бросили все впопыхах и подались в город, то ли прибило их где-то на работе или по пути домой и они вовсе тут не появлялись. В дом мы, не сговариваясь, заходить не стали.
Я нашел в уже завалившемся набок полусгнившем сарае небольшой топорик и наточил его тут же, во дворе, о большой точильный камень, брошенный возле входа во времянку. Наколол на гнилой колоде, изрубленной вдоль и поперек еще прежним хозяином, мелких щепок и отнес Иванычу. Скоро над крышей кухоньки закурился белый дымок, а чуть позже запахло гречкой.
Пока варилась каша и грелся чайник, мы расчистили угол кухоньки, где хозяева держали зерно в мешках – для кур. Зерно мы вынесли во двор, а земляной пол застелили еловыми лапами и накрыли сверху куском брезента, который Дима принес от соседей, – им был укрыт бежевый «жигуленок», стоящий во дворе. Во время Кары на него упал камень, который не только привел машину в негодность, но и не позволил ветру унести полог, прищемив его за угол.
Есть сели уже в кухоньке – к этому времени совсем стемнело, и Дима зажег свечку, найденную в столе.
Рыжая, которую Иваныч успел накормить раньше, уже улеглась на рогожке у порога, свернувшись калачиком и спрятав черный нос в пушистый хвост.
– Думаю, мы заслужили сегодня, – подмигнул Иваныч и полез в рюкзак.
На столе появилась бутылка водки, а Дима тут же расставил граненые стопки, до этого выставленные донышками вверх на подоконник.
– Мочедворская, – пошутил он. – У нас в городе считается самой лучшей. Серега, а у вас в Уральске гонят?
– Нет. У нас же заводик стоял водочный. Его перед самой Первой Карой армяне из Екатеринбурга выкупили. Водку сами не делали, а из привезенного спирта бренди или коньяк какой-то бодяжили. Так нам повезло, что перед самым камнепадом они две цистерны со спиртом привезли и в подземное хранилище слили. До сих пор пьем, а еще и одной не выпили. У нас и бренди это самое на складах есть, да его никто не пьет – говорят, отрава та еще, не знаю уж, что они туда мешали, но бывшие работники предпочитают чистый натурпродукт употреблять. Ну и мы все следом.
– Повезло вам, – улыбнулся Иваныч. – Если бы у нас такое, то я бы без работы остался.
– Будь у нас такое, – сказал Дима, разливая водку, – у нас все уже поспивались.
– Это так кажется, – возразил я. – Когда чего-то нет – хочется, а когда оно вон, иди и возьми, то и интереса нет. Пить-то с радости хочется, а сейчас какая радость? Только и смотри, чтоб не сожрали…
– Ну, вам-то грех жаловаться, – осторожно сказал Иваныч и взял стопку. – Ну, парни, давайте. Чтоб путешествие наше закончилось там, где нам надо, а не где судьба нам приготовила.
Мы выпили и застучали ложками по железным мискам. Гречка была рассыпчатая и пахла растительным маслом, которым Иваныч ее сдобрил. Выпили по второй, и, когда чувство голода уже немного улеглось, а водка растеклась огнем по венам, Иваныч спросил:
– Так что вы там увидели, парни? Я думал, не отойдете уже. Сами бледные, губы синие и трясетесь, как в лихорадке…
– Да ничего там вроде особенного нет, Иваныч, – ответил я, переглянувшись с Димой. – Логово там его. Гнездо он там себе сделал из утеплителя…
– Утеплителя? – округлил глаза Иваныч и полез за куревом.
– Ну да, негорючий какой-то. Мы таким в деревне чердак утепляли. Вул… Не, не помню.
– Ну, а еще что? – Иваныч протянул мне квадратик бумаги и подвинул жестянку с табаком.
– Голов человеческих проломленных куча… И два демопса с собаками заживо на крюках подвешены. Больше ничего нет. Я, по крайней мере, не увидел.
