старость – не радость. Что это? Васька подрал поди. Постой-ка… – Ирина Федоровна наклонилась, дунула ей на колени и распрямилась, держась за поясницу и охая.
Ленка глянула на ноги: кровь на порванных колготках осталась, где и была, а ноги – вновь абсолютно чистые, ни царапинки, ни кровинки. Ленка для верности провела рукой – точно, даже волосинок не осталось. Вот бы так всегда уметь…
– …Что ты, старая, совсем нюх потеряла! Я кричу-ору, а она… Ефузица, поганка, едва ведь меня не съела! Страху-то натерпелась!
– А сама на что? – виновато огрызнулась ведьма, понимая, впрочем, Шишину правоту. – Вот ведь – не слышала! Ох и морока тут! Два вопроса на повестке дня, первый: чего им от нас, то есть от тебя, внученька ненаглядная, надобно?.. Во-вторых: не дано бы тебе этакую чуть проявлять, ан ты вперед моего тварей унюхала. Странно это… – Старуха вдруг встрепенулась: – Лен, а сейчас – чуешь что, ай нет?
– А что я должна… чуять?
– Тебе было страшно нонче вечером?
– Ха, баб Ира!.. Еще бы!
– Сейчас – страх меньше? Или больше? Или такой же?
Ленка озадаченно прислушалась к себе: вроде бы отпустило, разбился ужас вместе с зеркалом, а… нет, что-то ужасное осталось, и сердце ноет и вся спина дрожит… и затылок…
– Не знаю, баб Ира, все равно страшно… Баб Ира, не отдавай меня!!! Бабушка Ира, пожалуйста-а!..
– Что голосишь! Видишь чего? Сейчас?
– Н-нет… Баб…
– Тих-хо! Я же тебя обещалась охранить, не отдам, не выдам. Шиша, Васька, Лена – ну-ка тихо все… Замерли… Ушки на макушке – до утра еще далеко… Глаза старой ведьмы светились желтым, вновь отогнулись краешки губ над острыми клыками, сходство с тигрицей усугубляли кривые когти на руках, но теперь Ленка ясно видела, что грозная Ирина Федоровна озадачена и испугана…
– Всякое встречала, но такого наката – не припомню лет этак… Лен, тебя учил кто или ты сама в себе силу нашла?
– Какую силу, баб Ира? У меня нет ничего, то есть абсолютно!
– Есть, знать сама еще не поняла. Ты беду раньше чуешь, чем я, к примеру, и раньше, чем она начинается. Ты когда на кукушку крикнула – сколько насчитала?
– Пятнадцать.
– А по моему счету – на одиннадцатом заголосила. А всего было девятнадцать. Или сколько?
– Девятнадцать, баб Ира. А почему…
– Потом поболтаем, Давай, Лен, послушаем да подумаем, какая каверза нам еще предстоит… Стремно было ждать новых ужасов. Ленка добросовестно слушала и смотрела, но с непривычки отвлеклась, стала высчитывать время до рассвета. Вдруг во дворе забухала сигнальным лаем Дуська, стукнула наружная дверь в сенях, мужской голос выругался испуганно, и в комнату постучали:
– Эй, хозяева! Ира Федоровна, Лена у тебя все еще? Это я, Саша! Где у вас ручка, хрен откроешь в темноте, да еще и за жопу кусают!
– Ой, баб Ира! Чет приехал! Баб Ира!
«Какой еще Чет на ночь глядя, за тобой, что ли», – забурчала ведьма, но Ленка, счастливая уже тем, что кончились кошмары второй ночи, крикнула:
– Да толкай дверь и входи, она внутрь открывается!
Дверь открылась, и на пороге показался Сашка Чет, рот до ушей, нормальный, без седины и морщин.
– Тут черт ногу сломит: лужи, собаки, ни одного фонаря… Ой, а что тут такое… ноги запутаны, шагу не ступить…
Старуха хмуро покосилась на него:
– Заклятие для непрошеных гостей. Постой смирно чуток, сейчас распутаю…
Ирина Федоровна взяла пучок черносмородиновых веток в обе руки, направила их в сторону двери и нараспев стала выкрикивать непонятные слова… Она пела и притоптывала, словно бы плясала, но не было веселья в лице ее и голосе…
– Э-э-эээ! Так не распутывают. Ты что, ведьма старая, с глузду съехала! Остановись!!!
