ясный, и баба у тебя сочная да румяная.
А барин и отвечает:
– А оттого, что я цельный день в поле пашу и нраву тверёзого. А ты цельный день на печи валяешься и водку пьянствуешь.
– А я, – говорит первый мужик, – так, как ты, не умею.
– А ты приходи ко мне в поле помогать, – говорит барин, – я тебя научу и отблагодарю.
Стал мужик барину помогать. И впрямь дело пошло. Работает цельный день, деньжишки появились, крышу залатал, лапти новые справил, баба, словно вишня, зацвела.
Вот однажды дождался мужик, пока барин спать лёг, вошёл к нему в избу, самого барина топором зарубил, а бабу его сочную да румяную раком поставил.
Так мужик барина и обманул.
ГЛАВА 16
Большевики всегда любили учить жить. Крестьян – что и как сеять. Врачей – чем и кого лечить. Беременных – кого и когда рожать. Англичан – говорить по-английски. Альпинистов – штурмовать вершины. Утопающих – тонуть. Солнце – светить. Кто не был согласен, тех расстреливали, а потом объявляли политическими уродами и троцкистами. Кто выражал сомнения, тех объявляли политическими уродами и троцкистами, а потом расстреливали. Так что каждый мог сам выбрать свою судьбу. Это и называлось диктатурой пролетариата.
Время от времени ЦК проводил чистку своих органов. Вызывали партийца и спрашивали: 'Готов бить контру?' Если тот отвечал: 'Да хоть сейчас!', того оставляли в партии. А того, кто начинал мямлить, мол, готов, конечно, но прежде разобраться надо, кто контра, а кто не контра, того вычищали к чертям собачьим.
Таким образом, монолитность партийных рядов крепла день ото дня.
С национальным вопросом было сложнее. Каждый народ имел свои привычки. Украинцы любили галушки, татары – беляши, узбеки – шурпу, грузины – лобио, русские – картошку. На всех не угодишь.
Тогда большевики решили все народы объединить в Союз Советских Социалистических Республик на основе полного равенства. Вякнет, к примеру, какой-нибудь татарин: 'А почему беляшей нет, кильманда такая?' А большевики говорят: 'У тебя беляшей нет, а у русского картошки нет, у украинца борща нет!.. Чем ты лучше, твою мать? У нас все равны!' Татарин и заткнется.
Так была достигнута нерушимая дружба народов СССР. Из этой дружбы немножко выпадали евреи. Они всё любили. Нет мацы – давай картошку. Нет картошки – лобио съедим. Нет лобио – шурпу похлебаем, чтоб ты мне был здоров… Их за это другие народы не очень жаловали. И на вопрос, что такое дружба народов, люди обычно отвечали так: 'Дружба народов – это когда русский брат берёт за руку украинского брата, украинский брат берёт за руку узбекского брата, узбекский брат берёт за руку белорусского брата, белорусский брат берёт за руку татарского брата, и все вместе идут бить еврейского брата'.
И всё было бы хорошо, но осенью 1922 года ни с того, ни с сего Ленин заболел. От пищи отказывается, Крупскую в упор не видит, говорит неразборчиво – не то 'люблю', не то 'расстреляю'. Сталина матюгами кроет… И никакие лекарства его не берут. В общем, странная у него болезнь случилась… Один истопник, что дачу Ленина топил, говорил, что Ильич заболел 'лесной болезнью', что, будто бы, время от времени он открывал глаза и бормотал: 'Ох, и наломал же я дров…' И плакал.
Кое-кто намекал и на совсем неприличное заболевание, вроде того, которым, по некоторым источникам, Бетховен страдал. И в качестве доказательства приводили любовь вождя к произведениям данного композитора. Но это чисто меньшевистский диагноз, хотя известно, что Ленин не только ходоков принимал, но и сам хорошим ходоком был.
Сталин болезнью Ленина очень опечалился и, говорят, даже посылал Вождю гостинцы – немножко отравленные конфеты, чтобы ускорить конец Ленина и тем облегчить его страдания. Но это из области досужих вымыслов. Вернее всего, Сталин просто хотел как можно скорее стать Генсеком и отцом народов. И в этом его можно было понять.
1. Если вам вдруг начала нравиться музыка Бетховена, немедленно обратитесь к врачу- венерологу.
2. Отнимите у знакомого эстонца его дом, а самого эстонца сошлите в Сибирь. Если эстонец на вас не обидится, значит, вы связаны нерушимой братской дружбой.
3. Назовите соседа по даче жидовской мордой. Если он подаст на вас в суд, значит, он и есть жидовская морда.
ГЛАВА 17
Несмотря на то что, по утверждению Сталина, жить стало лучше, жить стало веселее, Ленину было всё хуже и всё грустнее. Детишек поласкаться к нему уже не подпускали – боялись и за них, и за Ильича. На съезды перестали звать – мало ли чего он в бессознательном состоянии наболтает. И неспроста. Поговаривали о каком-то завещании, где он Сталина и грубым обзывал, и малограмотным, и рябым… Но Сталин вовремя позаботился, чтобы эти глупости, сказанные Ильичом в бреду, до народа не дошли, потому что народ Ленину верил и действительно мог подумать, что Сталин – грубый, малограмотный и рябой. А это было бы на руку троцкистским предателям и могло поколебать единство партии. Больше того, Сталин даже клятву на смерть Ленина сочинил, и всё только ждал, когда же тот умрёт, чтобы эту клятву произнести.
И вот, наконец, в январе 1924 года Ленин помер, царствие ему небесное, и Сталин стал Генеральным секретарём. Тут он свою клятву и зачитал, мол, клянёмся тебе, великий Вождь и Учитель, всё, что ты недоделал, доделать. Индустриализацию и коллективизацию проведём, Днепрогэс построим, метрополитен пророем и именем Кагановича назовём, всех троцкистов перевешаем, армию укрепим, милицию и чекистов заставим беречь и стеречь каждого советского человека. А про самого тебя скажем, что отныне ты будешь жить вечно.
Про эту клятву народ потом сочинил песню:
