— Все так, но я не забыл ее.
Они замолчали. Из залы доносился громкий голос Мегабакха. Он увлеченно вещал что-то о тактике кавалерии. Кассий усмехнулся, ни о чем больше Мегабакх последнее время не говорил, с головой уйдя в свое предприятие. Интересно, слушает его кто-нибудь? Впрочем, это лучше, чем постоянное нытье Цензорина о несправедливости Фатума. Оратор все больше погружался в себя, вынашивая странную идею вернуться в Синнаку и попытаться снова войти в ущелье. Он утверждал, что возможно так им удастся вернуться назад во времени. Кассий не видел смысла в такой попытке, даже без учета возможности ее осуществления.
— А как же Алипия? — спросил он. — Она весьма недурна и, как я понимаю, хорошо образована. Ты говорил с ней?
— Говорил. Красива? Да. Но что мне в том? Она лишь следует воле отца, как и я. Не думаю, что мы полюбим друг друга. Наш разговор был кратким, но я понял это. Она была очень холодна, сказала, что устала быть игрушкой и средством добиваться политических целей. Брак с Рицимером сломал ее. Да и то сказать! Делить ложе с постылым стариком, быть заложницей его отношений с отцом, мотаться туда сюда между ними… Тут кто угодно сломается. А ведь она еще молода и все еще мечтает о любви.
Кассий пожал плечами.
— Что любовь? Таков удел девушек из благородных семей. Ваш брак скрепит союз Красса с Антемием. Он нужен всем нам.
— Да я понимаю…
— И потом, уверен, — вы друг друга полюбите. Ты уже сейчас понимаешь ее, а не это ли главное в любви?
— Что ты знаешь о любви, Кассий?
— Вот тут ты прав! А потому послушай-ка лучше, какую штуку задумали мы с Никомахом. На завтрашнем заседании Сената… В общем, мы решили расшевелить это болото. Есть одна глупость, среди всех здешних глупостей, которую следует исправить немедля. Эта христианская секта задурила всем головы, но у Никомаха хранится кое-что, что как они полагали уничтожено навсегда. И завтра мы вернем это в Сенат. На законное место.
— О чем ты толкуешь? Что «это»?
— Это — Алтарь Победы…
В Курии было шумно. Заседание Сената должно было вот вот начаться, сенаторы рассаживались на скамьи, амфитеатром возвышавшиеся вдоль западной и восточной стены. Шарканье ног, приглушенные разговоры и шелест одежд сотен людей сливались в назойливый гул, висевший под расписанным фресками потолком. Опоздавшие спешили пройти по центральному проходу, пробираясь к своим местам. В глубине Курии на возвышении стояло украшенное изящной резьбой кресло принцепса Сената. Рядом, по приказу Антемия, желавшего оказать честь отцу своего зятя, поставили еще одно кресло.
Красс, облачившийся в тогу с пурпурной каймой, грузно опустился в него и исподлобья оглядел ряды сенаторов. Его несколько удивляло, что они предпочитают тогам накидки, богато расшитые золотыми и серебряными нитями, но, в конце концов, не могла же одежда совсем не измениться за пять прошедших веков! Сам он не собирался отказываться от традиционной тоги и не испытывал ни малейшего неудобства от того, что выделяется среди этой толпы. Сегодня Сенату предстояло пополниться новыми членами. Император легко согласился на это, признавая, что «старые римляне» вне всяких сомнений должны быть представлены в Сенате.
Антемий заговорил, и Красс склонился к нему, чтобы лучше слышать.
— Я думаю, будет правильно предоставить консульство следующего года твоему сыну, — говорил император. — Это возвысит его в глазах Сената и народа, а также упрочит наше положение в Константинополе.
— Публий еще не достиг должного возраста… Хотя закон этот уже нарушался.
— Возраста? А, понимаю. Но теперь с этим нет никаких трудностей. Однако, нам следует заручиться согласием Льва Фракийца. Таков порядок и нарушать его мы не можем.
— Разве консулов избирают не комиции Рима?
