провожали они приятеля на вокзале. Ну, выпили, то да се. И попалась им цыганка. Ну, под настроение согласились, чтоб она им погадала. И вот всем она что-то такое расплывчато-приятное предсказала, а ему, как кастетом под дых, — мол, вижу самолет, и в самолете произойдет с тобой беда, покалечишься на всю жизнь.
Ну он, конечно, посмеялся, поскольку был пьян, да и что ему оставалось? Заплакать на глазах у дружков? Нет, конечно. Но в душе перепугался до смерти, и с тех пор в самолет ни ногой. Все летают, а он один — то на поезде, то на пароходе, то на машине. Когда как, в общем. А главное, что самолетов избегал любых: от модельных до музейных. Пришел он как-то в гости к друзьям в новую квартиру. Те ему всё показывают, рассказывают. Дошло дело до детской комнаты. А она тем интересна, что там не четыре угла, а вроде как пять. Он и спрашивает, а почему пять углов-то. А они ему говорят, что вот так архитектором задумано было. А главное, добавляют со смехом, что сын их шестилетний называет комнату из-за этого лишнего угла самолетом. Наш герой, как услышал это, чуть не умер от страха. Вылетел оттуда пулей. Причем на пороге споткнулся о порог и разбил большой палец ноги. Так сильно разбил, что ноготь напополам треснул, а сам палец сгибаться перестал. Однако назвать это сильным увечьем он не мог и потому по-прежнему считал, что мрачное пророчество ждет своего часа. А спустя пару месяцев разбилась в автокатастрофе его жена. А еще через полгода сына в армии деды до смерти зачморили. И остался наш герой без семьи, зато с пророчеством насчет самолетов. И так ему тошно стало, так невыносимо ждать еще какой-то беды, когда и так вся жизнь — сплошная беда, что он назло пошел в парк аттракционов, где его приятель служил. Нарезался до поросячьего визга, залез в аттракционный самолет и попросил приятеля прокатить его — будь что будет. Ну и в полете карабин на поясе расстегнулся, потому что наш герой по пьяной лавочке его не до конца защелкнул. И, в общем, наш герой выпал. При падении зацепился ногой за механизм, и ее оторвало на фиг. Вот и все.
Глебов слушал историю с возрастающим интересом, поскольку вначале не верил, что попутчик может рассказать что-то дельное. Главным же потрясением для Егора оказалось полное отсутствие какой-либо морали или хотя бы внятной идеи рассказа об одноногом бухгалтере. Можно было бы сказать, что пророчество все-таки сбылось, но, с другой-то стороны, сбылось как-то странно, ибо герой сам его и спровоцировал. Кроме того, ужас пророчества просто мерк по сравнению с остальными трагедиями в семье героя, так что можно было бы сказать, что он зря его боялся. И вообще все было как-то непонятно.
Сосед по купе ушел обедать в вагон-ресторан, а Глебов все лежал на полке и под перестук колес думал о цыганском пророчестве. Может быть, смысл в том, что все относительно? И что любая беда может в итоге показаться пустяковой. А может, если бы не остальные трагедии, предсказание и не сбылось бы вовсе (ведь герой тогда бы не поперся в парк аттракционов)?
Сосед вскоре вернулся, но ничего больше рассказывать не стал, а прилег и тут же уснул. И только Глебов не спал. Лежал, прислушиваясь к метроному пролетающих внизу железнодорожных стыков, и ему казалось, что он, как и одноногий приятель попутчика, бежит от какого-то мрачного предсказания. Возможно, именно по этой причине лежать без движения становилось Глебову все тяжелее и тяжелее. Казалось, что, пока он лежит, судьба потихоньку настигает его и вскоре обгонит, чтобы снова сделать Егора своей игрушкой. Глубоко ночью Егор собрал вещи и вышел на одной из станций, не доехав до Твери около сотни километров. Что это была за станция, он так и не понял, потому что прочитать надпись на здании вокзала не успел, а внутри вокзала было безлюдно и спросить было не у кого.
Не имея никакой конкретной цели, он решил сначала заскочить в туалет. В туалете горела только одна лампочка, и Глебову пришлось выждать несколько секунд, чтобы привыкнуть к полутьме. Но едва стал привыкать, как тут же поймал краем глаза мелькнувшую за спиной тень. Хотел обернуться, да не успел. Голова как будто треснула от тупого удара, и все покрыла тьма.
Очнулся Глебов в местной больнице. Ничего не помнил и ничего не понимал. Документы, деньги и даже обручальное кольцо были украдены, поэтому милиции оставалось надеяться, что Глебов сам вспомнит, кто он и откуда. Однако прошло несколько дней, а в голове Глебова по-прежнему царила девственная пустота. Из больницы его вскоре выписали, поскольку с точки зрения физического состояния Глебов был здоров, но дальше-то деваться ему было некуда.
В местном отделении милиции, чтобы не делать из человека бомжа, сжалились и выдали ему временную справку с выдуманными именем и фамилией. Нарекли Георгием в честь начальника отделения. А фамилию взяли произвольную от имени Глеба Жеглова, фильм про которого шел в тот день по телевизору, — Глебов. Пару недель мыкался новонареченный Георгий, он же Егор, по маленькому российскому городку, пытаясь куда-нибудь пристроиться, хотя совершенно не помнил, чем занимался до того. Иногда разгружал вагоны, иногда красил стены и заборы, иногда что-то чинил. Так бы все и шло, если бы в отделении милиции, куда он заходил, чтобы отмечаться, не сломался как-то раз газик. Егор предложил свою помощь и, сам того не ожидая, все исправил. Потрясенные его умением, милиционеры порекомендовали Егора в автобазу неподалеку. Там талант Егора оценили и взяли на работу автослесарем. И не пожалели, поскольку к автомеханическому делу он явно имел призвание. Через полгода выбили ему небольшую квартиру. Повысили оклад. А еще через год Глебов женился на местной разведенке по имени Наташа. И у них родилась дочь Анюта, а после сын Ванька.
Нельзя сказать, что Егора так уж мучил факт потери памяти, но время от времени он как будто мрачнел, уходил в себя и отчаянно пытался вспомнить, кто он и откуда.
Однако постепенно и эти приступы прошли и уступили место простым человеческим радостям.
КОРЖИКОВ И КОТ
— Встать, суд идет!
Народ в зале зашевелился, зашуршал одеждой, задвигал стульями.
В наступившей тишине, нарушаемой лишь чьим-то надоедливым кашлем, раздались шаги. В помещение вошел пожилой судья. Он неторопливо прошел за стол, поправил мантию и сел.
— Прошу садиться, — сказала девушка-секретарь.
Народ покорно сел.
Судья устало обвел глазами забитый до отказа зал областного суда. Количество зрителей его нисколько не удивило — развлечений в городе было немного, а бесплатных и вовсе никаких, поэтому народ победнее ходил на судебные заседания. Всё, как в телевизоре, только настоящее. И это субботнее утро явно не стало исключением.
Судья выждал несколько секунд, затем несколько раз стукнул молотком.
— Слушается дело об убийстве гражданина Шувалова. Обвиняемый — гражданин Коржиков. Обвиняется по статьям 105, часть первая; 163, часть первая и 161, часть первая Уголовного кодекса Российской Федерации. Представьтесь, обвиняемый.
Обвиняемый, невысокий брюнет среднего возраста с мелкими подвижными чертами лица, услышав свою фамилию, вздрогнул и замер, словно иностранец, выцепивший из непонятной речи какое-то знакомое слово.
— Обвиняемый, — повторил судья, — назовите свое имя и фамилию, возраст и род занятий.
— Я… это…
— Встаньте, обвиняемый.
Мужчина встал и нервно дернул плечом.
— Коржиков Андрей Валентинович, сорок четыре года, водитель троллейбуса.
— Спасибо, — кивнул судья, — вы можете сесть.
Коржиков снова дернул плечом и сел.
— В роли потерпевшей, — продолжил судья, — выступает гражданка Шувалова, жена погибшего гражданина Шувалова. Потерпевшая, встаньте, назовите свое имя и фамилию, возраст и род занятий.
— Шувалова Анастасия Александровна, сорок лет, домохозяйка.
— Спасибо, вы тоже можете сесть. Слово предоставляется государственному обвинителю.
Прокурор, лысоватый мужчина с большим родимым пятном на щеке, встал, откашлялся и достал
