В квартире послышалась возня и негромкие приказы тюремщика:
– Повернись… Сюда… Руки назад… Все, Стас, забирай.
Ира не сопротивлялась. Видимо, как только их заперли, она все поняла. В конце концов, в Уральске все то же самое.
Я выпрямился, ожидая ее появления. Черт, вдруг взмок, а сердце запрыгало, как сумасшедшее…
Ира вышла из комнаты и направилась ко мне, опустив голову. Грязные волосы с запутавшимися в них елочными иголками падали на лицо. Она была одета в спортивный непромокаемый костюм и аккуратные армейские берцы тридцать шестого размера – мой подарок. На плечи накинута черная куртка. Тюремщик связал ей заведенные за спину руки.
Она уже почти подошла ко мне, когда я попросил Стаса:
– Развяжите ее.
Ира вскинула голову:
– Ты?!
Не знаю, что я ждал от нашей встречи. Но точно не этого. В ее словах было все что угодно – удивление, растерянность, страх, ненависть, надежда… Все, кроме любви. Даже раскаяния не было. Жалости. Хоть чего-то, чтобы мне стало легче…
Ничего. Я и это переживу. Нормально. Все еще наладится. Я справлюсь.
– Привет, – только когда отзвучал последний звук, я понял, что это мои слова.
– Зачем ты здесь?
– За тобой.
– Я не пойду.
– Ира, не дури. Мы возвращаемся в Уральск.
– Нет.
Ира поднимает голову, и мы несколько секунд, а может, минут смотрим друг другу в глаза. Первым не выдерживаю я:
– Ты понимаешь, что тебя тут ждет?
– Конечно. Мы с тобой уже говорили на эту тему. У тебя свой долг. У меня – свой.
– Какой долг? Что ты несешь?
– Ира! – это истошный крик из квартиры. – Кто там? Ира!
– Это Палач, – громко бросает Ира через плечо. – Я тебе рассказывала. Палач из Уральска.
Она кривит в ухмылке губы, а мне в первый раз хочется ударить женщину. И не просто женщину, а – Иру. Мою Иру… Господи, да что же это?!
Прийти в себя помогает мой соперник.
– Ира! Не бросай меня здесь одного! Ира, ты слышишь?! Девочка моя, я тебя люблю! Не бросай меня, вытащи меня отсюда!
Тюремщик странно смотрит на меня и захлопывает дверь. Крики становятся глуше, и я перестаю обращать на них внимание.
– Ты слышал? – Ира опять в упор смотрит на меня, но мне кажется, что мимо. Или сквозь.
– Что слышал? Он останется здесь.
– Без него я не пойду.
– Его не отдают.
– Значит, и я не пойду.
– Ты говоришь глупости. Подумай, прошу тебя. Я пришел за тобой, понимаешь? Я просил освободить и тебя, и его. Отпускают одного. Тебя. Пошли.
– Отпускают одного? – тут же ухватывает она то, что ей кажется самым важным. – То есть им все равно, кого ты заберешь?
– Им – да. Мне – нет.
– Я не пойду без него. Или вдвоем, или забирай его, а я останусь.
– Ира, ты сошла с ума… Послушай, что ты говоришь… Ну кто он тебе? Ты же знаешь его всего два дня!
– Ну и что? – Она издевательски улыбается и добивает меня: – А я с ним спала. Ты слышишь? Мы теперь с ним муж и жена, понял?! А муж и жена должны быть вместе! Ты понял?!
Последние слова она уже кричит мне в лицо. Зачем ей убивать меня?..
– Что ты говоришь? Зачем ты так? – говорю и не слышу себя.
Нет, все-таки сказал. Ира отвечает:
– Зачем? Ты что, совсем дурак? Или ты на самом деле думаешь, что я тебя люблю? Да я ненавижу тебя! Палач! Папочке моему скажи спасибо, который подложил меня под тебя! Да Филину, который его это сделать заставил! Или ты решил, что мы с тобой случайно встретились? Ха-ха-ха! Ты совсем дурак, Сережа? Да ни одна девка у нас под тебя не ляжет, кретин! Хотя нет, вру. Лягут, конечно, все же тебя боятся… И Филин, и отец с матерью, и все остальные… Боятся и думают, что ты сможешь их спасти, если что… Идиоты! Филин-то давно просек и держит тебя как козла отпущения, да чтобы было кому к демону жертв водить. Вот он реально переживает, чтобы ты не свалил куда. Да отца моего припугнул, чтобы он из меня твою личную шлюху сделал. Что, не нравится? Слушай, слушай! Это же от безнадеги все, неужели не понимаешь? Или мне отцом нужно было пожертвовать? А как я потом жить буду? А жила с тобой? Рожу твою видеть уже не могу! Что, думал за жратву меня купил? Да пошел ты, урод! Я в первый раз что-то к другому человеку почувствовала, понял? Да, любовь с первого взгляда, а ты как хотел? На тебя-то только из-за страха смотрят! Сволочь! Вали отсюда, понял?! Видеть тебя не могу! Не пойду я никуда с тобой. Все.
Она проорала мне все это в лицо. Капельки слюны из ее рта иногда долетали до меня и жгли, как яд. Что-то происходило во мне. Что-то ломалось, плавилось, корежилось и гнулось. Что-то очень важное, то, ради чего стоит жить. А может, все наоборот. И сейчас во мне оно, это самое, только рождается?
Тюремщик и Стас упорно не смотрели на меня. И правильно делали. Не знаю, что бы я вытворил, заметь на их рожах хоть тень ухмылки.
Чувство было такое, словно на меня вылили ведро холодной воды. Хотя нет, это слишком слабо. Взяли за шкирку и окунули в ледяные вонючие помои. А душу вынули и бросили в костер. Как будто Ира вырвала из груди мое сердце и сжала его в своей маленькой ручке.
Ира не смотрела на меня. Она отвернулась к стене и тяжело дышала. Решение пришло быстро. Нужно менять все, всю жизнь. Наверное, я просто осёл, что не видел этого раньше. Ну и пусть. Главное, что я это понял.
– Пошли в Уральск, – сказал я. – Как бы ты ко мне ни относилась, нет смысла умирать.
– Что, думаешь время раны лечит? – крикнула она, в ее голосе слышна издевка. – Не надейся!
– Пошли.
– Не пойду, сказала же!
– Силой поведу.
– Пошел ты!
Я сделал два шага, поднявшись по лестнице, быстро присел, пока никто не успел среагировать, и закинул Иру себе на плечо, так что она смотрела теперь на мой зад.
– Скотина! – теперь уже совсем по-бабьи завизжала она. – Отпусти меня, кретин!
Не обращая внимания на ее крики, я развернулся и пошел на улицу. Она еще что-то кричала, пыталась укусить меня за спину… Что-то говорил Дмитрий, забежав передо мной и заглядывая в лицо. Кажется, лаяла Рыжая, когда мы прошли мимо толпы местных, по-прежнему стоящих на площади.
Я ничего не слышал. Звуки соскальзывали мимо и уносились прочь, ничего не знача и не оставляя во мне никаких следов. Наверное, слова Ирины переполнили на время какую-то емкость, так что я не был способен воспринимать ничего, что можно донести звуками. Я смотрел глазами, чувствовал кожей ветер и дождь на лице да приятную тяжесть на плече. Весь мир сжался до картинки перед глазами. Дорога с торчащими, как сточенные шипы, валунами, зажатая жутким черным лесом с нереально-яркой травой под деревьями. Все это укрыто темно-серым небом и прочерчено косыми струями дождя. Картинка как нельзя лучше отражала то, что творилось в этот момент внутри меня. И, как надежда на то, что все произошедшее в конце концов тоже уйдет, сгинет под напором времени, меж камнями то и дело мелькало красное пятно.