— Конечно, нет. Уже давно должность консула зависит от воли императора. Но нужно чтобы Константинополь одобрил наш выбор. У меня есть сторонники при дворе…
Слушая Антемия, Красс обратил внимание, что сенаторы уже собрались, но несколько мест у восточной стены пустовало. И куда-то запропастился Кассий. Квестора нигде не было видно, и его отсутствие показалось Марку Лицинию странным. Красс нахмурился, вспомнив как Публий пытался рассказать ему о каком-то замысле Кассия и его теперешнего друга Никомаха. Эти двое, кажется, собирались что-то сегодня принести в Сенат. Красс пожалел, что, озабоченный приготовлениями к походу, отмахнулся от рассказа, посчитав его не заслуживающим внимания.
«Что-то эти двое подозрительно быстро спелись», — подумал он. Припомнилось письмо, отправленное Кассием в лагерь при Нарни. Квестор и Никомах советовали ему убить Вилимера — нашлись советники! «Кассий хороший тактик, но не стратег. И не политик. Как бы не натворил он дел. Где он болтается?»
Словно в ответ на его мысли, у входа в Курию внезапно загремели трубы. Сенаторы разом умолкли, обернувшись туда. Высокие дубовые двери распахнулись, и, посреди воцарившегося молчания, в Курию вошла целая процессия. Впереди выступал Кассий. Брови Красса взметнулись от изумления — квестор был в лорике и алом плаще, на поясе висел меч. Рядом с ним шел Никомах, лицо сенатора сияло торжеством. Оба смотрели только вперед, туда, где сидели рядом Антемий и Красс. За ними шли четверо легионеров, неся на руках золотую статую богини Виктории. Раскинув крылья, богиня словно летела над ними, ее рука протягивала вперед лавровый венок победителя. За легионерами следовали десятка два сенаторов, все они заметно волновались, оглядывая замерших на скамьях коллег. В гробовой тишине Кассий и Никомах проследовали в центр Курии и здесь остановились. Красс быстро оглянулся на Антемия. Император, пристально глядя на статую, медленно поднимался с кресла.
— Никомах… — начал он, но тут же умолк, видно не находя слов.
Сенатор тут же воспользовался этим и поднял руку, показывая, что хочет говорить. Его жест словно бы стал сигналом. Многие сенаторы вскочили на ноги. Поднялся невообразимый гомон, кто-то свистел, кто-то топал ногами, отовсюду неслись рассерженные выкрики. Никомах начал говорить, но трудно было разобрать что-либо в этом шуме, до Красса доносились только отдельные слова. Не понимая, что происходит, проконсул взглянул на Кассия. Было видно, что квестор растерян, он явно ожидал не такого эффекта.
Никомах побагровел, он уже кричал, и голос его гремел под сводами Курии. Пришедшие с ним сенаторы столпились вокруг, будто собираясь защищать статую.
— Пришло время вернуть Сенату его главный символ! Алтарь Победы стоял здесь во времена могущества Рима, он видел великие победы, он приносил нам величие и славу! Рим восстает из бездны поражений и унижений, куда ввергли нас неразумные императоры, приказавшие вынести из Курии саму Победу! И после этого нас постигли несчастья и беды. После этого слава Рима обратилась в прах. Теперь, когда боги явили нам свою силу, я говорю — настало время! Вернем же обратно алтарь наших предков, и Рим обретет новые силы! Победа вновь осенит орлы легионов, и грозное имя римлян заставит содрогнуться весь мир!
Красс тяжело поднялся и встал рядом с Антемием.
— Что здесь происходит? О чем говорит Никомах?
Император быстро посмотрел на него.
— Он действует не с твоего ведома?
— Нет, клянусь богами!
— А как же Кассий?
— Я удивлен не меньше тебя. И хочу знать, что они тут устроили!
— Это Алтарь Победы. Он стоял в Курии со времен Октавиана, но уже давно его убрали отсюда. Да, восемьдесят лет назад… С тех пор он стал символом для сторонников старой веры. Как я понимаю, Никомах решил, что времена изменились, и Алтарь можно будет вернуть. Но, как видишь, он ошибался. Сенаторы не
