– А кто такой начарт?
– Вы не забыли, что у нас в крепости есть штатная артиллерия? Два орудия – пока из них двенадцатичасовой залп дают, но вообще-то пушки исправные и при наличии снарядов могут многое. Командир этой батареи Охрименко обещал за нами зайти, у него тоже информация важная. Их всего артиллеристов тут четыре человека, отставники, работают как часы.
– Зомби уже подходили?
– Как ни странно, пока нет. Может быть, холодно им тут…
– Я не услышала, что кроме выступления перед широкой публикой ожидает меня? – спрашивает Валентина.
– По поводу ваших исследований есть мнение, что стоит вас отправить в Кронштадт. Там удалось отстоять больницу и в целом гарнизону худо-бедно получается пресечь эпидемию. Во всяком случае, треть города они контролируют, и возможно, что им удастся справиться лучше нашего. Когда я доложил туда о ваших выводах, комендант настоятельно просил доставить вас к ним. Если вас интересует мое мнение, это разумно.
– Без меня меня женили, – фыркает Валентина.
Снизу бодро притопал такой бравый мужик лет шестидесяти, оглядел всю нашу компанию и представился:
– Командир сигнальных орудий полковник в отставке Охрименко! Если все прибыли, прошу следовать со мной, а то они там уже сейчас передерутся.
За артиллеристом двинули мы с Валентиной да Николаич с Михайловым.
В аккуратненьком здании Гауптвахты, где размещается дирекция Петропавловской крепости, людей больше, чем стульев. Крик стоит великий, и артиллерист ненамного ошибся – вполне подраться могут. Это и понятно, стресс у всех, да еще в придачу начинается запрягание в одну телегу коня, трепетной лани – и уж одним походом, – рака, лебедя и щуки. И должны тянуть все в одну сторону, потому как иначе всех сожрут.
Про противоречия Монетного двора и музейщиков мы уже поняли. Но в крепости имеются еще и другие организации и арендаторы. Есть толпа пришлого народу, с которым еще разбираться и разбираться. Есть мужики в офицерских мундирах и в штатском, но видно, что отставники – явно из Артиллерийского. Сидят три человека в броских сине-оранжевых куртках – эти из МЧС. На спинах у них так и написано крупными буквами. Милиционеров двое – один с «кедром», но подсумка не видно, так что, похоже, все патроны у него в магазине. Косится на нас. Вероятно, у него чешется язык спросить: что это за охотхозяйство тут явилось? В общем, Ноев ковчег представлял собой куда как более дисциплинированную команду.
Самое главное сейчас – это решить, кто будет главным. Без единоначалия кончится все плохо. А тут есть кому письками мериться. К тому же бедламу с зомби всего вторые сутки пошли – мышление на новые жизненные реалии так быстро не перекроишь, да и психологию профессиональную сразу не переделаешь. Для музейщиков что из Артиллерийского, что из заповедника музейные экспонаты – это святое! Корова неприкосновенная! Ну правда, Артиллерийский в этом плане проще – оттуда, помнится, при обороне Ленинграда передали десятки артсистем, кучу средств связи и даже стрелкового оружия для ополченцев (нехолощеное оно было, что ли?). А сотрудники стали инструкторами, они и обучали, как этим пользоваться. Читал, было дело.
А вот заповедник никак не может смириться с занятием музея-тюрьмы под «казарму», как выразился импозантный седовласый мэтр. Видно, что он потрясен до глубины души. Шумная перебранка – увы! – имеет место. Роль матроса Железняка[14] берет на себя один из мужиков в куртке МЧС.
– Уважаемые господа, граждане, товарищи, кому как нравится! Сейчас у нас каждая секунда на вес золота, потому предлагаю дискуссию свернуть. Выживем – подискутируем. Если будем дискутировать сейчас, – не выживем! За это ручаюсь. Прошу тишины!
– Да кто вы такой, чтоб тут распоряжаться! – Это не выдерживает полная женщина. – Я требую, чтобы милиция навела тут порядок! Территория музея-заповедника находится под юрисдикцией дирекции! Поэтому вы обязаны выполнять то, что велит дирекция, а не заниматься тут самоуправством!
– У дирекции странные представления о происходящем, – громко заявляет Михайлов.
Это подливает масла в огонь.
– Это у вас странные представления о том, как вести себя в музее, солдафон неотесанный, – подпрыгивает седовласый мэтр. – Ценнейшие экспонаты экспозиции отданы под общежитие какое-то! Это… это неописуемо! Вы за это ответите!
– Вы у себя распоряжайтесь! Мы же не лезем в ваши дела, сидите клепайте свои колечки-цепочки безвкусные! – Это какая-то деваха за мэтром вякает.
– Это у вас безвкусие, достаточно глянуть, как вы вырядились! – режет правду-матку весьма неброско, но очень стильно и очень, по-моему, дорого одетая дама с весьма грамотным макияжем.
Ну это вообще какой-то театр абсурда!
Неожиданно на меня снисходит святой дух. Я дергаю за рукав Валентину Ивановну:
– Уши прикройте!
Она непонимающе смотрит на меня, но ушки прикрывает.
Придвигаюсь ближе к спорщикам и, набрав воздуха в грудь, ору изо всей силы что-то вроде:
– Йиэх!
Эффект сильный. На меня смотрят все, причем только Николаич с Михайловым ухмыляются, остальные, видимо, предполагают, что я свихнулся.
– Это я хотел вам всем напомнить, что вообще-то в городе катастрофа и мы очень скоро столкнемся с нею вплотную. При этом у нас на все про все полста вооруженных людей, полное отсутствие организации и куча неорганизованных штатских, которых надо кормить да и сортирами обеспечить, иначе завтра тут будет все засрано, а послезавтра у нас тут будет дизентерия… А скоро набежит еще больше публики. При этом никто на воротах не проверяет прибывающих на предмет инфицированности. Значит, вполне может забежать инфицированный и здесь перекинуться. Устраивать разборки в духе коммунальной кухни сейчас просто преступно!
– А вам слова никто не давал! – ехидно замечает седовласый. – Если вы думаете, что ваш вопль дает вам право…
– Для того чтобы вывезти четырех уцелевших детей из мертвого детсада, мне пришлось упокоить трех мертвых детей. Так вот, чтобы спасти этих четырех детей от глупой гибели, я вполне могу упокоить одного пустомельного осла. Либо мы ведем собрание конструктивно, либо вы сейчас выйдете в окно, например. Вас по роже били? Ну когда-нибудь?
Импозантный бледнеет. Похоже, как истинный интеллектуал, он никогда не получал в харю. За него вступается деваха, требующая вмешательства милиционера – того, с «кедром».
Тот мнется, и вместо него слово вставляет сухонький старичок в штатском пиджаке, но с очень серьезным набором орденских планок. Я плохо знаю ленточки, но, по-моему, две из них Красная Звезда и вот та – серенькая – «За отвагу».
– Вынужден согласиться с молодым человеком. Мне надоел этот балаган. Поэтому предлагаю сейчас выслушать представителя МЧС, потом обещанные медицинские выводы и решать, что делать дальше. Предлагаю выбрать председателя собрания – полковника Овчинникова, а вас, барышня, попрошу вести протокол собрания. Когда мы тут обустроимся и нам ничто не будет угрожать, мы с удовольствием послушаем диспут о культуре и духовности между вашим коллективом и монетчиками.
– Что вы себе позволяете? – щетинится полная дама.
– Позволяю себе напомнить вам, мадам, что чем дольше вы ведете пустопорожнюю болтовню, тем ближе к нам подбирается смерть. В том числе и ваша. – Старичок лязгает металлом в голосе, как танк на развороте. Старая школа!
– Против предложенной моей кандидатуры есть возражения? – Сидевший рядом со старичком полковник в форме встает.
– Разумеется, есть! – вспыхивает полная дама.
– Значит, единогласно, как говорил в такой же ситуации Остап Бендер, – невозмутимо отвечает полковник, ставший председателем. – Прошу, товарищ из МЧС, вкратце что можно сказать об эпидемии?