Чет побелел, оскалился, попытался сделать шаг, но у него ничего не вышло. Ленка в недоумении смотрела на них, и вдруг словно бы открылось в ней еще одно зрение, внутреннее: словно бы фиолетовый вихрь ударил от бабы Иры в Чета, снося его, выталкивая обратно в двери, однако Чет уперся и не поддавался вихрю. Но черты лица его странным образом деформировались: вот он уже и не Сашка Чет, а чужой, совсем уже незнакомый чел… нет, не человек! В дверях рычал и бесновался зверь на задних лапах, словно бы в цирке обряженный в штаны и рубашку – то ли огромный волк, то ли чудовищная крыса. Баба Ира продолжала петь и водить пучком веток, пот тонкой струйкой тек с костлявого подбородка, глаза выпучились так, что казалось – вот-вот выпадут, но руки не дрожали и наговор ее был громок, хрипл и грозен.
Ленка смотрела и видела, да она ощущала, она начинала понимать увиденное: с обеих сторон бились друг в друга две силы и очень большие: половицы под лжечетом и ведьмой покрылись инеем, пространство между – преобразовалось в прозрачную линзу, которая содрогалась, словно гигантское желе, шла волнами, склоняясь то в одну, то в другую сторону. Вот линза протекла было в сторону бабки, кот Васька прыгнул к ней на спину, на плечо, прижался к бабкиному плечу и линза остановилась. И опять поползла…
Зачем она так сделала – Ленка саму себя и не поняла, но она ухватила новое зеркало, подвинула его так, чтобы Шише было бы рядом стоять в зазеркалье. И Шиша запищала что-то одобрительное, и линза двинулась в сторону непрошеного гостя. Тому тоже, видать, приходилось несладко: сила, что его подпирала, отступала и, похоже, существенно рвала пришельца: лопнула морда возле пасти, черная жидкость сгустками поперла на грудь, ниже на штаны и на заиндевевший пол, который сразу же задымился, или то был пар – рассматривать было некогда. Зеркало очень быстро заледенило руки, грудь, так что Ленка и шевельнуться не могла; видимо, оно требовало слишком много энергии… Но в Ленкино сознание проник новый страх, и она заплакала бы, если бы хоть что-нибудь могла, кроме как держать в онемевших руках проклятое зеркало, дышать и смотреть. И она смотрела…
На комоде стояла фарфоровая статуэтка: румяный купидон с полунатянутым луком в пухленьких ручках. Купидон ожил: медленно, украдкой он развернулся в сторону ведьмы Ирины Федоровны и стал целиться ей в спину. Ленка хотела крикнуть, но замерз крик, только тихий клекот шел изо рта, и руки свело, и шею не повернуть… Личико у купидона сохранило прежние черты, но странным образом выглядело теперь еще отвратительнее и более зловеще, чем у рычащего монстра на пороге. Купидон спустил тетиву, и Ленка услышала тишайший звук выстрела: т’к…
Дрогнула линза, заходила крупными волнами и размазалась в пространстве. Ведьма бухнулась коленями в половицы, выдавила из себя короткий стон и завалилась ничком. Чудовище у порога заревело, прыгнуло на середину комнаты. Верный кот с яростным мяуканьем вцепился ему в ногу. Ленка, откуда только силы взялись и храбрость, двумя руками подняла за бока зеркало и обрушила на врага. Эффект получился неожиданным, не по Ленкиным силенкам: чудовище кубарем отлетело почти на прежнюю позицию, на метр левее двери и стукнулось о стенку. Зеркало разлетелось в прах, не оставив после себя ни одного осколка.
Кот, видимо, не захотел лететь вместе с врагом, он уже сидел на спине у хозяйки и шоркал лапой, словно пытаясь выковырнуть предательскую стрелу. Тот, кто обманом назвался Четом, все же очухался от тяжелейшего удара и вновь был на ногах, но мешкал, видимо опять попал на спутывающее заклинание.
– Не уйдешь, сквернавочка, сейчас, сейчас… – Голос его был теперь гнусав, сер и высок. Ленка
