столь высоки? Кто бы не потерял выдержку, столкнувшись со столь трусливыми негодяями, прячущимися в своих стеклянных офисах? Вскоре всем стало ясно, что отказ Алана отвечать на вопрос фактически был признанием вины. Он не говорил ни «да», ни «нет» лишь по юридическим причинам. Я сразу потерял к нему всякое уважение. Вот сидит человек старше меня, главный редактор очень солидной газеты, даже целого издательского дома. И ему задали вопрос, вопрос очень важный. И что мы видим? Бегающий взгляд. Растерянность. Это было просто неслыханно, я не верил своим глазам.
Кажется, я произнес длинную речь о чести. А как еще поступать в таких обстоятельствах? Короче говоря, мы сидели и обсуждали разные вопросы около семи часов, а потом пошли вниз и там тоже продолжали вырабатывать план действий. Guardian с самого начала знала, что ей надо — опубликовать сразу весь материал. Der Spiegel между тем пыталась действовать по принципу «и вашим, и нашим». Но правда состояла в том, что мы не были готовы, а на нас давили влиятельные люди, которые неделями занимались крохоборством и теперь решили нанести последний, контрольный удар. Упоенные непомерным и позорным тщеславием, они забыли, кто мы такие и как вообще оказались в их редакции. Теперь они видели в WikiLeaks лишь кучку довольно странных хакеров, да еще один из них вот-вот будет признан сексуальным правонарушителем. Но мы знали, каким материалом и какими технологиями мы владеем, а эти парни играли по самым древним правилам своего бизнеса. Я намекнул, что могу тут же передать весь накопленный материал Associated Press, News Corp и «Аль-Джазире». Я не хотел так поступать, но был готов пойти на это, если они не захотят заключать мир.
Это их отрезвило, и они заговорили уже более разумным тоном, как все-таки организовать публикации. Я продолжал контратаковать, заявив, что буду судиться с ними из-за нарушения договора. WikiLeaks был создан не ради извлечения прибыли, мы зависели от пожертвований, и тот факт, что наши компьютерные системы не были готовы к обработке такого количества документов, означал, что и наши поступления в этом случае будут сокращены. Им следовало понять, что они с нами делают. Мы не были идеологической группировкой, не принадлежали ни к какой партии. WikiLeaks был живым организмом из плоти и крови, много лет работавшим над достижением больших целей. То, чем они сейчас занимались, могло уничтожить нас, и я был готов пойти на многое, чтобы это предотвратить. Поэтому мы продолжили вести переговоры. Сперва они не отступали от своего требования немедленной публикации, но в конце концов согласились, что месячная пауза даст нам достаточно времени на подготовку. В этот момент я настоял, что в число медиапартнеров — знали бы вы, как New York Times ненавидела этот термин, — должны войти El Pais и Le Monde. Теперь я лучше всех знал, каким поганым может оказаться партнерство, и готовился к будущему, в котором все важные уроки были уже преподаны.
Я настаивал, что не следует подавать как новость сам факт утечки такого рода документов, поскольку нашим основным делом было производство историй. Нужно выпускать эти истории по одной, чтобы отвлечь внимание от нас и привлечь его к самому материалу. Сначала самые актуальные темы, но ничего об Израиле и о Кубе, чтобы не провоцировать США сразу, хотя в любом случае от них придется ожидать тех или иных репрессивных мер по отношению ко всему «Кейблгейту». Их внимание — как и внимание всех остальных — должно быть приковано к одной утечке за другой. Я также настаивал в рамках этой насильственной перестройки наших отношений, чтобы New York Times обязалась прекратить свою вздорную кампанию против меня и Брэдли Мэннинга — этого несчастного юноши, которого они представляли как безумного, безнравственного, мрачного маленького гомосексуалиста. Без сомнения, после таких трелей Пентагон оставил их в покое, но по всем меркам это было бесчестное поведение. К счастью, на следующий день Келлер согласился приостановить эти позорные публикации, и какое-то время они держали свое слово.
