Еще одна, такая же здоровенная, метрах в пяти. Больше псов не вижу.
– Эй, на мачте! Землю видно? – громко спрашивает Николаич.
– Ау! А? – Сварщик прекращает свой концерт.
– Мадам! Извольте слезть! – это Вовка.
– А, да, конечно. Слава богу, я уж думал, что тут сдохну!
Понятно, теперь полчаса у него будет словесный понос. А потом не удивлюсь, если уснет как вырубится. Стресс-то у него был изрядный. И реакция будет изрядной.
– Где бросили ППШ?
– А? ППШ? Автомат? Где-то тут вот. Сейчас. Сейчас найду, конечно. Мигом!
– Стойте, сами найдем. Откуда бежали.
– Вроде оттуда. По-моему. Мне так кажется… Я практически уверен…
– Не, он оттуда бежал, – заявляет Михин батя, осмотрев ствол дерева. – Видно ж, как карабкался. Отсюда начал – значит, вот так бежал.
Действительно, в указанном им направлении очень быстро получаем результат – метрах в пятнадцати от дерева лежит ППШ. С пустым, к слову сказать, диском.
Николаич смиренно вздыхает. Я смотрю на трясущиеся руки-ноги перепуганного сварщика и тоже смиренно вздыхаю. Надо бы ему дать седативных – так, глядишь, уснет. А нам надо, чтоб он сперва УАЗы усилил.
Возвращаемся тем же порядком, нас никто не преследует.
В обозе за время нашего отсутствия ничего не произошло.
Посмотрев на очумелого сварщика, решаем немного изменить план: сначала доехать до лодочных гаражей, принять семьи, и уже там сварщик, придя немного в себя, сможет нормально наварить сетки.
Выезжать на Санкт-Петербургское шоссе совсем не хочется.
Мы наконец-таки познакомились с Михиным батей, и он оказался Семен Семенычем. Я сначала не понял, почему он немного застеснялся, называя свое имя, и почему ухмыльнулся Николаич. Потом дошло: так звали героя Юрия Никулина в «Бриллиантовой руке».
– Вот, и вам смешно. А у меня и супруга от кинематографа пострадала.
– Это как?
– Ее Ларисой Ивановной зовут.
– И?
– Да «Мимино» этот дурацкий! Ларысу Ивановну хочу! Еще в студентках надоело.
– Ясненько, учтем. Так как поедем?
– По Нижней дороге. Или по совсем нижней, то есть по берегу. Здесь вроде бы никаких целей нет, можем и по бездорожью. Тут, кроме джипов, сейчас никто и не проберется. А мы аккуратненько: шмыг – и на месте.
Знаю я эту дорогу. Она идет по-над берегом залива, и действительно достаточно раздолбанна и безлюдна. На более-менее целых участках еще видно старое покрытие – из дореволюционной щебенки. Ее, должно быть, для гостей проложили. Совсем рядом с нами руины дачи Николая Второго. Тут его сын Алексей как раз родился… На погибель империи… Красивая была дача – с пятиэтажной башней и сделана на совесть. При Хрущеве взорвали… А мы тут пикники раньше устраивали. Четко – каждое 9 мая… И самовар с собой привозили. Красиво тут. И людей немного было.
От этих воспоминаний отвлекает голос Николаича:
– У кого есть что сказать важного?
– У меня.
– Потерпит до того времени, когда сварщик сетки начнет ставить?
– Потерпит.
– Тогда по машинам, – командует Николаич. – Головной УАЗ – первая тройка, ведет хозяин; второй УАЗ – Володя, вторая тройка. Доктор, снимаете как можно больше всю дорогу… И знаете что… Поменяйтесь-ка лучше местами с Дмитрием, я буду вам подсказывать, что следует обязательно снять. Так, теперь трофей… В трофее поедет группа тяжелого оружия и медсестра. Сейчас ведет Сережа. К слову, Сережа, возьми себе на «кедр». Племянничек СВД в салоне поухватистее будет.
– Я тоже умею, – отзывается Надежда. – Умею вести машину.
– С автоматом ездили? С автоматической коробкой передач?
– Откуда? Но если негритянки пожилые управляются, думаю, что и я справлюсь.
– Ладно, тогда сейчас и проверим. Все, поехали. Амфибия, сопровождаете параллельно дороге, метрах в четырехстах.
– Мне куда? – пискает сварщик.
– В «жип широкий». И Надежда Николаевна, сообщите, когда мастер будет готов работать.
– Я уже могу.
– Вытяните руки. Нет, лучше уберемся отсюда, заодно и у вас руки трястись перестанут…
Трогаемся. Заметно, что Семен Семеныч – профи. Ведет так легко, что кажется, будто это сущий пустяк и я так тоже сделаю играючи. Так всегда бывает, когда смотришь на работу мастера – неважно, гимнаста или хирурга…
Попутно водила начинает негромко мурлыкать под нос какую-то песенку:
– Ого! – восклицает Николаич. – Сто лет не слыхал!
– Что? Эту песенку?
– Ага. Я уж думал ее и не помнит никто.
– Ну отчего ж. Мы с Валеркой – это сосед мой – всегда распеваем, как поддадим. Мы ж дальнобойщики. Едешь да поешь всякое: и не уснешь, и ехать веселее. Грузы-то ценные, «грачей» нынче брать опасно. Может, вместе грянем?
– Обязательно. Только бы нам найти место поспокойнее, и чтоб «хивус» смог подойти. Мне как-то с сетками спокойнее. А то любая зомбака, не ровен час, в окно прыгнет.
– Э, спокойных мест тут полно. Сейчас заберемся к водокачке, там и обустроимся.
– Нам бы глянуть, что там в Знаменке.
– Это можно, конечно, только там выезжать я бы не стал. Лучше через Шуваловку.
– Почему?
– Дорогу там перекрыть раз плюнуть. Парочку ублюдков с автоматами в сторожку сунуть – и копец нам. Там не развернешься. А задом под огнем корячиться – удовольствие малое.
– Ладно, обойдемся без Знаменки.
– Можем встать, в бинокль аккуратно глянуть.
– Хорошо. Нам вообще-то сама Знаменка ровнофиолетова. Кронштадтским может быть интересна.
– Здесь как место? Подходит для ремонта? Я, к слову, тоже немного варить умею, так что если что – сетку-то прихватить смогу.
– Годится место. Вполне. Встаем.
Местечко и впрямь вполне подходящее – от берега прикрывают деревья и тростники, от трассы – опять же деревья. В сотне метров какое-то полуразрушенное краснокирпичное здание, но за ветками его видно плохо. Явно нежилое, так что вряд ли там сидит засада. На всякий случай Николаич и Семен Семеныч