– Господи, а собаки-то ему зачем?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Просто нравится издеваться, наверное.
– И за что нам это наказание? – спросил Иваныч. Этот вопрос задавал хоть один раз каждый человек, оставшийся в живых.
– За грехи наши, – последовал не менее стандартный ответ. Дима набулькал всем еще по стаканчику и кивнул, приглашая взять их в руки. – Давайте за упокой души невинно убиенных… За тех, кто уже умер. И кому еще предстоит умереть.
Мы выпили, не чокаясь. Я закурил, и мы несколько минут сидели молча, глядя, как дым, свиваясь кольцами, утягивается в дверку печи.
– Да, не заслужили бы, не наказал бы нас Господь, – задумчиво протянул Иваныч. – Нужно принять то, что есть, и жить дальше.
– Все так, да только не очень вяжется кое-что, – сказал Дима. От водки у него на щеках выступили горячечные красные пятна.
– Что не вяжется? – удивился Иваныч.
– Да то, что это искупление, – сказал Дима. Он повернулся ко мне: – Дай дернуть, а?
Я протянул ему сигарету, и он несколько раз неглубоко, с опаской, затянулся.
– А что же это? – серьезно спросил Иваныч.
– А я знаю? – равнодушно ответил Дима. – Ну, сам подумай, как можно за грехи, какие бы они ни были, людей сатане отдавать?
– Допустим… Хотя не до конца понимаю, о чем ты говоришь.
– Да чего непонятного? Человек прощен, если за веру страдает, так?
– Думаю, да, – кивнул Иваныч после паузы.
– Не сомневайся, именно так. Я же в церковную школу ходил как раз перед Первой Карой. Креститься хотел, ага. Так вот. Про мучеников слышал? Все, кто за веру пострадал, святыми становятся.
– Так ты же только что сказал, что нет? – развел руками Иваныч.
– Когда?
– Да только что! Ты же говоришь, что кто от демона умер, это не искупление грехов, а неизвестно что!
– Конечно. А ты сам подумай. Как Господь может отдать человека, пусть даже грешника, сатане?
– Так он же за веру умрет!
Дима отрицательно покачал головой:
– Он от демона умрет, это да. Будет считать, что за веру, с этим тоже не поспоришь. Но вот что. Господь хочет спасти нас от козней дьявольских и сам же отдает ему мучеников? Прямо ему в руки? Это что же, он и души жертв ему отдает, что ли?
Иваныч набил наконец свою трубочку и тоже закурил. Он надолго задумался, а потом произнес с сомнением в голосе:
– Не знаю… Я себя всю жизнь атеистом считал, но после того, как в первый раз в сотне метров от адской гончей оказался, поверил. Не могут эти твари быть не чем иным, кроме как слугами сатаны! Они настолько противны нам, что у меня в голове не укладывается…
Мы помолчали, потом Дима поднял голову и посмотрел на меня:
– Серега, а ты что думаешь?
Я выбросил окурок, который уже обжигал мне пальцы, в печку и сел, уперев локти в колени и уставившись на огонь:
– До сегодняшнего дня я был уверен, что это искупление за грехи.
– Ну? – поторопил меня Иваныч. – Чего замолчал? Что ты там сегодня такого увидел, что не знал раньше?
– Собаки рвали демопса, вот что.
– Ну и что? – разочарованно протянул Иваныч. – Вы же говорите, что им там деваться некуда, специально так подвешены…
– Иваныч, – хмыкнул Дима. – А чего ты тогда идешь эту яму смотреть или что мы там идем искать?
– Хм… Сам не знаю. А чего дома сидеть?
– Так страшно же?
– Страшно… Какая разница, где меня адская гончая прищучит? Все равно рано или поздно нарвусь.
Мы с Димой не знали, что ему ответить. Я даже не уверен, что наше присутствие удержит демопса от