Позднее через сотрудников Der Spiegel нам стало известно, что с самого начала Guardian собиралась нас крепко поиметь. За нашей спиной они сотрудничали с New York Times и были готовы публиковать материал, даже не дав нам возможности нормально проверить данные и самим подготовиться к будущим нападениям. Вот как на самом деле Guardian относится к принципам журналистской работы и сотрудничества. Открытость? Вы, наверное, шутите. Новое поколение либертарианцев? Их не волнуют свободы. Новые настроения? Народные восстания по всему миру? Разговор с властью на языке правды? Guardian — какое неадекватное название для этой газеты — может публиковать сколько угодно фотографий с площади Тахрир, но газетчики были готовы засунуть сами знаете куда те принципы, которые отстаивали люди, выходившие на площадь, и за которые стояли мы, помогая участникам этих протестов. Попытка журналиста из отдела новостей дать своей газете последнюю фору перед уходом на пенсию оставила редакцию задыхающейся в поисках глотка свободного воздуха. Когда американские правые начали призывать к моему убийству, Guardian не опубликовала ни одной статьи в мою защиту. Вместо этого они заставили своего сотрудника, моего старого знакомца, написать мелочную и грязную статью обо мне.
«Вот это да!» — так мы все изумлялись когда-то, в нашем далеком детстве. Тогда жизнь была куда проще. Тогда твоими единственными врагами были только сахарные муравьи, бегавшие по твоим ногам и кусавшие тебя до смерти. Но тогда на твоей стороне было само солнце. В нашей сегодняшней жизни, когда у тебя возникают проблемы, ты быстро учишься не замечать, как брыкается старая гвардия. У нас оставался месяц, чтобы привести в порядок дипломатические депеши, и это оказался самый опьяняющий месяц моей жизни. Документы должны были показать, что современный мир на самом деле думает о себе самом. Мы жили тогда в английском сельском доме и все ночи напролет работали над нашим материалом, стараясь все успеть сделать к намеченному сроку. Пошел снег. Он выпал равномерно по всему Норфолку. Тогда я не мог знать, что этот дом вскоре станет моей тюрьмой.
Послесловие
14 января 2011 года. Президент Туниса Зин эль-Абидин Бен Али распускает правительство и объявляет чрезвычайное положение, а затем бежит из страны в Саудовскую Аравию. В Ливии его союзник полковник Каддафи выступает с речью, осуждающей тунисское восстание, и заявляет, что протестующих сбили с толку публикации WikiLeaks с подробными описаниями коррупции в правительстве Бен Али и среди членов его семьи.
22 января. В перуанскую газету El Comercio звонят из WikiLeaks и предлагают около четырех тысяч депеш американского посольства в Лиме. Аналогичные договоренности достигаются со средствами массовой информации по всему миру, и «Кейблгейт» становится глобальным проектом.
28 января. Протестующие в Египте устраивают «День гнева», а осажденное правительство Мубарака блокирует мобильную и спутниковую связь и Интернет по всему Египту. Глаза всего мира прикованы к Ближнему Востоку, и WikiLeaks продолжает публиковать дипломатические депеши, посвященные странам этого региона.
15 февраля. В своем выступлении в Университете Джорджа Вашингтона Хиллари Клинтон объявляет, что свобода Интернета — «приоритет внешней политики» правительства Барака Обамы. Она говорит: «Чтобы онлайн-свобода имела смысл, она должна получать продолжение — работу активистов в реальном мире». В тот же день правительство США через суд требует от Twitter раскрыть данные аккаунтов трех сотрудников WikiLeaks.
16 февраля. После ухода Мубарака в отставку 11 февраля WikiLeaks продолжает поддерживать протестующих в Египте и публикует сразу более 450 дипломатических депеш из каирского посольства США.
25 февраля. Бывший президент Джордж Буш-старший отменяет свое выступление на Глобальном саммите лидеров в Денвере, когда узнает, что там намечено выступление Джулиана Ассанжа, «преднамеренно и многократно причинявшего огромный ущерб интересам Соединенных Штатов».
