выказывали ум, наблюдательность и сметливость.
После побега из лагеря он не сидел без дела: писал обращения к военнопленным с призывом к саботажу, помогал распространять газету. Человек он был проверенный, надежный, и Ревякин без колебаний поручил ему вести к партизанам первую партию подпольщиков.
Осокин шел с донесением. Все, что было намечено, он выполнил: на квартиру Макарова были перенесены мешки с продовольствием и одеждой, ручной пулемет, взятый у Кости Белоконя и Коли Михеева, — словом, все необходимое для похода. Не хватало только на всех оружия. Как быть? Без оружия в горы не пробиться. Правда, у Саши, кажется, есть какой-то план добычи оружия…
Переходя вокзальную площадь, Осокин держался настороже, опасаясь встреч с жандармами и полицаями. И тут он заметил Михайлова, который, видимо, с хозяйкой конспиративной квартиры, поднимался по лестнице в гору на слободку. Они оживленно беседовали.
Сообщив о подготовке к походу, Осокин рассказал Ревякину и о встрече с Михайловым.
— Черт те что! — вскипел Иван. — Расхаживает по городу, как с молодой женой. Это может плохо кончиться.
— В лес его! В лес! И как можно скорей, — поддержал его Жора. — И сам завалится, и других подведет.
— Согласен. Сейчас для нас главное — осторожность, — сказал Ревякин. — Надо суметь выстоять.
Утром, как и условились, Ревякин зашел за Осокиным, и они отправились на гору. По дороге Александр обдумывал, как тактичней и убедительней вести предстоящий разговор с Михайловым. Какими доводами сломить его сопротивление.
Одну за другой они обошли три конспиративные квартиры. Михайлова нигде не было.
— Пойдем к железнодорожнику. Наверняка он там, — сказал Осокин.
Подойдя к дому, где сейчас жил Михайлов, Осокин постучал в дверь.
— Кто там? — послышался за дверью грудной женский голос.
— Свои. Осокин.
Дверь открыла молодая женщина в тесном цветастом халате. Полное лицо хозяйки выражало благодушие и довольство.
— Николай у вас? — спросил Ревякин.
— Идемте, у нас ход через кухню.
Хозяйка закрыла на задвижку наружную дверь и пошла впереди.
— У вас кто-нибудь есть? — спросил ее Осокин.
— Никого. Мы одни.
— А муж?
— На работе. — Хозяйка распахнула перед ними дверь. Кухня дохнула на пришедших букетом дразнящих запахов.
На раскаленной плите в большой сковородке скварчало сало с картошкой, на кухонном столе стояло блюдо с горкой белых пышек, наполовину прикрытых полотенцем. Хозяйка кивнула на боковую дверь:
— Он там.
По всему видно было, что голод, косивший людей в оккупированном городе, благополучно миновал этот дом. Александр, который не ел со вчерашнего дня, отвернулся и прошел через кухню в небольшой коридор, а из него в комнату.
Михайлов заканчивал бритье. Он, видимо, недавно встал; на нем была безрукавка, заправленная в черные брюки навыпуск, и тапочки на босу ногу. Бороду он снял и теперь тщательно доскабливал подбородок. Скосив на вошедших глаза, он сказал:
— Одну минуту, я сейчас…
Когда Михайлов закончил бритье, Ревякин спросил:
— Ну как, Николай, что ты надумал?
— Тут дожидаться прихода наших войск. Работы в подполье хватит. А о провале можешь не беспокоиться. Никаким немецким ищейкам меня не сыскать. У меня, сам знаешь, пять конспиративных квартир. Хозяева надежные. Твое же мнение для меня не закон. Мы с тобой, как говорится, на равных…
— Это не мое мнение, а всех товарищей, — Ревякин подавил волнение. — Ты, Николай, бравируешь и рискуешь. Ты один из основателей подполья. Тебя тут все знают, за тобой охотятся, а ты лезешь на глаза людям. Не думай, что только Пиванов, Осокин и Петька с ребятами видели тебя на прогулках. Тебя видели многие встречные. Ты ведешь себя так, будто один и ни с кем не связан.
— А я сегодня перейду на другую квартиру и — концы в воду.
— Это уже ничего не изменит. Не исключено, что и тебя и того, с кем ты шел, шпики уже выследили! Возникла угроза провала и твоего, и конспиративных квартир, и всех товарищей, которые к тебе ходят. Тебе надо уходить в лес, пока не поздно.
— Мало ли что вы там за меня решили. А я ваше мнение считаю ошибочным. Понял? И выполнять не буду!
— Напрасно. Ты же знаешь об арестах Кочегаровых и Маши? Партия не простит нам легкомыслия…
— Хватит меня поучать! — прервал Михайлов. — Я побольше тебя в партии и не нуждаюсь в советах. Я сам за себя отвечаю.
— Почему ты упорствуешь? — вступил в разговор Осокин. Николай угрюмо молчал.
Ревякин, сдерживая раздражение, взглянул в коридор, где хозяйка не спеша копалась в корзине с картошкой, прислушиваясь к разговору.
Спокойного разговора не получалось. Ревякину и Осокину стало ясно, что Михайлов шел на разрыв, и они покинули квартиру.
У спуска с горы они остановились.
Туман еще не рассеялся. Ветерок с Южной бухты обдавал сыростью, пробирался за воротник, трепал волосы. Сняв кепку, Ревякин тряхнул головой. Казалось, он хотел не только отбросить назад волосы, но и отогнать беспокойные, жалящие мысли.
Осокин выжидательно смотрел на него.
— Насчет оружия — заходи завтра. За эти сутки все прояснится. А пока прощай, — сказал Александр.
С минуту еще Осокин смотрел ему вслед — Ревякин шел быстрым широким шагом. Казалось, в движении он ищет разрядки, хочет развеять волнение.
II
Дома Александр немного поостыл. Но когда стал рассказывать Ивану, Кузьме и Лиде о встрече с Михайловым, не в силах был сдержать прорвавшиеся возмущение и гнев.
— Слушай, Иван: беги сейчас к Галине Прокопенко, пусть немедленно предупредит Висикирскую, Николаенко и всех, кто бывает у Михайлова, чтобы к нему не заходили. Заодно и листовки ей отнеси, — попросил Ревякин.
Вскоре Александр ушел в школу на Корабельную. После уроков он встретился на явочной квартире с Михаилом Фетисовым, через которого поддерживал связь с Владимиром Мариченко, служившим в полиции на Северной стороне. Но от последнего никаких сведений не поступало.
Под вечер, вернувшись домой и наскоро поев, Александр сел писать. В своем разведдонесении и письмах в обком партии он сообщал о существовании подполья, о необходимости создания боевой дружины, которая во время битвы за город могла бы ударить по немцам с тыла, просил прислать автоматы, винтовки, мины, взрывчатку, фотоаппарат, рацию и план города.
Было близко к полуночи, когда все написанное он спрятал в подземелье и, чтобы не разбудить Лиду, лег на кухне за ширмой. Но сон не приходил. Промаявшись с час, Ревякин поднялся и вышел на веранду
