Актриса заходила по террасе беспокойными кругами.
— Она оказалась очень нежной, совсем не такой, как парни, которых я знала. Конечно, сама она доставила удовольствие очень многим мужчинам, часто испытывала желания, которые так и оставались неудовлетворенными, и, естественно, знала, как обходиться со мной. Я позволила ей раздеть себя, целовать в соски — делать все, что она захочет. В то время я вся принадлежала ей, и она была нежна со мной. — Линдси смолкла, обернулась к Терри — в глазах боль. — Она хотела, чтобы именно так кто-нибудь был нежен с ней. Потом она сказала мне, что ни разу до этого не была с женщиной. И что это как будто изобретаешь свой собственный язык, вместо того чтобы говорить на чужом. И теперь мы будем изобретать его вместе. Какое-то время я просто лежала, положив голову в ее лоно, слушала ее. После этого повернуть голову было совсем уже не сложно. Так продолжалось неделю.
Рассказчица снова смотрела вдаль, следя за одинокой чайкой, спикировавшей на песчаную полосу у самой воды.
— Мы вместе ходили на студию, вернувшись домой, готовили обед и ничего не пили, кроме молока. Каждый вечер купались, голые. Потом она вытирала меня полотенцем и помогала репетировать роли. Возилась со мной, как с ребенком. Нужно ей было совсем немного. Заботиться обо мне так, как ей хотелось бы, чтобы кто-то заботился о ней. И чтобы на ее любовь отвечали любовью. — Линдси помедлила. — В ту единственную неделю было все, как ей хотелось.
Терри молчала. Как много в человеческих судьбах, думала она, тайн — таких интимных, что постороннему не расскажешь, и таких мучительных, что не забудешь никогда. Наконец она спросила:
— Ренсом знал об этом?
Актриса следила за чайкой.
— Частично. Не все.
Терри, подумав, продолжала:
— Что он хотел от вас?
Взгляд сделался холодным:
— Встречу наедине. В номере отеля.
— Как вам кажется, что это означало?
— Посягательство на мою честь. На ту нежность, которую проявляла ко мне Лаура, рассчитывать не приходилось. Если у меня и были какие-либо сомнения на этот счет, после Марии Карелли они исчезли.
— Вы собирались пойти?
— Я собиралась все выслушать и потом как-нибудь договориться с ним. — Голос ее стал решительным. — У меня двое детей, муж, которого я очень люблю и не хочу, чтобы он страдал. Я уверена: они постарались бы понять, но все же… А другие, те, кто видят во мне символ женского движения, мои друзья, мои враги? Вы представляете, какой будет фурор, если окажется, что президент женской организации в свое время была бисексуальной?
Терри кивнула:
— Да, представляю.
Линдси на мгновение задумалась.
— Двадцать лет назад я поняла, что в любое время, в любую эпоху человек бывает разным. Но есть множество людей, которым это понять трудней, чем формулу «равная плата за равный труд», и я не хочу лишний раз давать повод всяким вахлакам поиздеваться над подобными отношениями. К тому же это означало бы для меня конец общественной деятельности.
Терри почувствовала нечто невысказанное за словами собеседницы.
— Что еще, — мягко спросила она, — знал Ренсом?
Во взгляде Линдси появилось изумление:
— О чем вы?
— Но ведь вы же хотели, чтобы Ренсом рассказал вам нечто, чего вы не знали. — Терри прямо и открыто смотрела на нее. — Точно так же вы надеялись, что я смогу вам это рассказать.
Лицо актрисы менялось на глазах — удивление сменилось покорностью судьбе, потом невыразимая мука отразилась на нем. Но в то же время во взгляде, устремленном на Терри, впервые мелькнула искорка интереса.
— У вас поразительная способность, — заметила она, — молчать, даже замереть, когда слушаете кого-нибудь. И человек не сразу понимает, что вы узнали гораздо больше, чем он хотел рассказать вам.
Терри была удивлена — похоже, мисс Колдуэлл говорила правду, хотя даже она сама не знала за собой такой способности.
— Но это никому не приносит вреда, — возразила она.
Линдси молча рассматривала ее. Наконец сказала:
— Давайте прогуляемся! Мне хочется на волю.
Терри сбросила туфли на высоких каблуках. По деревянной лестнице они спустились на берег и зашагали по песку. Актриса походила на отпускницу, а ее спутница — на секретаршу респектабельной фирмы. Мы, наверное, выглядели бы забавной парочкой, подумала Терри, если бы не выражение лица Линдси.
— Именно на той неделе, — начала та, — Лаура рассказала мне о Джеймсе Кольте.
Терри с удивлением посмотрела на нее.
— А сколько времени прошло после этого до ее самоубийства?
Линдси, наклонившись, закатала джинсы. Спокойно ответила:
— Дней десять или около того.
По ее тону Терри поняла, что вопросы больше задавать не следует. Они молча пошли дальше.
Спустя некоторое время актриса заговорила снова:
— До меня, разумеется, и раньше доходили слухи. О том, что она и Кольт тайно встречаются, и даже о том, что она мечтает стать «первой леди» — конечно, это было невозможно. И все же странно было услышать от нее о том, как она занимается любовью с «будущим лидером свободного мира». Так она шутливо называла его — белокурого красавца, который с экранов телевизоров говорил о мужестве и самопожертвовании, о социальной справедливости. — Колдуэлл посмотрела на Терри. — После того, что я узнала, у меня стало скверно на душе. Джеймс Кольт был для меня героем, и я от всей души желала, чтобы он оказался немного лучше хотя бы тех последних шестерых парней, с которыми я переспала. Чтобы он оказался слишком хорошим и не воспользовался слабостью Лауры, как очередной нечистоплотный продюсер, который окучивал ее где-нибудь на кушетке, а потом как ни в чем не бывало возвращался домой к жене и сыну. Теперь я поняла, что худшим во всем этом было то, как сама Лаура относилась к нему.
Он был таинственной силой, которую она не понимала. Лаура хотела веровать в него, но в то же время в глубине души таила на него обиду — она называла его «всемогущим богом» так же часто, как и по имени. Одно было ясно: Лаура принадлежала ему всецело. Даже ее шуточки на его счет были рабскими остротами. — Рассказчица замолчала, ссутулилась. — Все это наводило меня на размышления о собственной судьбе.
Терри посмотрела на нее:
— Значит, Лаура вас кое-чему научила?
— Вы даже представить себе не можете, как много мне дали ее уроки. — Она застыла неподвижно, глядя вдаль. — Я была там в тот вечер, когда Джеймс Кольт договаривался с ней о встрече в Палм- Спрингс.
Терри молчала, пораженная.
Повернувшись к воде, Линдси стояла там, где, достигая своей наивысшей точки, волны исчезали в песке. Ветер ерошил ее темно-желтые волосы, отливавшие на солнце золотом.
— Мы были в ее доме, — тем же ровным тоном рассказывала актриса, — в розовой спальне с огромным зеркалом на потолке, его сделали по заказу одного из ее мужей. Я лежала, положив голову на плечо Лауры, видела в зеркале, как она гладит мои волосы.
На какое-то мгновение в голосе зазвучали мечтательные нотки.
— Я не испытывала ни радости, ни печали. Только умиротворение и одновременно какое-то чувство
